Ночь голубой луны, стр. 4
– Есть только один человек на свете, который может нам помочь, Верт, – сказала Берегиня, – это моя мама. – И, помолчав, добавила: – Потому что она – русалка.
Сидя в шлюпке и глядя на зеркально-гладкую поверхность пруда, Берегиня накрыла ладошкой талисман, который всегда носила на груди. Талисман был холодный, словно льдинка. Сквозь майку он холодил ей пальцы. И ещё она чувствовала, как бьётся сердце. Тук-тук-тук. Другой рукой Берегиня нащупала статуэтку Йемайи, что лежала в заднем кармане джинсов. Даже сквозь плотную джинсовую ткань она ощущала рельеф деревянной фигурки.
Накрыв одной рукой талисман, другой – фигурку Йемайи, Берегиня загадала желание.
– Пусть нам повезёт, Верт! – сказала она. – Нам слишком долго не везло. Зато теперь пусть повезёт!
8
Услышав своё имя, Верт завилял хвостом. Хвост его зашуршал по дну шлюпки.
Верт – сокращённо «верный товарищ». Берегиня почесала у него за ухом, а он в ответ лизнул её в лицо мокрым горячим языком.
– Фу! Горячий поцелуй! – поморщилась Берегиня, вытирая лицо тыльной стороной руки.
Верт тоненько заскулил: «Вернё-ё-ё-ёмся! Скоре-е-е-ей! Вернё-ё-ё-ёмся!» Для убедительности он даже положил переднюю лапу на колени Берегини. «Скоре-е-е-ей! Скоре-е-е-ей!» – поскуливал он. Псу не нравилось, что они ушли из дома. Он чувствовал что-то неладное.
Верт боялся темноты. Она настораживала его, и он был охвачен тревогой. Ему не нравилось сидеть в шлюпке в такой поздний час. Лучше было бы спокойно лечь спать в комнате Берегини, чтобы всё было как всегда: хозяйка – в кровати, а пёс – на полу на коврике.
Тревога гораздо хуже блох. От неё всё тело ныло и зудело. Берегиня сняла лапу с колен и постаралась подбодрить пса:
– Всё в порядке, дружок. Вот увидишь. Всё будет отлично! Раз-два – и готово!
Пёс снова лизнул её прямо в нос. Он не считал, что всё в порядке, раз они сидят с хозяйкой в шлюпке в кромешной тьме.
– В конце концов, ты ведь у меня отличный пёс-ищейка, – продолжала утешать его Берегиня.
Это была правда. Верт легко находил любую пропажу: тапочки, завалившийся куда-то носок, чайную ложку, крохотный ключик от шкатулки, в которой Берегиня хранила свой дневник, серёжки Синь или тетрадку с домашним заданием.
А ещё Верт находил красивые ракушки и бездомных щенков – например он нашёл Второго, которого взял к себе Доуги. Верт находил полосатых губанов и пятнистых ящериц гекконов. Он мог бы найти всё, что угодно, даже упавшую звезду. Но сейчас псу-ищейке было не до находок. Его охватывала тревога.
9
Берегиня снова перегнулась через борт шлюпки.
– Я знаю, вы там, – сказала она, вглядываясь в чёрную воду.
А вдруг крабы снова позовут её? Она заткнула пальцами уши. Нет уж, хватит. Она больше не хотела ни видеть, ни слышать крабов. Ни одного, даже самого крошечного краба, ни через десять, ни через тысячу, ни через сто миллионов лет.
Дурацкие крабы!
И всё-таки удивительно: как из-за них случилось столько неприятностей?
НЕ-ПРИ-ЯТ-НО-СТИ.
Она положила подбородок на край лодки и уставилась в чёрную воду. В ушах у неё звучали слова Синь: «У вас неприятности, юная мисс!»
– Всё из-за вас, дурацкие крабы, – пробормотала Берегиня.
Ну зачем, зачем она не осталась утром в ванной комнате? Лучше бы она так и сидела на краю ванны с полотенцем на голове. Если бы она не открыла дверь и не вышла, то ничего бы не случилось. Она бы больше не услышала крабов, потому что до ночи просидела бы в ванной, а Синь тем временем благополучно сварила бы их и добавила в свой гумбо.
Но… она не осталась в ванной. Нет уж. Просидеть целый день в ванной? Как вы себе это представляете? Провести там весь день, с утра до ночи, и не сойти с ума? Весь длинный солнечный, чудесный летний день? Вы, должно быть, шутите? Нет, нет, нет. И ещё тысячу раз нет.
