Децема. Предыстория (СИ), стр. 40

Он нас благословляет, да?

Быстро обойдя Индру, я выставила перед собой руку, заставляя его остановиться. Шумно дыша, я глядела в его глаза, наполненные теплом и глубиной южных ночей.

— Я не имею к этому никакого отношения. Клянусь, — принялась сбивчиво оправдываться я. — Не знаю, как он до такого мог додуматься. Я понимаю, ты в шоке… я сама никак не могу в себя прийти. Чтобы ты и я… чтобы мы стали… ну, ты понимаешь, да? Наш старик совсем расслабился. Я ведь безродная, «меченая» и к тому же твоя сестра, ну? А он вдруг с чего-то решил, что мы с тобой… Мы обязательно поговорим с ним, так? Этим же вечером. Объясним ему всё… ты не можешь жениться на мне, это же противозаконно. Боги, да меня от одной мысли…

Я замолчала, когда брат медленно обхватил мое пылающее жаром лицо. Его ладони были прохладными, бережными. Опустив руки по швам, я смотрела на то, как он наклоняется. Когда его губы прижались к моему лбу, я задержала дыхание, пытаясь убедить себя в том, что панике здесь не место. Он часто целовал меня… лоб, скулы, щеки. Его прикосновения были едва ощутимы, а потом, отклонившись, он посмотрел на мой напряженно сжатый рот.

И то, как изменился при этом его взгляд, заставило меня вздрогнуть.

Поцелуй, которым он наградил меня в следующую секунду, трудно было назвать братским. Отчего все путанные и непонятные слова Иберии внезапно обнаружили смысл.

— П-пусти… — рявкнула я, отталкивая его лицо.

Как будто внезапно у меня появилось достаточно сил для сопротивления ему, ага.

— Наконец-то ты станешь моей, — на выдохе произнес Индра, обхватывая мою шею рукой. Пришпилив меня к стене, он с несколько секунд молча любовался картиной моей унизительной беспомощности. — Знала бы ты, как долго я ждал… умолял отца позволить мне… но он ведь понимал, что рано или поздно мне просто не хватит сил терпеть… и больше я терпеть не намерен.

Перехватив мою руку прежде, чем та нанесет удар, молодой господин прижался ко мне всем телом. Горячее, твердое мужское тело, такое отвратительно напряженное и жаждущее.

— Только не ты, только не ты… — бормотала я, как заклинание, пока мой рот не заткнули его губы, его язык.

Только не снова.

П-просто думать об этом, уйти от ощущений. Понять, что всё происходящее нереально. Влажное, жаркое скольжение его рта на моем собственном. Щекочущее касание его ресниц, обжигающее дыхание на коже лица. Лихорадочно сжимающие меня руки. И звук зарождающегося в глубине мужской груди стона.

— Не кусайся, — прорычал сдавлено Индра, резко отклонившись от меня.

Вид собственной крови на моих распухших, дрожащих губах, кажется, завел его еще сильнее. Не даром говорят, что плотскую страсть придумал именно Эзус — она была просто невообразимо отвратительна.

— Не притворяйся, Эла, — выдохнул он, слизывая кровь с моих губ. — Ты всегда знала, что я чувствую к тебе. Только полный идиот не поймет, что я хочу сделать, когда смотрю на тебя.

Полный идиот. Да, это про меня.

— Если тебя это возбуждает, я буду называть тебя своей сестрой.

Спазм сдавил горло. Казалось, с каждым ударом сердце протыкали раскалённые спицы. Я пыталась вспомнить алфавит в обратном порядке.

— Тебе нравилось играть со мной? — его горячий, безумный шепот скользил по моему уху, шее, ключице. — Такая детская невинность. Если бы ты только могла себе представить, как мне тяжело было сдерживать себя, когда мы оставались наедине. Когда ты сидела на моих коленях, когда прижималась ко мне, когда мы спали в одной постели. Я смотрел на тебя… да, я просыпался и смотрел. Перейти к насилию мне не давала лишь одна мысль. Что это только мое. И что когда-нибудь ты отдашься мне добровольно. Ты ведь хочешь меня. Скажи.

Его рука, отпустив мою шею, прошлась вниз, обводя округлости груди, спускаясь к развилке бедер. Такие жадные, полные нетерпения, откровенные прикосновения не мог расточать мой брат.

