Децема. Предыстория (СИ), стр. 7

— А-а-а… всемилостивые боги! моя рука!

— Тц, Раймон, убери этот лживый кусок дерьма отсюда, — перекрыл жалобный скулеж надтреснутый голос. — А это отдай собакам. И проследи, чтобы он убедился, что его мясо пришлось им по вкусу. — Отшатнувшись в сторону, я смотрела на то, как какого-то несчастного доходягу выволакивают из приемной, а следом выносят его руку, отрезанную по локоть. — Осторожнее там с ковром, он совсем новый.

А мне до сих пор казалось, что сосредоточие жестокости и корысти — мой родной город. Теперь же я поняла, что все самое беспощадное, кровожадное и неумолимое своим родным домом называло душу этого тощего, жилистого старика, глаза которого походили на космические черные дыры.

Стоящий перед столом, залитым кровью, и сосредоточенно протирающий салфеткой блестящие пыточные инструменты мужчина в годах и был Иберией — владыкой Эндакапея.

— Сын, — сухо бросил он, отходя к умывальнику, чтобы смыть с рук кровь. — У тебя есть для меня новости?

— Целых две, — ответил Индра, и голос его не дрогнул. Его спокойствие вообще не изменило себе, даже после лицезрение такой жестокой расправы. А может он привык к подобным забавам своего старика?

— Начни с плохой.

— Мельхом мертв. Как и все его подчиненные.

— И ты называешь это новостью? — хохотнул резко Иберия, тщательно мыля руки. — От него не было никаких вестей больше месяца, только такой идиот, как Бартл, мог рассчитывать на его возвращение. Ты считаешь меня идиотом? — Убийственное молчание выворачивало наизнанку. — Что там со второй?

— Вторая новость пришла к тебе самолично, но твоя пустоголовая охрана отправила ее в ПЦЗ, — ответил без должного почтения Индра, забирая со стены свежее полотенце и проходя с ним к отцу. — Но теперь она здесь. Вот пусть сама тебе и рассказывает о причинах своего визита.

Я сильнее стиснула ножны, которые держала в правой руке. Этот малолетний ублюдок просто бросил меня на произвол судьбы, и теперь я чувствовала себя окруженной стаей шакалов. Ситуация была меньше всего похожа на аудиенцию, какой я себе ее представляла, добираясь до Тавроса.

Вытирая руки, Иберия смотрел на меня в ожидании. А я растеряла все слова, которые заготовила по дороге сюда.

— Меня… это… я Эла… пришла сюда из Самти.

— Самти? — Иберия задумался, швыряя полотенце в раковину. — Дай-ка подумать… на юге, да? Там проходит «путь слез», по которому в Таврос доставляют рабов. Далеко.

Хорошо. Он не сказал, что ему глубоко наплевать на то, откуда я притащилась.

— В Самти в первый день Тринадцатой ступени всем жителям запрещено покидать свои жилища. Потому, когда там объявился ваш умирающий старейшина, никто из людей не оказал ему помощь. Ему пришлось обременить своим долгом единственного встреченного там человека. Он вручил мне эту саблю, сказав, что это оружие раньше принадлежало Паймону. Но теперь этот символ свободы должен оказаться в руках вашего величества. Мельхом обязал меня вручить это вам. А также он дал мне свое кольцо, — я стянула с шеи тесьму с амулетом и перстнем и протянула ее вместе с саблей перед собой. — Он просил передать, что никто не выжил. И что он… сделал свой выбор.

Закончив, я облегченно вздохнула. Даже не верится, что все позади.

Выслушав меня, Иберия приблизился, заставляя задержать дыхание. Мне не хотелось повторить судьбу того бедолаги, с которым он упражнялся здесь не так давно. Даже если учесть, что моя жизнь не была богата на события, о которых приятно вспомнить, умирать мне совершенно не хотелось.

Забрав из моих рук саблю, старик еще долгое время любовался ей, рассматривая ножны и лезвие, взвешивая оружие в руке.

— Настоящее произведение искусства.

Точно. И тем не менее, было что-то абсурдное в том, что за эту вещь отдали жизни десятки, если не сотни людей.

