Когда птицы молчат (СИ), стр. 105

Я на какое-то время ощущаю себя так, как прежде, словно всей семьей мы едем в интересное место, чтобы отдохнуть и развлечься. Рядом со мной прекрасная женщина, к которой я неравнодушен, а ошеломляющее чувство новизны, остроты ощущений делает эти мгновения абсолютно безупречными.

Я влюблен, вокруг весна, жизнь улыбается мне снова.

У нее славный мальчишка. Не похож на нее, наверное, в отца. Они с Женей смеются и восторженно округляю глаза, когда нам приносят пиццу длинной в метр.

Я не люблю маслины.

А я — грибы.

Тогда сбросьте все это на ваши тарелки и ешьте, пока не остыло.

Чумазые рожицы перепачканы томатным соусом, Инна протягивает им обоим салфетки, сама едва успевая откусывать хрустящую корочку по бокам.

Когда приносят счет, я кладу нужную сумму, накрыв ладонью ее руку, нырнувшую в сумочку. Она не сопротивляется, чему я несказанно рад. Эти маленькие уступки свидетельствуют о том, что она более расположена сегодня к моим ухаживаниям и всем тем жестам, которые делает мужчина для понравившейся женщины, чем обычно.

Мы идем в Фунтуру. Веселые мелодии, которые издают игровые автоматы, смешиваются с визгом ребятни, катающейся на аттракционах. Дети тут же исчезают из поля зрения, прихватив с собой заправленные карточки, которых хватит как минимум на полчаса развлечений.

Инна неловко переминается рядом, пряча от меня взгляд.

Мы подходим к периллам, ограждающим архитектурный сквозной провал в конструкции здания, через который видно суетящихся на первом этаже людей, спешащих в огромный супермаркет. Она кладет на ограду свои сцепленные руки, опираясь всей тяжестью тела.

Не знаю, стоило ли мне делать это.

Делать что?

Встречаться с тобой, — она переходит на ты, чувствуя, как что-то меняется между нами. Обстановка становится интимнее, нас будто заключают в мыльный пузырь — мы у всех на виду и в то же время точно знаем, что находимся в очень узком пространстве вдвоем.

Мы всего лишь пообедали и решили порадовать детей.

Вот в этом и проблема. У меня складывается впечатление, что это … так естественно, легко.

И что в этом плохого?

На самом деле все иначе, это только иллюзия. Мы не семья, даже не друзья или близкие знакомые. Мы просто коллеги.

А что мешает исправить это, Инна?

Ты же знаешь, я не хочу.

Чего? Тихой, спокойной жизни? Я тоже почувствовал это. Будто все встало на свои места. Радость, умиротворение, я словно вернулся в забытый сон. Мне хорошо с тобой. Нам хорошо вместе.

Я думаю, что это ни к чему в итоге не приведет. Я ведь не могу больше рисковать. У меня есть Максим. Я за него в ответе. Не могу позволить себе даже попытку, если не уверена в ее благополучном исходе.

А что заставляет тебя думать, что со мной попытка будет неудачной?

Она колеблется. Я наблюдаю, как трепещут ее пальцы, сминая шелковую косынку, которую она повязывает себе на шею.

Я боюсь, Влад.

Меня?

Нет, — она мягко улыбается, — ошибки. Когда-то я уже одну совершила. Теперь же мне проще жить размеренно, спокойно, зная, что не придется собирать себя по кусочкам, если снова не повезет.

Неудачное замужество?

Да. Неудачное.

Ты же не думаешь, что одинокая, безрадостная жизнь — твой удел.

Она не безрадостная. У меня есть Максим.

И тебе никогда не хотелось иметь рядом мужчину?

Инна хочет ответить, но замолкает, глядя мне в глаза. Краска касается ее щек. Ответ очевиден.

Мы все платим свою цену за счастье. Кто-то даже не замечает этого, а для кого-то счета непомерно велики. Иногда, чтобы стать счастливым, необходимо просто рискнуть, доверится другому. Ты думаешь, что если я тебе не понравлюсь, то стану мстить за то, что ты меня отвергла?

Нет.

Ты считаешь, что я уволю тебя или вынужу уволиться?

Вряд ли.

Тогда что тебе мешает попробовать? Обещаю, если у нас ничего не сложится, мы сохраним нашу дружбу.

