Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада, стр. 153

Весь народ замер, я воспользовался этой минутой и обратился в бегство, дикари кинулись за мной, бросая в меня камнями и стараясь поймать меня, но никто не мог тягаться со мной в беге. Я летел, как ветер, летел, как олень, которого собаки застигли во сне. Понемногу погоня отставала, мои преследователи окончательно потеряли меня из виду, и я остался один.

Глава III

Мопо еще раз посещает свой крааль

Задыхаясь, бросился я на траву и лежал некоторое время. Потом я спрятался в высоком тростнике, окружавшем болото. Весь день я пролежал, раздумывая о случившемся. Что мне было делать? Теперь я напоминал шакала, не имеющего даже норы. Если я вернусь к своему племени, меня, без сомнения, убьют, как вора и убийцу. Кровь моя будет пролита за кровь Намы-колдуна. В эту-то тяжелую минуту я вспомнил Чаку — того мальчика, которому много лет тому назад дал кружку воды. Я уже не раз слышал о нем. Его имя было известно в стране, его всюду повторяли. Деревья и трава, казалось, шептали его.

Видение моей матери начинало осуществляться.

С помощью племени умтетва он занял место своего отца Сензангакона, прогнал племя амаквабе, теперь вел войну с Цвите, вождем племени эндванде, и поклялся стереть его с лица земли. Я вспомнил обещание Чаки возвеличить меня и дать мне благосостояние в тени своей славы и решил бежать к нему.

Мне было жаль только мою сестру Балеку. Не взять ли ее с собой? Если только удастся добраться до нее и сообщить ей о моем намерении. Я решил попробовать. Дождавшись темноты, я пополз, как шакал, к краалю. У плантации мучного дерева я остановился. Голод мучил меня, пришлось утолить его недозрелыми плодами, а затем продолжать свой путь. Несколько человек сидело у входа одного из шалашей, разговаривая у костра. Я подполз ближе, как змея, и спрятался за куст.

Люди не могли видеть меня, я же хотел услышать, о чем они говорят. Как я и предполагал, сидевшие говорили обо мне и, конечно, бранили меня. Они говорили, что убийством такого великого колдуна, как Нама, я, несомненно, принесу несчастье всему племени, что племя убитого владельца скота потребует огромного выкупа. Я услышал дальше, что мой отец отдал приказ всему народу начать с завтрашнего утра погоню за мною и умертвить меня, где бы меня ни нашли.

«Ага, — подумал я, — можете охотиться за мной, но охота ваша будет безуспешна!»

В эту минуту собака, спокойно лежавшая доселе у огня, встала, понюхала воздух и зарычала. Я не на шутку перепугался.

— Чего это собака рычит? — заметил один из сидевших у огня. — Пойди посмотри!

Но человек, к которому обращались, только что понюхал табаку и вовсе не расположен был двигаться.

— Пускай собака сама посмотрит, — ответил он, чихая, — к чему же держать собак, если надо самому ловить вора?

— Ну, пошла вперед! — обратился к собаке первый из говорящих. Собака с лаем бросилась вперед.

Это был мой Коос — хороший, верный пес. Я не знал, что делать. Собака, почуяв меня, перестала лаять и, прыгая в кустах, нашла меня и стала лизать мое лицо.

— Смирно, Коос! — шепнул я ему. Он покорно улегся у моих ног.

— Куда же это собака подевалась? — заговорил первый голос. — Точно ее околдовали. Вдруг перестала лаять и не возвращается.

— Надо посмотреть! — сказал другой, вставая с копьем в руках.

Мне стало страшно, что они поймают меня, в лучшем случае, я должен буду снова бежать. Я поднялся, но тут большая черная змея проскользнула между людьми и направилась к шалашу. Все отскочили в ужасе и кинулись в погоню за змеей, уверенные, что собака лаяла на нее.

Это был мой добрый Элозий, отец мой, принявший образ змеи, чтобы спасти мне жизнь. Как только люди удалились от меня, я пополз другой дорогой. Коос следовал за мной по пятам.

Я решил заглянуть в собственный шалаш, взять стрелы, меховое одеяло и попытаться поговорить с Балекой. Мой шалаш был пуст, в нем никто не спал. А шалаш Намы находился справа.

