Драгоценность, стр. 10
–?Ты хочешь такую жизнь?
Я цепенею. Чутье подсказывает, что этот вопрос под запретом в Жемчужине, его не то что вслух, даже в мыслях задавать опасно. Кого волнует, чего хотят суррогаты? Но Люсьен спрашивает меня. И я думаю, что, возможно, ему было бы интересно узнать и мое имя.
–?Нет, – шепчу я в ответ.
Он заканчивает укладку в тишине.
Вторые песочные часы меньшего размера и наполнены бледно-фиолетовым песком.
Я стою перед одним из трех шкафов, откуда Люсьен достает платья на вешалках, и я с трудом втискиваюсь в них. Он выбирает чересчур обтягивающие модели, объясняя это желанием «подчеркнуть мои изгибы». Некоторые наряды просто вопиющие – как, например, костюмы с крыльями или накладками в виде плавников. К счастью, Люсьен довольно быстро их отвергает.
–?Определенно не твой стиль, – говорит он. Я не знаю, какой стиль мой, но рада, что хотя бы не такой.
Я примеряю платья из тяжелой парчи и вздыхаю с облегчением, когда Люсьен отвергает и их тоже – в них я чувствую себя глыбой весом в тонну. В гардеробе платья на любой вкус – с пышными юбками, короткими юбками, длинным рукавом, без рукавов, из шелка, дамаста, тафты, кружева, а разнообразие цветов и узоров просто поражает. Люсьен хмурит брови, пока я меряю одно платье за другим, и гора непригодного барахла растет все выше и выше. Бусины пота выступают на его лбу, и он поглядывает на песочные часы – фиолетовый песок почти заполнил нижнюю колбу. У нас совсем мало времени.
И вдруг он улыбается, а его взгляд заставляет меня насторожиться.
–?Знаешь что? – говорит он, отбрасывая в сторону длинное платье из красного бархата. – Выбирай сама.
Я в недоумении.
–?Что?
–?Ты будешь выбирать. Просто поройся в шкафах и возьми то, что тебе понравится.
Я настолько ошеломлена, что даже не могу двинуться с места. Разве это не важно, в чем я предстану на Аукционе? Наверное, это влияет на мнение покупателей? И разве это не его работа?
Но тут я снова задаюсь вопросом, не хочет ли он опять сделать мне приятное, как это уже было, когда он разрешил закрыть глаза перед макияжем. Я помню, как Рейвен говорила вчера, что больше у нас никогда не будет возможности выбирать себе наряды. И вот Люсьен дарит мне еще один шанс.
–?Хорошо, – говорю я и направляюсь прямиком ко второму шкафу. Я провожу рукой по вешалкам с платьями, оценивая качество ткани на ощупь. Чем дальше я продвигаюсь, тем проще становятся фасоны платьев.
Как только я прикасаюсь к одному из них, я понимаю, что это оно.
Платье из бледно-фиолетового муслина, и этот оттенок напоминает мне вчерашний восход солнца, когда небо еще не взорвалось буйством цвета. С завышенной талией, платье струится чистыми линиями вниз, ниспадая до самого пола. На нем нет никаких узоров. Оно даже не выглядит дорого.
И оно мне нравится.
Люсьен смеется, когда видит мой выбор.
–?Примерь, – говорит он, и, когда я надеваю платье, он снова хохочет и хлопает в ладоши. – Кажется, это платье надевают впервые за всю историю Аукциона, – говорит он. – Но, дорогая, оно сидит на тебе как влитое.
5
– Что дальше? – спрашиваю я.
–?Ты снова смотришься в зеркало, – отве– чает он.
Я сглатываю.
–?Это обязательно?
Люсьен берет мою руку в свои ладони – кожа у него мягкая, как у ребенка.
–?Да. Это обязательно. Ты видела себя прежнюю, а теперь должна принять себя такой, какой ты стала, и встретить новую жизнь и свое будущее. – Он как будто читает заготовленный сценарий, но что-то в его глазах противоречит его словам. Будто на самом деле он просит у меня прощения.
–?Хорошо. – Мне удается выровнять дыхание, пока я подхожу к зеркалу. Смотрю под ноги, ступаю на подиум и на счет три поднимаю глаза.
Незнакомка в зеркале изменилась.
