Быть зверем, стр. 9
Глава четвертая
14 ноября 1903 года. Город Мерида
«Неожиданно для себя я нашел ключ к расшифровке рукописи, проданной мне старым индейцем! Язык рукописи несколько отличается от известного мне языка юкатанских майя, но по прочтении ее вслух я легко стал узнавать большинство записанных в ней слов. Это легенда о Ягуаре (что на юкатанском наречии звучит „балам“, а на этом языке „балум“), Олене (чимай), Пауке (ах-той) и Солнце (кин). Они несли правителю некоего царства священную реликвию, обладающую огромной ценностью и мистической силой. Чем дальше я продвигаюсь в расшифровке текста, тем больше склоняюсь к мысли, что легенда сия основана на реальных событиях, произошедших много веков назад. Старый негодник не солгал мне. Эта рукопись действительно редкостная вещь – один из немногих дошедших до наших дней текстов, написанных индейцами майя времен конкисты. Она весьма ценна сама по себе, а кроме того, – и я более не сомневаюсь в этом – может привести меня к той самой реликвии. Послезавтра я отправляюсь в путь».
Гарсия вцепился в полоску солонины зубами, резанул ее ножом около самых губ и проглотил кусок не пережевывая. «Белые боги! – он усмехнулся, отрезая новый кусок. – Суеверные красножопые обезьяны… Одни плетут заговоры, другие о них сообщают в надежде занять место первых, а ты гоняешься теперь за ними по этим мерзким джунглям». Он разрезал остатки солонины на две равные части и бросил своим псам.
Нет, Гарсия не жаловался на судьбу. Напротив, именно здесь, в Мексике, он впервые почувствовал свою значимость и принадлежность к чему-то великому. Там, в Испании, он был никем. Обычным бедняком, промышлявшим мелким разбоем. Здесь же он стал воином, ревнителем христианства и рыцарем католической церкви, несущим язычникам слово Божье. И если кто-то противился этому, меч Гарсии всегда был готов призвать его к ответу. Он убил множество дикарей, но считал дело сие богоугодным, ибо, как сказано в Папской булле, «Всякий, оказавший сопротивление тому, должен считаться нанесшим оскорбление всемогущему Богу и святым апостолам Петру и Павлу». И сейчас он выполнял великую миссию – остановить гонцов, дабы не допустить объединения язычников. И никто не смел помешать ему в этом.
Гарсия много сражался с дикарями и на островах, и в северной Мексике. Их воинские способности оставляли желать лучшего. Но после событий сегодняшнего дня следовало быть настороже. Лошади были крепко привязаны к веткам деревьев. Пятеро солдат стояли на страже по периметру, а остальные, завернувшись в одеяла, спали на земле около разведенных костров. Гарсия посмотрел в сторону трех раненых соратников… Первая атака индейских лучников оказалась неожиданной, но не нанесла большого урона. Они убили одну из лошадей и исчезли в зарослях. Гарсия хотел пустить за ними собак, но в этот момент другая группа дикарей ударила с тыла, и одному из солдат стрела пронзила ногу. И в этом случае индейцы сразу же скрылись в сельве. Испанцы не слышали, как они бежали, просто в ту же секунду джунгли стихли, и только громкая брань солдат нарушала воцарившуюся тишину. «Трусливые скоты!» – в ярости крикнул Гарсия невидимому противнику. Их жалкие попытки остановить его вызывали лишь раздражение. Пока из бедра раненого извлекали стрелу и обрабатывали рану, люди и лошади смогли немного отдохнуть. Но вскоре Гарсия приказал снова продолжить путь. Солдат, лишившийся лошади, сел на лошадь погибшего в первом столкновении капитана. Индейцы начали выставлять заслоны, и это говорило о том, что они уже близко. Вторая засада была раскрыта благодаря боевым псам Гарсии. Но эти дикари не отступили, и бой выдался тяжелым. Краснокожие стреляли из луков и храбро ввязывались в схватку, ловко уворачиваясь от испанских мечей. Но на этот раз их копья били не по всадникам, а по лошадям. В итоге – убито три лошади и ранено два солдата. На тропе остались лежать четыре дикаря, еще, как минимум, двух в зарослях порвали собаки, и некоторые из них получили ранения. И снова индейцы растворились в сельве. Теперь Гарсия понял новую тактику краснокожих – если они не могли пробить испанские латы, значит, следовало перебить лошадей. Тогда, во-первых, белокожие не смогут преследовать их так быстро, а, во-вторых, передвигаясь пешими по такой жаре, они будут вынуждены снять с себя непробиваемые индейскими стрелами доспехи. «Хитрые обезьянки», – пронеслось в голове Гарсии.
