Глаза из серебра, стр. 27

Урия затряс головой, не заботясь о том, что Кидд его не видит.

– Ни разу не видел, чтобы планы Господа осуществлялись так конкретно.

– Вы неправы, кадет Смит, но с возрастом поумнеете. Вы в перспективе станете видеть больше, тогда вам все это будет легче понять. А пока верьте мне. – Кидд щелкнул ногтем по правому серебряному глазу. – Вы будете более слепым, чем я, если не сумеете увидеть воочию доказательство планов Господа в этом мире. Вам придется научиться открывать глаза и видеть то, что он предназначил для вас увидеть, пока вы еще в состоянии.

Глава 12

Казарма 137-го полка медвежьих гусар, Взорин, округ Взорин, 4 белла 1687

Из окна башни, венчающей здание, полковник Григорий Кролик с улыбкой оглядывал окрестности. Он знал, что является хозяином всего, что расстилается перед глазами. В том числе и замка Пиймок. Конечно, князь Василий Арзлов весьма хитер и умен, но даже он – один из подопечных Кролика. Охраняют князя люди Кролика, значит, в его власти – сохранить ему жизнь или уничтожить.

«Из-за тебя, Василий Арзлов, я загнан в ловушку».

Вокруг беспорядочно громоздились дома Взорина, сложенные из грязных кирпичей. Почти все песочно-коричневого цвета, квадратной формы, с плоскими крышами, закопченными огнем очагов отверстиями для дыма и соломенными крышами, заляпанными грязью. Все дома были геометрически правильной формы, но разных размеров, и их фундаменты были сдвинуты относительно друг друга, поэтому город представлял собой лабиринт узких кривых затемненных улиц. Куда только можно было, жители втискивали новые строения, перегораживая общественные проезды, создавая муравейник из соединенных между собой домов, в жалком убожестве которых вырастало по три-четыре поколения семьи.

Цыплята и козы, собаки, свиньи, грязные черноголовые детишки бегали, возились и играли в открытых сточных канавах. Когда с севера дул холодный ветер – по мнению Кролика, летом могло бы дуть и почаще, – он уносил вонь немытой толпы. Жители города считались крайинцами, но только по названию. По расовой принадлежности и по культуре они были неотъемлемой частью Истану.

«Из-за тебя, Василий Арзлов, я уеду из этой дыры».

Кролик перевел взгляд на северный, новый район города. На пространстве между казармой гусар и дворцом Пиймок, вокруг этого квартала и внутри его, чистокровные крайинцы заложили настоящий город. Прямые улицы, вымощенные местным камнем, окаймленные сточными канавами, были проложены отсюда, из пригорода, к тому месту, откуда начинался старый город. Архитекторы из Крайины сумели научить местных рабочих строить настоящие здания. Если немного прищуриться – так, чтобы не видеть плоских выжженных равнин на севере, можно представить себе, что ты в Мясово или Савинске, или даже в пригороде Мурома.

Григорий Кролик очень хотел вернуться в Муром. Многие утверждали, что в империи Крайина есть и другие крупные центры, но Григорий заметил, что твердость этих убеждений была тем больше, чем дальше говоривший находился от Мурома. Никто – даже такарри, довольный своей властью в своей провинции, – не отказался бы бросить все ради шанса вернуться в Муром и искать счастья при дворе.

Поигрывая ключом, висевшим на плетеной цепочке на шее, Григорий медленно спускался по узкой винтовой лестнице. При каждом шаге раздавался противный скрежет ступенек, отшлифованных песком пылевых бурь. Эту башню надстроили над казармой гусар нанятые местные каменщики, и топорность их работы свидетельствовала, насколько далеко отсюда до Мурома.

Его мечты вернуться в Муром объяснялись далеко не одним желанием добиться власти. Муром был культурным центром Крайины. В нем были доступны развлечения – посещение симфоний, опер, драматических спектаклей и балетов. Книги, выход которых был событием в Муроме, поступали во Взорин – если повезет – лет через десять. Условия жизни в Муроме были лучше, чем где-либо в империи, а возможно, и в мире.

Конечно, все это было известно и его полку.