Берегиня не осталась в ванной. Она открыла дверь и вышла, отправившись вслед за Синь на кухню, туда, где в алюминиевом баке сидели десять крабов. Интересно, а слышала ли их Синь? Наверное, нет. Ведь у Синь в жилах не было русалочьей крови. Ни одной капельки. Синь очень хорошая. Но она не родная мать Берегини. Её родную мать зовут Мэгги-Мэри.
Так вот. Берегиня снова оказалась на кухне, где Синь мешала ложкой горячий соус ру. И тут прозвучал приказ. Он исходил от окружающего мира, от неба, от земли и моря. «Отпусти крабов!» – так звучал этот приказ. Едва Берегиня услышала его, как все мучения кончились. Всё сразу стало легко и понятно. Это был чёткий и определённый ответ на вопрос о том, что делать.
Но за ним тут же встал новый вопрос: как это осуществить? Как ей пронести огромный, тяжеленный бак к двери мимо Синь, выйти из кухни, спуститься по ступенькам и отнести его к пляжу, до которого не меньше ста метров?
Вряд ли у неё это получится.
А впрочем… если хорошенько подумать…
Ну конечно!
Решение вдруг нашлось. И оно было восхитительно простое.
Надо всего-навсего спросить.
Всего-навсего…
…И Берегиня спросила:
– Синь, а крабы… обязательно должны оказаться в гумбо?
Синь обернулась к ней, подняв вверх ложку.
– Что-о?.. – изумлённо протянула она.
– Я насчёт крабов, – повторила Берегиня. – Разве так уж обязательно класть их в гумбо?
– Берегиня, это крабовый гумбо.
– Я знаю… Но, может быть, один раз… один-единственный разочек… мы могли бы сделать не крабовый, а… сосисочный гумбо? – сказала Берегиня улыбаясь. Это была самая нежная и ласковая улыбка. Обезоруживающая улыбка. Улыбнувшись, Берегиня добавила: – Знаешь, Синь, сосисочный гумбо – это тоже очень вкусно. Вот увидишь, он всем нам очень понравится.
– Глупости! – отрезала Синь. – Между прочим, крабовый гумбо – твоё любимое блюдо.
Это правда. Так и было… раньше. Раньше Берегиня действительно очень любила крабовый гумбо. Но сейчас ей ужасно не хотелось признаваться в этом перед крабами, которые почему-то вдруг совсем затихли в своём алюминиевом баке. Может быть, они просто покорились судьбе? Может, поняли, что им не спастись? Что они обречены и выхода нет? Берегиня украдкой взглянула на них. Да, так и есть. Покорные и обречённые крабы (если, конечно, такие крабы вообще бывают на свете) должны были выглядеть именно так.
– Между прочим, – снова заговорила Синь, – если мы сварим гумбо без крабов, то Доуги будет очень обидно. Он специально встал сегодня на рассвете и отправился на пляж, чтобы наловить их и принести сюда.
В самом деле, Берегиня позабыла про Доуги… Она конечно же совсем не хотела его обидеть.
Крабы едва слышно шевельнулись в баке. Берегиня тяжело вздохнула.
Только вчера месье Бошан сказал ей: «Завтра мы увидим в небе парад планет». Берегиня знала: это верный знак, что произойдёт что-то из ряда вон выходящее. И, судя по всему, гумбо сыграет здесь не последнюю роль.
Гумбо. Укулеле. Цереус.
Парад планет.
Тринадцатое полнолуние.
Ночь голубой луны.
Она смотрела, как Синь, ловко орудуя ножом, резала стручки зелёного перца и бросала их в кастрюлю.
– К тому же, – сказала Синь, – мы всегда варим крабовый гумбо в ночь голубой луны. Это наша семейная традиция.
Берегиня уселась за стол и положила голову на руки. Горячий пар от плиты шёл ей прямо в лицо. Душный, липкий, клейкий пар.
И тут крабы вдруг решили напомнить о себе. Они снова подняли возню в баке. Берегиня старалась не смотреть на них. Но это было ей не под силу.
Один краб. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.
Она даже не заметила, как Верт подбежал к ней и ткнулся холодным, влажным носом в колени. Вздрогнув от неожиданности, потрепала пса по загривку. Может, Верту тоже жалко крабов?
И тут вдруг случилось чудо.
– Как же так? – пробормотала Синь, держа в руках пустую банку. – Не может быть!
Она то вертела банку в руках, то встряхивала её, то закрывала, то открывала крышку, снова и снова заглядывая вовнутрь, словно бы не веря своим глазам.