На берегах Горыни и Случи, стр. 39

Промокшие до нитки, мы с Ростиславом зашли к Янчукам просушить одежду. Больше всех хлопотала Тамара. Она согрела воды, дала чистое бельё, накормила нас, а потом с грустным видом сказала:

— Ну и ну, не сладко вам живётся…

— Живём не горюем, — пошутил я.

— Не горюете!… А надолго ли хватит вашего терпения? Девушка широко раскрыла глаза. В них я увидел невыразимую тоску, сочувствие, тревогу за нашу судьбу.

Я не ответил на вопрос Тамары. Она знала и без того, что мы выдержим любые испытания и не успокоимся, пока родную землю топчет фашистский сапог.

Янчуки собрались на сенокос.

— Пойдёшь с нами, Тамара? — обратился отец к дочери.

— Пойду, — неохотно согласилась она.

Перед уходом мать наставляла младшего сына Сашу:

— Захочешь поиграть — закрой дверь на замок. Если кто спросит о нас, отвечай: «На работе у пана, дома никого нет». Мы возвратимся вечером. Понял?

— Понял, мама, — ответил мальчик.

Саша вышел во двор, заперев дверь на замок. Он игрался в песке у самого колодца, находившегося посередине двора.

Ростислав забрался на чердак.

Оставшись в доме один, я распахнул окно. Усевшись на подоконнике, любовался восходом солнца, наслаждался щебетанием птиц в густой сосновой посадке, начинавшейся возле дома.

Саша копался в песке и с детским любопытством поглядывал на дорогу. «Смышлёный малыш!» — подумал я.

Вдруг на дороге показался мужчина в форме красноармейца. Он шагал, озираясь по сторонам. Я закрыл окно и из другой комнаты продолжал наблюдать сквозь марлевую занавеску. Солдат вошёл во двор. Я хотел броситься ему навстречу, но какой-то инстинкт самосохранения удержал меня. Солдат приблизился к Саше.

— Ты здесь живёшь, мальчик?

— Да.

— Кто дома?

— Нет никого. Я один.

— А где же твои родители?

— Работают у пана.

— Принеси мне кружку воды, пить охота, — попросил солдат.

— Вон в колодце ведро висит, пейте.

— Из ведра неудобно.

— Дверь заперта на замок, — хитрил мальчик.

— Подумаешь, замок! Я могу его открыть без ключа.

— Нет, не надо, мне от мамы попадёт.

Я слышал этот разговор. Заподозрил: полицейский! Значит, он тут не один. Что же предпринять? Стрелять? Нет, горячиться не следует.

Солдат с недовольным видом вытянул из колодца ведро и, отпив несколько глотков воды, удалился.

По приставной лестнице я взобрался на чердак к Ростиславу, разбудил его и рассказал о происшедшем.

— Ну и что? — недоумевал брат.

— Пойми, это же не красноармеец, а подосланный. По всему видно. Уж очень ему хотелось проверить, кто скрывается в доме.

— Как же быть? Надо уходить, пока не поздно, — предложил Ростислав.

— На всякий случай приготовимся к обороне.

Я спустился вниз и, посмотрев в окно, увидел во дворе Зигмунда, плюгавенького шуцмана из Невиркова. Ростислав, Жорж и я в 1940 году работали с ним на строительстве железобетонного моста через реку Горынь возле села Горбакова. Мы тогда жили в общежитии, наши койки стояли рядом. Он ремонтировал пианино, рояли, костёльные органы. Знал немецкий язык. Где обитал и чем занимался этот человек в последнее время и с какой целью появился в этой глуши, я не знал.

Зигмунд напился воды и, ничего не добившись от Саши, исчез.

Я поднялся к Ростиславу. Он был взволнован.

— Коля, я говорил тебе, что нужно уходить, а теперь поздно, мы погибли…

— Что случилось?

— Посмотри в щель…

В сосновой посадке копошились полицейские, среди них был и «красноармеец», который заходил во двор. Каратели окружали дом.

— Хотят взять нас живьём! — сорвалось с уст Ростислава.

— Стрелять без промаха! — скомандовал я. — Если меня ранят — пристрели…

Брат недоумевающе уставился на меня. Его лицо со впалыми щеками побледнело. Я понял: он не оставит меня ни живым, ни мёртвым.

Полицейские проникли во двор, потребовали у Саши ключ от замка. Мальчик плакал, но не признавался, где спрятан ключ.

Сильный удар потряс дом. Каратели выбили дверь и ворвались в комнату.

— Где же они спрятались? — со злостью крикнул шуцман. — Сам видел его в окне, о, крест божий, видел! Видел!

— Если видел — под землёй сыщем! Спустились в подвал.

— И здесь нет! — растерялись. :— Давай на чердак!

— Подожди, на чердак — я сам! — вызвался старший группы Кравчук.

Наступил роковой момент. Я стоял возле чердачного отверстия, сжимая в руках трёхлинейку. Напряжение нервов — предельное!

Из люка показалась фуражка, потом голова подымавшегося Кравчука. Наши взгляды встретились. От неожиданности предатель вздрогнул, наставил на меня пистолет.

— Опоздал, получай!

Я спустил курок. Тело Кравчука с грохотом полетело вниз.

Ростислав сквозь щель стрелял по метавшимся во дворе полицейским.

Затрещали оконные рамы, зазвенели стёкла. Увидев труп главаря, каратели бросились кто куда.

Молниеносно перезарядив винтовку, я выстрелил в полицейского, пробегавшего коридорчиком.

— За мной, Ростислав! — увлёк я брата.

Прыгнув вниз, я схватил наган Кравчука и открыл из него огонь. Полицейские залегли.

Я выпрыгнул в окно и тут же припал к земле. Вслед за мной прыгнул брат. Каратели наседали. Отстреливаясь от них, мы отползали к поросли. Вражеские пули свистели над головой.

— Кончаются патроны! — испугался Ростислав.

— Стреляй с расчётом! До кустов уже недалеко! — подбодрил я брата.

Разгадав наш замысел, полицейские стали отсекать нас от кустов. И кто знает, чем бы кончилась эта схватка, если бы Жорж не подоспел с пулемётом. Отец и Владимир били по врагу из винтовок!

По моей щеке сбежала слеза, и я не стыдился её, потому что испытывал священное чувство братства, убедился в великой силе преданности и самопожертвования наших спасителей.

Итак, мы снова вместе!

Каратели отступили и скрылись за кустарниками, оставив убитых.

— Ну что, дети, попались в ловушку? — посмеивался отец после боя. — А я ведь предупреждал: разведайте местность получше.

— Мы все предусмотрели, но они нас перехитрили, — наперебой оправдывались мы. — Вот наши трофеи: винтовка и пистолет.