— Теперь их капитуляция просто вопрос времени, — удовлетворенно прошептал Иберия, после чего его внимание вновь сосредоточилось на мне. — Мельхом дал свое кольцо именно тебе и сказал, что сделал свой выбор, да? Ведь ты была единственным человеком, на которого запрет в тот день не распространялся. Потому что ты клейменая, так? Вижу, что так. Твой путь был не из легких, ребенок. Нужно обладать незаурядной смелостью, чтобы решиться на подобное предприятие. И чтобы до сих пор стоять передо мной на своих двоих.

Промашка. И даже осознавая необходимость немедленно исправить свою ошибку, я продолжала стоять перед ним, просто не в состоянии заставить свое негнущееся тело опуститься на колени.

— Но с моей стороны будет несправедливым требовать после такой демонстрации безрассудной смелости рабскую покорность, — добавил через мгновение Иберия, беря в руки тесьму с кольцом и амулетом. Его глаза прищурились. — Может ли такое быть?

С этими словами он отошел к столу, бросив вырезанный из дерева знак на разделочную поверхность. Взяв в руки массивный нож, старик с размаха опустил лезвие на деревянный амулет, не оставляя надежды — уничтожит. Не то чтобы эта безделица была мне дорога, с ней не были связаны важные воспоминания. Я даже не могла толком объяснить, откуда, собственно, возникло это неуместное чувство внутреннего сопротивления происходящему. Но факт — я не хотела видеть свое первое украшение безвозвратно сломанным.

И этого не случилось. Откинув нож в сторону, Иберия поднял целый амулет с подпорченного широкой трещинной стола. Вертя невзрачное украшение в пальцах, босс Нойран что-то неслышно шептал. После чего поднес амулет к сухим губам, а затем ко лбу.

— Знаешь, что это такое?

— Знак Эйи, — ответила я робко, как и в момент вручения его мне.

— Это тот самый знак Эйи. Его личное благословение, любовь и защита, милая барышня, — пояснил он, кидая тесьму с вещицами на ней обратно мне. — И будет безрассудно предполагать, что он достался тебе тоже от Мельхома.

— Я могла его купить…

— Как будто кто-нибудь стал бы его продавать, — напомнил о своем присутствии Индра.

Когда я рассказала о причинах появления амулета в моей жизни от начала до конца, Иберия и его юный сынок многозначительно переглянулись.

— Уверяю, его прежний владелец был таким же богом, как и я, — добавила я бормотанием.

— Что ж, Мельхом… — задумчиво протянул Иберия, сцепляя руки за спиной. — Ты сделал свой выбор. Я тоже сделал свой. Скажи-ка мне, милая барышня, кто остался у тебя в Самти?

— Я сирота.

— Как я и думал, — безучастно заключил Иберия, после чего обратился к своему сыну: — Дай мне передатчик.

Связавшись со своим личным помощником, его величество повелел немедленно собрать совет. И это заставляло меня нервничать еще сильнее. Могла ли я рассчитывать на то, что меня теперь отпустят?

— Что, так хочется вернуться? — вывел меня из напряженных раздумий безразличный голос Индры. Возвращаться мне хотелось также сильно, как и оставаться здесь, и он это понимал. — Привыкайте, старейшина, вы теперь принадлежите Нойран.

Тесьма с кольцом и амулетом выпала из моей руки.

— Пока еще рано ее так называть, — вставил Иберия, беря мокрое полотенце, чтобы вытереть забрызганное кровью лицо. — До тех пор, пока Эла не достигнет совершеннолетия, решения за нее будет принимать ее опекун. Индра, поприветствуй свою сестру.

Мои ноги подкосились.

Он не мог говорить это серьезно.

6 глава

Но Иберия не шутил, и серьезность принятого им решения подтвердилась на совете. Пытаясь понять причину его благодеяния (он собирался назвать меня своей дочерью, со всеми вытекающими отсюда последствиями), я не догадывалась, что изначально смотрю не в ту сторону. Иберия о благодеяниях слыхом не слыхивал, мое удочерение было ему на руку.

Прежде всего, конечно, он руководствовался последней волей своего погибшего старейшины — Мельхома: против желания или нет, но тот назначил именно меня в качестве своего преемника.

Кроме того, ему казалось удивительным и интересным то стечение обстоятельств, по которому я была отмечена и светлым, и темным Богами. Пусть сам он был не слишком подвержен предрассудкам, зато его набожные до фанатизма подданные углядели бы в моем появлении рядом со своим королем высшее провидение.