Я часто моргаю, пытаясь примирить ее с тем образом, что нарисовала для себя в голове – симпатичной девушки с пухлым лицом и большими глазами. Женщина, которую я вижу перед собой, потрясающе красивая. Щеки куда-то пропали, зато выделяются высокие скулы, брови выгнуты изящной аркой над сияющими глазами, подчеркнутыми насыщенным фиолетовым цветом с проблесками сирени и золота. Ее губы переливаются бледно-розовым блеском, волосы ниспадают на плечи густыми локонами, подхваченные изысканной заколкой в форме бабочки, инкрустированной аметистами. Кожа мерцает, и кажется, будто она светится изнутри. Цвет платья идеально вписывается в общую картину, а простой крой лишь подчеркивает женскую красоту.
–?Что скажешь? – спрашивает Люсьен.
У меня нет слов.
Он делает шаг ближе, так что наши отражения в зеркале соприкасаются.
–?Я хотел, чтобы ты все же осталась собой.
–?Спасибо, – шепчу я.
Люсьен снимает с полки последние песочные часы – крошечные, с темно-красным песком.
–?Это тебе, – говорит он. – В течение этого времени ты можешь делать все, что хочешь. Смотреть в зеркало. Петь. Медитировать. Только не испорти прическу и макияж.
–?А ты что будешь делать?
Он бросает на меня печальный и сочувственный взгляд.
–?Я должен оставить тебя, 197. Ратник проводит тебя в комнату ожидания, когда истечет твое время.
Мое сердце пропускает удар.
–?Ты уходишь?
Люсьен кивает.
–?Прошу прощения за беспорядок, – говорит он, оглядывая разбросанные платья и тюбики с краской на туалетном столике. – Слуги не могут начать уборку, пока ты здесь. – Он слегка улыбается. – Мне было приятно работать с тобой, 197.
Он переворачивает песочные часы и идет к двери.
–?Люсьен, подожди.
Он останавливается. Я нервничаю и порываюсь закусить нижнюю губу, но вспоминаю его просьбу не портить макияж. Я не знаю, чего бы мне хотелось в эти последние минуты свободы. Но я точно знаю, что не хочу оставаться в одиночестве.
–?Ты сказал… я могу делать все, что захочу?
Он кивает.
–?Хорошо. Тогда я хочу поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты остался.
Поначалу он как будто не понимает меня. Но вот медленная улыбка расползается по его лицу.
–?Надо же, – говорит он, приглаживая свой хохолок. – Такое со мной впервые.
Он садится на один из низких диванов, изящно закидывает ногу на ногу и жестом приглашает меня сесть рядом. Я улыбаюсь, впервые с тех пор, как проснулась в этой комнате.
–?Ага, – говорит он, – вот чего не хватало. Теперь ты само совершенство.
Я присаживаюсь рядом с ним. В комнате так тихо, что я почти слышу, как струится песок в часах.
–?О чем бы ты хотела поговорить? – спрашивает Люсьен.
–?Не знаю, – признаюсь я. – Просто… мне не хотелось, чтобы ты уходил.
Выражение его лица смягчается.
–?Когда придумаешь, о чем тебе хочется поговорить, дай мне знать. – Кончиками пальцев он поглаживает шелковистую ткань своего платья. Я снова обращаю внимание на его гладкую кожу.
–?Сколько тебе лет? – спрашиваю я.
Он разражается смехом.
–?О, дорогая, с этого нельзя начинать разговор. Иначе тебе здесь не выжить.
Я краснею, чувствуя, как пылают мои щеки.
–?Извини. – Я так долго жила среди сверстниц и привыкла к тому, что никто не скрывает свой возраст.
Люсьен похлопывает меня по руке.
–?Не переживай. Все равно ты держишься гораздо лучше, чем большинство других девушек, которых я готовил.
–?И давно ты этим занимаешься?
–?Девять лет. Но я работаю не на каждом Аукционе. Мой опыт и мастерство позволяют мне самому выбирать, с кем работать. – Он взмахивает ресницами.
–?И ты выбрал меня?
–?Да.
–?Почему? – Я даже не догадываюсь, что могло заставить его сделать такой выбор. И разве он что-нибудь знает обо мне?
Я вижу, что он колеблется.
–?Твои глаза, – говорит он.
Я потрясена.
–?Ты меня видел?
–?Нам раздают фотографии всех суррогатов, участвующих в Аукционе. Вместе с вашими параметрами, конечно. Иначе откуда бы у меня взялось три шкафа, набитых платьями твоего размера?