Славянские сказки, стр. 14

— Разве вы не знаете, что уже давно заведены школы для псов? — сказал он ему.

— Не мели чепухи! — рассердился хозяин.

— Это не чепуха, — ответил батрак. — Один лесник рассказывал мне на праздниках, что есть такая школа, где умных псов учат даже говорить.

— Вот здорово! — обрадовался хозяин. — А не знаешь ли ты, где эта школа?

— Как же, знаю, — ответил батрак: — за дальним лесом. А дорога туда стоит двадцать крои.

— Двадцать крон меня не разорят, — сказал хозяин. — Возьми Азорку и отвези гуда. Я дам тебе с собой ещё сто крон — может, надо будет сразу платить за ученье.

«Подожди, — подумал Мартин, — я тебя проучу! Бедняку гроша не дашь, а на глупости готов выбросить столько денег!»

Дал богач Мартину денег и хлеба, а для Азорки — копчёного мяса, и пошёл батрак с собакой в лес, к своему куму-леснику. Узнал лесник, в чём дело, и долго смеялся.

— Оставь Азорку у меня, — предложил он. — Сюда никто не приходит, ни одна живая душа не узнает об этом, а твоего хозяина проучить надо.

На третий день Мартин вернулся домой. Хозяин стал его расспрашивать, что с Азоркой.

— Жаль, что вас там не было, хозяин, — ответил Мартин. — Когда мы пришли в школу, Азорка сейчас же уселся за парту, словно уже бывал в школе. Учитель очень хвалил его и сказал, что через год он кончит школу. Я заплатил сто крон, а через год придётся дать ещё сто.

— Я дам на это хоть пять сотен, — ответил хозяин. — Я покажу деревне, какой у меня пёс. Все сбегутся поглядеть на него.

Не прошло и полугода, как он послал батрака навестить пуделя. Мартин отправился прямо к леснику. Помог ему убрать сено и на третий день вернулся домой.

Хозяин тотчас же спросил его, как Азорка.

— Хорошо, хозяин, — ответил Мартин. — Пес прекрасно учится. Учитель уверяет, что он скоро будет говорить.

К концу года хозяин снова послал Мартина в собачью школу. Дал ему сто крон заплатить за ученье и двадцать на дорогу. Батрак пошел к леснику, а на третий день вернулся.

— А где же Азор? — спросил хозяин.

— Испортился наш Азорка, хозяин. Хорошо научился говорить, но если бы вы слышали, какие речи он ведет! Говорит, будто вы хвастун, что вы всю деревню ограбили, что вы свою сестру надули, что вы собственного отца извели, и грозит рассказать всей деревне, что вы за птица. Это меня так разозлило, что я привязал ему камень на. шею и бросил в пруд.

Богач был поражен, но через минуту закричал:

— Хорошо сделал, Мартин! Грош цена такому псу, он только опозорил бы нас.

С той поры богач уже не хвастался своими собаками. А его ученый пес жил у лесника, но говорить так и не научился.

Гонза и хозяин

Ж ила однажды вдова с сыном Гонзой. Были они так бедны, что никогда не ели досыта. Подрос Гонза, и сказала ему мать:

— Вот что, Гонзик: пойди-ка ты по свету, поищи себе работу. Может быть, тебе повезет и ты не будешь так бедствовать, как я. Не забудь тогда свою старую мать.

Собрался Гонза и пошел по свету. Ходил он, ходил из одной деревни в другую и, наконец, нанялся в батраки к богатому крестьянину.

Наутро позвал Гонзу хозяин и сказал ему:

— Отрежь себе хлеба. Ты пойдешь сегодня снопы вязать.

Взял Гонза нож и только было собрался отрезать себе большой ломоть хлеба, как хозяин закричал:

— Тпру, тпру, это уж слишком много!

Гонза хотел отрезать кусок поменьше, но хозяин опять остановил его:

— Тпру, тпру, опять ты много режешь!..

— И этого много, режь поменьше! — в третий раз закричал хозяин. — А если хочешь, чтобы ломоть был побольше, опусти его в ручей. Там он вырастет.

Отправился Гонза в поле. Быстро съел хлеб, лег под куст и заснул. К вечеру он проснулся и связал один сноп.

Когда стемнело, Гонза пошел домой.

— Ты, наверно, целую скирду сложил? — спросил его хозяин.

— Тпру, тпру, это слишком много! — ответил Гонза.

— Знаю, что ты не переработаешь, — сказал хозяин. — Сколько же ты связал? Полскирды?

— Тпру, тпру, и это слишком!

— Что же ты целый день делал? Уж не один ли сноп связал?

— Один. И положил его в ручей, чтобы он там вырос.

СЛОВАЦКИЕ СКАЗКИ

Двенадцать месяцев

Знаешь ли ты, сколько месяцев в году?

Двенадцать.

А как их зовут?

Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

Только окончится один месяц, сразу же начинается другой. И ни разу еще не бывало так, чтобы февраль пришел раньше, чем уйдет январь, а май обогнал бы апрель.

Месяцы идут один за другим и никогда не встречаются.

Но люди рассказывают, будто в горной стране Богемии была девочка, которая видела все двенадцать месяцев сразу.

Как же это случилось?

А вот как.

В одной маленькой деревушке жила злая и скупая женщина с дочкой и падчерицей. Дочку она любила, а падчерица ничем ей не могла угодить. Что ни сделает падчерица — все не так, как ни повернется — все не в ту сторону.

Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то белье на речке выполощи, то грядки в огороде выполи.

Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то, может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

Была зима. Шел январь месяц. Снега намело столько, что от дверей его приходилось отгребать лопатами, а в лесу, на горе, деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не могли, когда на них налетал ветер.

Люди сидели в домах и топили печки.

В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь, поглядела, как метет вьюга, а потом вернулась к теплой печке и сказала падчерице:

— Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестра твоя именинница.

Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает ее в лес? Страшно теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники? Раньше марта месяца они и не появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадешь в лесу, увязнешь в сугробах.

А сестра говорит ей:

— Если и пропадешь, так плакать по тебе никто не станет. Ступай, да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

Ветер снегом ей глаза порошит, платок с нее рвет. Идет она, еле ноги из сугробов вытягивает.

Все темнее становится кругом. Небо черное, ни одной звездочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега.

Вот и лес. Тут уж совсем темно — рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Все равно, думает, где замерзать.

И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонек — будто звезда среди ветвей запуталась.

Поднялась девочка и пошла на этот огонек. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. «Только бы, — думает, — огонек не погас!» А он не гаснет, он все ярче горит. Уж и теплым дымком запахло и слышно стало, как потрескивает в огне хворост.

Девочка прибавила шагу и вышла на поляну. Да так и замерла.

Светло на поляне, точно от солнца. Посреди полянки большой костер горит, чуть ли не до самого неба достает. А вокруг костра сидят люди — кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихонько беседуют.

Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков еще того меньше — вон они какие нарядные: кто в серебре, кто в золоте, кто в зеленом бархате.

Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое — совсем еще мальчики.

Молодые у самого огня сидят, а старики — поодаль.

И вдруг обернулся один старик — самый высокий, бородатый, бровастый — и поглядел в ту сторону, где стояла девочка.

Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает ее старик громко: