Гомер. Илиада, стр. 4

В тишине все слушали Нестора. Старики… Агамемнон едва не преклонил колено:

– И снова, старец, ты говоришь мудро. – А потом посмотрел на нас и приказал: – Идите готовьтесь: сегодня сраженье. Поешьте, пусть каждый отточит копье, почистит щит, покормит коня, проверит колесницу. Весь день мы проведем в бою, и только ночь разнимет пылких воинов. Ваша грудь взмокнет от пота под все-покрывающим щитом, а рука обессилит, бросая копье. Но любого, кто рискнет покинуть поле боя и укрыться подле кораблей, настигнет смерть.

Громко в ответ закричали ахейцы и рассеялись между судов. Все пошли готовиться к бою: кто-то есть, кто-то оттачивать копья, кто-то молиться. Кто-то приносить жертвы богам, моля уберечь себя от смерти. Вскоре цари, потомки Зевса, начали строить войско в отряды и, бегая между рядов, побуждать к отправлению. И неожиданно сраженье показалось нам слаще дома. Мы шли в своих бронзовых доспехах, и казалось, пожар занимался в лесу, издалека было видно, как блестят наши шлемы на солнце. Подобно огромной стае птиц, которая, опустившись с неба, шумно садится, хлопая крыльями, на большой луг, мы заполнили собой долину Скамандра. Земля страшно гудела под топотом ног и копыт. Мы остановились у реки перед Троей. Тысячи воинов, как весенние цветы, усеяли долину. Мы все хотели одного: кровавого боя.

Гектор и его союзники, чужеземные вожди, приказали своим людям вооружиться и вывели их из города – пеших и конных: страшный шум докатился до нас. Мы видели, как они поднимаются на одиноко вознесшийся посреди долины холм, называемый Ватиея, и строятся по приказу своих предводителей. Мы видели, что они пошли на нас с криком словно птицы, предвещающие в небе смертельную схватку. Мы устремились навстречу, дыша боем, но в безмолвии. Из-под наших ног поднялось в воздух плотное облако пыли, что, подобно ночи или туману, покрыло собой все вокруг.

Наконец, мы сблизились. И остановились друг против друга. И тут из троянских рядов вышел вперед боговидный Парис с накинутой на плечи шкурой пантеры, с луком за плечами и мечом у бедра. Грозно потрясая зажатыми в руке копьями с медными наконечниками, он вызывал на единоборство ахейских царей. Менелай, едва лишь увидел Париса, вспыхнул радостью, будто голодный лев, нежданно набредший на оленя и готовый пожрать его. Пылая решимостью отомстить обидчику, он быстро соскочил с колесницы на землю с оружием в руках. Парис, заметив его, затрепетал и прянул назад, избегая смерти, словно путник, что при виде дракона в торных ущельях, бледный от ужаса, обращается в бегство. Так и Парис на наших глазах скрылся в толпе троянцев. Но Гектор принялся укорять его:

– Несчастный Парис, прельститель и лгун. Или не видишь, что посмешище ты для ахеян? Они-то считали тебя настоящим героем, обманувшись твоей красотой. Теперь они знают: ты трус и нет в твоем сердце отваги. Разве не ты, будучи гостем царя Менелая, у него похитил супругу и вернулся с нею из дальней страны, на горе отцу и народу троянскому, но на радость врагам? Отчего же не хочешь теперь сразиться с Менелаем? Ты узнал бы, каков в бою тот, чьей женой ты владеешь. И не помогли бы тебе ни твоя кифара, ни пригожее лицо, ни прекрасные кудри. О, робкий народ мы, троянцы, иначе давно уж в могиле под грудой камней лежал ты – виновник стольких несчастий!

И тогда Парис ответил:

– Ты вправе ругать меня, Гектор. Сердце в груди твоей непреклонно, как пронзающая дерево секира…

Ты осуждаешь мою красоту… Но разве ты отвергаешь дары, коими боги нас награждают? Не дозволено смертному выбирать их. Слушай же: если ты хочешь, чтобы я бился с Менелаем, повели всем успокоиться – и троянцам и ахейцам, а мы станем сражаться за Елену у них на глазах. Кто из нас победит, тот и жену введет в дом, и все сокровища получит. А троянцы и ахейцы заключат мир. Троянцы и впредь пусть владеют плодородными землями Трои, ахейцы же вернутся в Аргос богатый, знаменитый жен красотою.