— Мне все равно, что подумают остальные. Ты станешь моей женой, — его поцелуи распространяли по телу холодное онемение. Просунув руку между моих ног, Индра хрипло заявил: — И завтра ты никуда не поедешь. Сегодня, завтра, всю неделю ты проведешь в моей постели. А если ты мне сейчас вздумаешь сказать «нет», я поимею тебя прямо в этом коридоре. Хочу, чтобы все узнали как можно скорее об отношениях, которые нас связывают. Наставник, брат, любовник… я буду, кем ты скажешь.

Не знаю, откуда появились силы: оттолкнув его, я рухнула на колени. Через секунду меня стошнило. Как и в тот проклятый раз, о котором я мечтала забыть. Кто бы мог подумать, что момент чудовищного позора годичной давности освежит в памяти именно брат.

По моим венам гуляли громовые раскаты. Губы саднило. Глотая воздух, я закрыла глаза и обессиленно разрыдалась. Соль, смешанная со страхом и отвращением, скользила по щекам и капала с кончика носа и подбородка.

Я оплакивала потерю единственного человека, которому доверяла всецело.

— Проклятье, ты и правда… — донеслось обреченно сверху.

Вероятно, Индра верил, что он — особенный, а моя фобия — избирательная штука.

Онемевший рот едва ли был в состоянии облечь мысль в слова, и все же я заговорила:

— Предатель… гребаный… чтоб ты еще хоть раз… подошел ко мне…

Свирепая ярость и искренняя обида, смешавшиеся в неразборчивом потоке тихих слов, вынудили его отступить. Индра не подошел ко мне. И не подходил в течение целого месяца.

22 глава

Целый месяц я не покидала пределы собственных покоев. На подобную аскезу я обрекла себя самолично, и не скажу, чтобы это сильно меня удручало. Укрытая безопасностью и одиночеством, я даже верила, что смогу прожить в подобном ритме до старости. Подальше от мужчин и их мыслей. Этих грязных, омерзительных, примитивных, животных мыслей.

Бартл, возглавивший карательный отряд, отправился к южным границам без меня. Он пытался лично увидеться со своим командиром перед отбытием, но мои двери были закрыты для всех: с некоторых пор Лайз был единственным, кому позволялось меня навещать. И лишь на одну минуту.

— Чтоб меня, мастер, — пробормотал он, проходя однажды внутрь комнаты с подносом, наполненным едой. — Позвольте прислуге здесь прибраться.

— Поставь туда, — прохрипела я в ответ, указывая на край стола.

Сидя в углу, сжавшись и обхватив колени, я подозрительно следила за каждым шагом своего телохранителя. Называть Лайза Психом с моей стороны было теперь попросту смешно.

— Давайте я позову врача. Женщину, ладно?

— Считаешь меня чокнутой? — уточнила я с вызовом.

— Да нет, вы что, — протянул он, разглядывая мои запущенные апартаменты. — Это же в порядке вещей: не вылезать из комнаты несколько недель подряд. Вам еще не надоело из раза в раз видеть и слышать одно и то же? Я, конечно, считаю себя немыслимо очаровательным, но даже такой мачо, как я, набил бы оскомину кому угодно за это время.

— Как Иберия? — спросила я неуверенно.

— Да что ему сделается. Вспоминает о вас время от времени.

— Он… выгонит меня теперь, так?

— Я так понял, ему весело наблюдать за тем, как вы тут с ума сходите. Не даром же он загрузил вашей работой своего сына. Но вам, всё равно, вести себя так по званию не положено. Да и что, вообще, могло случиться катастрофического, чтобы вас так переклинило?

Тишина стала выжидающей. Конечно, Лайз всё прекрасно знал и просто решил убедиться в правдивости подслушанных сплетен.

— А это ты мне расскажи, болтушка, — улыбнулась я фальшиво.

— Тц, если всё так и продолжится, то Нойран уничтожит не противник, а ваш озверевший брат, ясно? — взмахнул руками Псих, уходя к двери. — Все уже с нетерпением ждут, когда вы выйдете и вправите ему на место мозги. Но если вам так нравится сидеть здесь и жалеть себя, валяйте. Уверен, когда вы надумаете покинуть это милое местечко, будет уже слишком поздно нас спасать, — прежде чем скрыться за дверными панелями, Лайз шутливо пригрозил: — И не вздумайте включать передатчик. А то вдруг вам захочется поговорить с другими людьми или, упаси боги, с молодым боссом.