Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада, стр. 163
Так закончилось великое Ингомбоко царя Чаки, когда-либо происходившее в стране зулусов.
Глава IX
Как мы потеряли Умелопогаса
После великого Имгомбоко Чака приказал установить надежный надзор за своей матерью Унандой и женой Балекой, сестрой моей. Ему было доложено, что обе женщины тайком приходили в мой шалаш, нянчили и целовали мальчика — одного из моих детей. Чака вспомнил предзнаменование колдуньи Нобелы, и в сердце его закралось подозрение.
Меня он не допрашивал и не считал способным на заговор. Тем не менее, вот что он предпринял, не знаю, отец мой, нарочно или без умысла.
Чака послал меня с поручением к племени, живущему на берегу реки Амаскази. Я должен был сосчитать скот, принадлежащий царю и порученный попечению этого народа, чтобы дать отчет о приплоде.
Я низко склонился перед царем, сказав, что, как собака, исполню его приказание, и он дал мне стражу. Затем я отправился домой проститься с моими женами и детьми. Одна из жен моих Анаиди, мать Мусы, тяжко занемогла. Странные вещи приходили ей в голову, она бредила ими вслух. Ее, несомненно, околдовал один из врагов моего дома. Однако остаться я не мог, а должен был идти исполнять поручение царя, что и сообщил второй своей жене, Макрофе — матери Нады и, как все думали, Умелопогаса. Но когда я сообщил Макрофе о своем уходе, она залилась горькими слезами и прижалась ко мне.
На мой вопрос, отчего она так плачет, Макрофа ответила, что на душе ее уже лежит тень несчастья, она уверена, что по возвращении не найду в живых ни ее, ни Наду, ни Умелопогаса, любимого мною, как сына. Я старался успокоить жену, но чем больше я уговаривал, тем сильнее она рыдала, повторяя, что она совершенно уверена в том, что предчувствие ее не обманывает.
Тронутый ее слезами, я спросил, как же нам быть. Ее страх невольно передался мне, подобно тому, как тени ползут с долины на гору.
— Возьми меня с собой, дорогой супруг мой, — умоляла она, — дай мне уйти из этой проклятой страны, где само Небо ниспосылает кровавый дождь, и позволь мне жить на моей родной стороне, пока не пройдет время страшного царя Чаки!
— Но как я могу это сделать? — спросил я. — Никто не смеет покинуть царский крааль без разрешения на то самого царя!
— Муж может прогнать свою жену! — возразила Макрофа. — Царь не вмешивается в отношения мужа и жены. Скажи мне, милый муж, что ты больше не любишь меня, что я не приношу детей, и поэтому ты отсылаешь меня на родину. Со временем мы опять соединимся, если только будем живы!
— Хорошо, будь по-твоему. Уходи из крааля сегодня ночью вместе с Надой и Умелопогасом, а завтра утром встретимся на берегу реки и вместе продолжим путь. А там, что будет, да сохранят нас духи отцов наших!
Мы обнялись, и Макрофа тайком вышла из крааля вместе с детьми. На рассвете я собрал людей, назначенных царем для сопровождения меня, и мы отправились в путь. Солнце поднялось высоко, когда мы подошли к берегу реки. Макрофа ждала меня с детьми, как было условлено. Они встали при нашем приближении, но я успел взглянуть на жену, грозно нахмурив брови, что удержало ее от приветствия. Сопровождавшие меня воины с недоумением смотрели на меня.
— Я развелся с этой женщиной, — объяснил я им, — она увядшее дерево, негодная, старая ведьма, я взял ее с собой, чтобы отослать в страну Сваци, откуда она взята. Перестань реветь! — обратился я к Макрофе. — Мое решение неизменно!
— А что говорит на это царь? — спросили люди.
— Я сам буду отвечать перед царем! — сказал я, и мы пошли дальше.
Теперь я должен рассказать, как мы лишились Умелопогаса, сына царя Чаки. В ту пору он был уже вполне взрослым юношей крутого нрава, высоким и безумно храбрым для своих лет.