Радость овладела Гектором после этих слов. Он выступил вперед и, подняв копье, дал знак троянцам остановиться. Они повиновались, а мы натянули луки, многие бросили в него камни, но Агамемнон воззвал к нам:

– Стойте, друзья, не стреляйте! Гектор намерен говорить речь!

И мы тоже остановились. Все умолкли, и Гектор заговорил:

– Послушайте! Услышьте, что предлагает Парис, из-за коего разгорелась вражда: положите на землю оружие, сам же он один на один сразится с Менелаем. Пусть решится в бою, кто введет в дом Елену и богатства получит.

Оба войска сохраняли молчанье. И тогда послышался могучий голос Менелая:

– Послушайте и меня, чье сердце сжигает и обида, и жажда отмщенья. Пора вам примириться – довольно бедствий вы претерпели из-за вражды между мной и Парисом, ее виновником. Мы сразимся вдвоем, и погибнет тот, кому суждено. А вы примиритесь немедля. Пусть ахейцы представят ягненка для жертвы Зевсу, а троянцы белого агнца и черную овцу – солнцу и земле. И пусть призовут владыку Приама, чтобы сам он клятву принес: его сыновья надменны и вероломны, он же стар, а старцы умеют прозорливо смотреть назад и вперед и соблюдать взаимную пользу. Пусть он придет и клятвой утвердит мир, чтобы никто не дерзнул нарушать то, что сделано именем Зевса.

Я слышал его слова и видел, что оба народа преисполнились радостью в чаянии положить конец изнурительной войне. Я видел, как воины спускались с колесниц, снимали доспехи, покрывая землю медным ковром. Никогда еще мир не был так близок. Я обернулся, отыскивая Нестора, мудрого старца Нестора.Я хотел заглянуть ему в глаза. И в его глазах увидеть конец войны, безумие жаждущего битвы и ярость оправдывающего ее.

Елена

В тот день я, словно простая служанка, в молчании сидела в своих покоях и ткала полотно, на коем представлены были сраженья троянцев и ахейцев в этой злосчастной войне из-за меня. Внезапно вошла Лаодика – прекраснейшая из дочерей Приама, и заговорила

– Выйди, Елена, взгляни на чудные деяния троянцев и ахейцев. Недавно сошлись они в долине, пылая жаждой битвы, ныне же молча стоят друг против друга, их щиты лежат на траве, а копья воткнуты в землю… Говорят, что Парис и Менелай будут биться за тебя в поединке и победитель тебя наречет супругой.

Лишь только услышала я эти слова, как слезы заструились из моих глаз, ибо охватили меня воспоминания о моем первом супруге, отечестве и родных. Я накрылась блестящим белым покровом и поспешила из дому по-прежнему со слезами в глазах. Достигнув башни Скейских ворот, я увидела троянских старцев, с высоты наблюдающих за долиной. Слишком дряхлые для сражений, они сильны были речами, будто цикады на деревьях, чьи голоса разливаются по окрестным рощам. Узрев меня, они т между собой:

– Невозможно осуждать сынов Трои и данайцев, что губят себя из-за подобной жены. Поистине красотой она подобна богиням. Но сколь она ни прекрасна, пусть возвратится на родину, и погибель не грозит ни нам, ни нашим детям.

Так говорили они, не решаясь, однако, поднять на меня взгляд. Лишь Приам обратился ко мне:

– Иди сюда, дитя мое, садись ближе ко мне. Передо мной ты невинна. Это боги наслали беду на меня. Подойди, отсюда ты сможешь увидеть первого мужа, родных и друзей… Назови мне имя того величавого мужа. Могучий, он видом похож на царя, хотя и не самый высокий, однако такого прекрасного и такого почтенного глаза мои не видали. Приблизившись, я отвечала ему:

– Я и почитаю и страшусь тебя, любезный мой свекр Приам. О, лучше б я встретила горькую смерть, когда решилась последовать за твоим сыном сюда, покинув брачное ложе, малую дочь и бесценных подруг… но так не случилось, и об этом я сокрушаюсь в слезах. Но ты хотел знать имя этого воина… Он – Атрид Агамемнон, мудрый царь и доблестный воин, некогда – о, если бы так продолжалось и ныне! – он был деверем мне, недостойной.

Приам продолжал взирать на ахейцев:

– А сей воин? Кто он? На целую голову ниже Агамемнона, но в плечах и в груди он пошире. Он ходит по рядам воинов, будто пышный шерстью овен между белорунных овечек.