Он улыбнулся, вспомнив о Наталии Оганской, и пощупал в своем кармане золотой рубль с выгравированным ее профилем. Он ее действительно любил – в этом Григорий не сомневался. Он хотел ее с первого взгляда, еще когда впервые оказался в Муроме в качестве адъютанта Василия Арзлова в гусарском полку. Ему тогда было двадцать шесть, а она была всего лишь подростком пятнадцати лет. Вначале тасота его не замечала, но он знал, что заинтриговал ее. Он пообещал себе, что она будет ему принадлежать, и начал кампанию, которая потребовала восьми лет, пока он достиг цели.

Спустившись до основания башни, Григорий оказался в своем штабе. Стража по обе стороны дверей вытянулась по стойке «смирно», но Григорий не обратил на них внимания. Пост охраны требовался скорее для поддержания в гусарах чувства долга, чем из боязни нападения.

«Может, Гелансад жар политически и нестабилен, но риск его нападения на Взорин практически равен нулю. Для нападения на нас нужен лидер, такой же дерзкий, каким был я, когда рассчитывал завоевать сердце Наталии».

Другой на его месте давно потерял бы терпение, но Григорий воспитал в себе умение ждать. Возможно, такая черта его характера объяснялась тем, что он рос в большой семье. Его прадеды, которых почти всех он застал в живых, прожили до ста двадцати лет. Его родители исповедовали принцип «Поспешишь – людей насмешишь» как одиннадцатую заповедь, и члены его семьи прожили достаточно долго, чтобы успеть убедиться: правильное планирование – ценная альтернатива импульсивному саморазрушению.

Не один раз Григорий наблюдал, как некоторые, казалось бы, достигшие мгновенного успеха и славы, быстро взлетали, как вспыхнувшая звезда, и падали так же быстро. Таким был, например, Малачи Кидд, илбириец. Он был блестящим человеком, личностью – Григорий признавал, что обязан ему новой тактикой командования гусарами, – но из-за спешки Кидд не заметил опасности, которая была рядом. Его нетерпение дало возможность Григорию уничтожить его, и когда Григорию это удалось, он вынес для себя еще один урок.

«Непобедимых нет».

Этот важный вывод он сделал, когда гусары преследовали правителя Лескара, спасавшегося бегством в свою страну. Григорий научился принимать приказы, но выполнять их так, чтобы и самому, и своим людям удалось избежать ненужных потерь. По доктрине Крайины, цена армии в целом всегда выше, чем жизнь отдельного солдата, но Григорий значительно модифицировал это положение. Не возражая против проливания крови за Крайину, он предпочитал проливать кровь врагов Крайины.

Его нежелание превращать своих людей в пушечное мясо вполне сочеталось с его умением выигрывать сражения тактическим превосходством – вдохновляя своих людей, быть преданными лично ему. Когда их переводили куда-либо, гусары распространяли слух о нем и в других войсках. К концу войны он стал самым популярным офицером в полку, так что никого не удивило его назначение заместителем Арзлова, за исключением последнего.

Князь Василий предложил Григорию сопровождать его во Взорин, но Григорий предпочел стать полковником гусар. Взорин был слишком далек от Мурома, а он хотел ухаживать за Наталией. И, что еще важнее, назначение Арзлова во Взорин превратило его в такого же инвалида, как илбирийца Кидда – лишение зрения. Григорий не хотел захиреть и умереть с князем во Взорине. Его новым назначением было Мясово, он хорошо знал этот город, а город настоятельно нуждался в его помощи.

Пройдя по коридору и спустившись по широкой лестнице, Григорий оказался перед арочным перекрытием – входом в пристройку гусарской казармы, сделанную для Вандари. Специально привозили крайинских строителей, чтобы построить это хранилище, и работа осуществлялась по проектам самого Григория. Каждая единица снаряжения получила свою камеру, как и следовало для такого ценного и сказочного доспеха.

«Ни один истануанский каменщик не смог бы выполнить работу, достойную такого снаряжения».

За пять лет, используя свои знания дипломированного инженера (Григорий еще до войны окончил Колледж тасира в Мясово), он воздвиг новое Мясово на пепелище, оставленном войсками Фернанди. Раз в квартал он тратил три дня на дорогу, летая воздушным кораблем в Муром с докладом о ходе реконструкции. Он использовал это время для завязывания связей среди дворян, привозил им экзотические предметы торговли, поступающие в страну через порт Мясово или по Золотому Пути из Взорина.