Она смотрит на своего сына и Женю. Не могу оторвать от нее взгляд. Утонченное лицо, аристократические черты. Ее красоту невозможно назвать вызывающей, чувственной, в ней нет ни капли вульгарности. Она скорее покажется слегка холодной, но это пока не заглянешь в ее мягкие карие глаза. Они полны нежности, кротости, ласки. А сейчас я вижу в их глубинах искру любопытства, желания испробовать то, что я предлагаю, и что-то еще. Воспоминание о чем-то забытом, но без чего очень трудно жить. После недолгих раздумий она улыбается, и я слышу отзвуки своей победы в ее тихом смехе.

Хорошо. Только я хочу, чтобы на работе никто не знал.

Если хочешь, я даже стану чаще тебя отчитывать, — смеясь, предлагаю я.

Ты вообще меня никогда не отчитываешь.

И то правда. Она ни разу не сделала ничего глупого, неосмотрительного, даже никакой мелкой оплошности не совершила. Идеальная женщина.

Я смотрю не ее тонкие пальцы, сложенные вместе на хромированном бортике. Кожа белая, прозрачная, я вижу, как бьется ее пульс на запястье. Накрываю ее руки своими, ощущая их прохладу и хрупкость, и слегка пожимаю. Она поворачивает ко мне лицо и смотрит в глаза, в попытке отыскать ответы на вопросы, которые так и не осмелилась задать. Грудь ее поднимается часто и взволнованно, но, в конце концов, она чуть пожимает мои пальцы в ответ. Я целую их, не осмеливаясь на большее. Но и этого мне достаточно. Я, как шестнадцатилетний влюбленный по уши мальчишка, готов умереть от счастья только потому, что мне дали понять, что выбирают меня, что отвечают на мои ухаживания и, возможно, я получу нечто большее в конце встречи.

Но я так и не решился ее поцеловать, тем более, при детях это было неудобно. Мы провели вместе почти весь день и договорились встретиться завтра в одиннадцать.

Но моим планам помешал телефонный звонок.

Глава 32

Моя палата в отделении интенсивной терапии стала местом паломничества, что, наверняка, раздражало обслуживающий персонал.

Когда я позвонила Лаврову сообщить, что не смогу выйти в понедельник на работу, потому что оказалась в больнице, он был у меня уже через час, весь грозный и деловой, потребовал сообщить ему имя моего доктора и ушел общаться с главврачом.

Он лишь по случайности не встретился с Сергеем, которого я отправила на обед, пока он не умер от голода у меня в палате.

Зато у моей постели встретились мое прошлое и, надеюсь, будущее. Влад приехал в воскресенье, ближе к вечеру. Вошел ко мне взволнованный и остановился, увидев рядом Вронского.

Я немного напряглась, но они одновременно протянули друг другу руки. Влад поинтересовался, как произошла утечка газа, сказал, что Жене сообщил о моей сильной простуде и оставил ее со своей мамой, которая присмотрит за ней, пока он будет на работе. Моим родителям не звонил — как-то не сообразил сразу, а я попросила не волновать их. Со мной все хорошо, все обошлось, незачем волновать стариков.

С Сергеем он почти не разговаривал, но и не игнорировал специально. Единственной темой, обсуждаемой в этом месте, было мое здоровье. А если им и хотелось поговорить о чем-то еще, то никто не подал виду.

Пока мой бывший муж сидел у моей постели и рассказывал о дочке, расспрашивал о моем лечении, Сергей отошел в сторону, чтобы не мешать. Думаю, от Влада все же не укрылось, с каким уверенным видом стоял у окна Сергей, какие собственнические взгляды бросал на меня. Мне показалось, что Влад даже немного улыбнулся той поспешности, с которой Вронский бросился за водой в коридор, где стоял кулер, когда я заикнулась, что губы пересохли, и мне трудно ворочать языком.

Но он удержался от комментариев, только пожал на прощанье мою ослабевшую руку. Не знаю, можно ли это принять за ободрение. Но мне бы хотелось в это верить. С Вронским он перекинулся парой слов и ушел.

Я немного не так представляла себе их встречу, думала, что они будут держаться враждебно по отношению друг к другу. Но прошлое, казалось, отпустило всех нас.

В понедельник ко мне после работы заехали коллеги. Регина круглыми глазами смотрела на капельницы и провода, торчащие из аппарата, контролирующего мое сердцебиение, а Илона, как истинный волонтер, стала суетиться, желая что-нибудь для меня сделать. Всех шокировал несчастный случай, произошедший со мной. Почему-то никогда не ждешь плохого, если человек молод и здоров.