Он был обеспокоен. Из отряда конкистадоров, состоявшего из сорока всадников, один был убит и трое ранено. Двое, оставленные хоронить капитана, так и не объявились. Кроме того, погибли четыре лошади и трое солдат вынуждены ехать за спинами своих товарищей. Люди и лошади устали так, что пришлось устроить привал на всю ночь, чтобы восстановить их силы. Его беспокоили не столько возможные нападения дикарей, а раненые и потерявшие лошадей солдаты. Он не мог тащить за собой первых, а пешие замедляли темп погони. Надо было спать. Гарсия растянулся на земле и закрыл глаза.
Одна из собак приподняла голову и зарычала, вглядываясь в темноту. Тут же к ней присоединилась вторая. Гарсия открыл глаза. Что-то было не так. Он начал подниматься, и в этот момент в темноте раздался свист спускаемых тетив, а с неба посыпались десятки стрел. И опять таинственные стрелки метили в лошадей. Животные заметались, несколько из них упало на землю и забилось в конвульсиях. Ложась спать, солдаты сняли свои доспехи, и в судьбе некоторых это сыграло роковую роль. Они выскакивали из-под одеял, хватая мечи и арбалеты. А затем из темноты в освещенный кострами круг ворвалось десятка полтора вопящих индейских воинов с копьями и палицами в руках. Впереди них мелькала фигура могучего дикаря, размахивающего над головой испанским мечом. Солдаты быстро пришли в себя. Индейцы намеревались пробиться к привязанным лошадям, и им это удалось. Несколько воинов кололи несчастных животных копьями, а остальные пытались сдержать наседавших испанцев. Завязался неравный бой. Насколько бы ни были ловки и умелы десять краснокожих, они не могли долго противостоять трем десяткам хорошо вооруженных испанцев. Через несколько минут они рассеяли дикарей, изрубив большую часть из них. Только троим, включая могучего воина с мечом в руке, удалось прорваться и скрыться в ночной сельве.
Гарсия отозвал псов, терзающих трупы дикарей, и они послушно подбежали к нему, тычась в ноги окровавленными мордами. Он хотел послать их за бежавшими дикарями, но потом передумал, не желая рисковать своими верными друзьями. Он мог доверять только им. Они не бросят и не оставят в беде, в отличие от людей. Испанец потрепал собак за ушами, и они ответили ему радостным повизгиванием. Надо было посчитать потери, и он пошел, раздавая по пути приказы солдатам. Двенадцать дикарей нашли свою смерть от испанских мечей. Но последствия ночного набега привели Гарсию в ужас – шесть лошадей мертвы, три ранены, один солдат убит, раненых двое. Испанец сел у костра и долго смотрел на огонь.
– Командир, три дикаря еще живы, – один из солдат оторвал его от размышлений.
– Выколоть глаза, отрезать яйца, а затем сжечь живьем. – Он даже не посмотрел на подошедшего солдата. – Остальные трупы повесить в назидание другим.
Солдат повернулся и ушел выполнять распоряжение. Надо было принять решение, как поступить дальше. Из оставшихся тридцати шести человек его отряда пятеро ранены, а в этих проклятых джунглях даже легкая рана вскоре начинает распухать, гнить и наполняться толстыми белыми червями. Лошадей осталось всего двадцать восемь голов, из которых три также ранены дикарями. Их ранения были легкими, но они все равно уже не смогут выдержать такую гонку. За сутки индейцы убили десять лошадей. Если так будет продолжаться дальше, скоро всем придется идти пешком. Раненых и безлошадных становилось слишком много.
И Гарсия принял решение. У него оставалось двадцать пять здоровых лошадей и, считая его самого, тридцать один здоровый боец. Завтра он отправит назад пятерых раненых, дав им в подмогу двух солдат и трех раненых лошадей. Четверо же безлошадных поедут вместе с его отрядом преследователей за спинами других солдат – по двое на одной лошади. Ветер донес до него запах паленого мяса. Гарсия встал и пошел к трем большим кострам, чтобы посмотреть, как сжигают живых индейцев.