Итак, мы путешествовали уже семь дней. К ночи седьмого дня мы достигли гористой местности. Здесь нам встречалось мало краалей: Чака разграбил их много лет тому назад. Тебе, может быть, знакома эта местность, отец мой? Там большая и необыкновенная Гора Привидений, на которой водятся привидения. Серая заостренная вершина ее своими очертаниями напоминает голову старухи. В этой дикой местности нам пришлось переночевать. Темнота быстро надвигалась. Вскоре мы убедились, что в скалах кругом нас много львов. Мы слышали их рев, было очень страшно всем, кроме Умелопогаса. Этот ничего не боялся. Мы окружили себя изгородью из веток терновника и приютились за нею, держа оружие наготове.
Скоро выглянула полная луна и светила так ярко, что мы видели все далеко вокруг. На расстоянии шести полетов копья от нас высилась скала, а на вершине ее — пещера. Когда луна поднялась выше, мы увидели, что львы вышли из логова и остановились на краю скалы. Около них, точно котята, играли два львенка. Если бы не опасность нашего положения, можно было бы залюбоваться этой картиной.
— О, Умелопогас, — сказала Нада, — я бы хотела иметь одного из этих зверьков вместо собаки!
Юноша рассмеялся и ответил:
— Если хочешь, я достану тебе одного из них, сестрица!
— Оставь, малый, — сказал я, — человек не может взять львенка из логова, не поплатившись за это жизнью!
— Однако, отец, это возможно! — ответил он, и разговор на этом прекратился.
Когда львята наигрались, львица захватила их в пасть и отнесла в пещеру. Через минуту она снова вышла и вместе с самцом отправилась за добычей. Вскоре мы услышали их рев в некотором отдалении. Тогда мы сложили большой костер и спокойно легли спать внутри изгороди, зная, что львы заняты охотой и ушли от нас далеко. Один Умелопогас не спал. Оказалось, что он решил исполнить желание Нады, — достать маленького льва.
Когда все уснули, Умелопогас, как змея, выполз из-за терновой изгороди и с ассегаем направился ползком к подножию скалы, к логовищу львов. Затем он вскарабкался на скалу и, подойдя к пещере, стал ощупью пробираться к ней. Львята, услышав шум, подумали, что мать вернулась с пищей, и стали визжать и мурлыкать. Умелопогас дополз до того места, где лежали маленькие, протянул руку и схватил одного из них — другого он убил, потому что не мог бы унести обоих.
Юноша очень торопился, сознавая, что должен успеть уйти до возвращения больших львов, и вернулся к забору, где мы лежали.
Начало светать.
Я проснулся, поднялся с земли, оглянулся кругом. И что же? За колючей изгородью стоял Умелопогас и громко смеялся. В зубах он держал ассегай, с которого еще капала кровь, а в руках его барахтался молодой львенок. Он ухватил его одной рукой за шерсть на загривке, а другой за задние лапы.
— Просыпайся, сестрица! — закричал он. — Вот собака, которую ты хотела иметь. Сейчас она кусается, но скоро будет ручной!
Нада проснулась и, увидев львенка, закричала от радости, я же замер от ужаса.
— Безумец! — закричал я. — Выпусти львенка, пока львы не пришли растерзать нас!
— Я не хочу выпускать его, отец, — угрюмо ответил он. — Нас здесь пятеро вооруженных копьями, неужели же мы не справимся с двумя кошками? Я не побоялся один идти в их логовище, а ты боишься встретиться в ними на открытом месте!
— Ты с ума сошел! — ответил я. — Брось его сейчас же!
И я кинулся к Умелопогасу, чтобы отнять у него львенка. Он быстро схватил львенка за голову, свернул ему шею и бросил на землю.
— Ну вот, смотри.
В этот миг мы услышали громкий рев.
— Скорее в изгородь! — закричал я, и мы оба перескочили через колючую преграду, где наши спутники схватились за копья, дрожа от страха и утреннего холода. Взглянув наверх, мы увидели, что львы спускались со скалы по следам того, кто похитил их детей. Впереди шел лев и страшно ревел, за ним следовала львица. Она не могла реветь потому, что держала во рту львенка, убитого Умелопогасом в пещере. Вот они, разъяренные, приближались к нам с ощетинившимися гривами, бешено размахивая хвостами. Подойдя совсем близко к нам, они наткнулись на второго детеныша. Львы остановились, обнюхали его и заревели так, что, казалось, земля тряслась. Львица выпустила изо рта детеныша и схватила другого.