Я дополз до тростниковой изгороди, окружавшей шалаш. У открытых ворот никого. Я приказал Коосу лежать смирно, смело дошел до двери и прислушался. В шалаше — тоже никого, дыхания не слышно. Я прополз в дверь и стал шарить рукой в поисках моих стрел, фляжки для воды и деревянной подушечки, она была так удачно вырезана, что мне стало жаль оставить ее. Все эти вещи я нашел. Но мне нужно еще одеяло из шкур. Вдруг моя рука наткнулась на что-то холодное. Я вздрогнул и снова пощупал рукой. Это было лицо мертвеца, лицо Намы, убитого мной. Вероятно, его положили в мой шалаш до погребения.

О! Я не на шутку струсил. Нама мертвый и в потемках — это гораздо хуже, чем Нама живой. Я готов был снова бежать, как вдруг услышал почти рядом с собой, за дверью, женские голоса, принадлежавшие двум женам Намы.

Одна из них сообщила, что пришла сторожить тело мужа. Я в западне!

Раньше, чем я мог сообразить что-либо, я увидел свет в дверях и по тяжелому дыханию пожилой женщины понял, что вошла главная жена Намы. Она присела около тела так, что я не мог выйти из двери, начала плакать и призывать проклятия на мою голову, не зная, что я слушаю ее. Страх заставил мой ум быстрее соображать. Теперь, когда я был не один, я уже не так боялся мертвеца и вспомнил, кстати, какой он был обманщик. «Ладно, — подумал я, — пусть побудет обманщиком последний раз!». Я осторожно просунул руки под его плечи и приподнял так, что тело его оказалось в сидячем положении. Женщина услышала шорох, и в горле ее заклокотало.

— Будешь ли ты сидеть смирно, старая ведьма? — заговорил я, подражая голосу Намы. — Неужели ты не можешь оставить меня в покое даже мертвого?

Услышав голос мужа, женщина в ужасе отшатнулась и собралась с духом, чтобы позвать на помощь.

— Как? Ты еще смеешь кричать? — продолжал я тем же голосом. — Так я научу тебя молчанию!

С этими словами я повалил тело прямо на нее. Она потеряла сознание. Некоторое время она была недвижима и для меня безопасна.

Я схватил одеяло из шкур — впоследствии я узнал, что это было лучшее одеяло Намы стоимостью в три быка, и пустился бегом в сопровождении Кооса.

Крааль отца моего, вождя Македама, находился на расстоянии двухсот шагов от моего шалаша. Прорезав себе лазейку в тростниковой изгороди с помощью ассегая, я подполз к шалашу, где спала Балека с несколькими своими сестрами от других матерей. Я знал, с какой стороны шалаша она обыкновенно ложилась, лег на бок и очень осторожно начал сверлить дыру в тростнике, покрывавшем шалаш. Это заняло много времени. Но мне вдруг пришло в голову, что Балека могла случайно переменить место, и тогда я разбужу не ее. Я почти отказался от моего замысла, решив, что убегу один, как вдруг услышал, как одна из девушек проснулась и начала плакать, как раз на другой стороне шалаша. «Ага, — подумал я, — Балека оплакивает своего брата!»

Я приложил губы к тому месту, где крыша была потоньше, и шепнул:

— Балека! Сестра моя! Балека, не плачь. Я, Мопо, здесь. Не говори ни слова, выйди ко мне. Захвати свое одеяло!

Умная девушка не вскрикнула, как сделала бы другая на ее месте, нет, она сразу все поняла, осторожно встала и через минуту выползла из шалаша с одеялом в руках.

— Где ты, Мопо? — шепотом спросила она. — Тебя могут увидеть и убить!

— Тише! — отвечал я и в нескольких словах объяснил ей мой план. — Хочешь идти со мной? Или вернешься в шалаш, простившись со мною, может быть, навеки?

Она подумала и сказала:

— Нет, брат мой, я пойду с тобой, потому что из нашего племени люблю тебя одного, хотя и предчувствую, что ты ведешь меня к моей погибели!

В эту минуту я мало обратил внимания на ее слова, но позже припомнил их.

Итак, мы убежали вдвоем в сопровождении Кооса. Мы пустились бегом по степи в ту сторону, где жило племя зулусов.

Глава IV

Бегство Мопо и Балеки

Мы шли не останавливаясь, пока не почувствовали, как устали.

Днем мы спрятались в кустах. Около полудня мы услышали голоса. Сквозь кусты я увидел несколько человек нашего племени, посланных моим отцом в погоню за нами. Они направились к соседнему краалю, вероятно, для того, чтобы спросить, не видел ли нас кто-либо. Больше они не показывались.