CITY, стр. 71
27
Отец Гульда вернулся вечером, когда уже стемнело. Осмотрелся вокруг.
— Смотри-ка, все изменилось.
Он был в штатском. Что-то мальчишеское было в его лице. Возможно, улыбка. На ногах — зашнурованные коричневые ботинки. Трудно было поверить, что он настроен воинственно, в таких ботинках. Скорее миролюбиво: скучноватое, надежное миролюбие.
Шатци выглянула в окно. Она ждала солдат, охранников или кого-то еще в этом роде. Но никто не появлялся. Странно, подумала она. Ведь этого человека нельзя было вообразить одного. И вот он здесь. Один. Поди разберись.
Зовите меня Хэлли, попросил отец Гульда. Ему будет приятно, если Шатци станет звать его попросту Хэлли. А не генералом.
Если уж точно, он вовсе не генерал.
— Как это?
— А, это длинная история. Зовите меня Хэлли, ладно?
Ладно, согласилась Шатци. Она приготовила пиццу, оба сели ужинать на кухне, работает радио, все как обычно. Отличная пицца, одобрил отец Гульда. Потом поинтересовался: а как там Гульд?
— Он уехал, генерал.
— Объясните, что именно это значит?
Шатци объяснила. Гульд уехал, но не в Коверни. Он сел на поезд и отправился неизвестно куда, и оттуда позвонил ей.
— Позвонил?
— Да. Хотел сказать, что больше не вернется, и…
— Скажите, что именно он вам говорил?
— Не знаю, только то, что больше не вернется, и просил, чтобы его не искали, и чтобы его отпустили, именно так он сказал, отпустите меня, все нормально, и еще сказал: я объясню тебе, это все из-за денег. И объяснил.
— Какие деньги?
— Деньги, обычные деньги, спросил, не могу ли я послать ему немного денег на первую неделю, потом он вернет их.
— Деньги.
— Ну да.
— А вы ему ничего не ответили?
— Я?
— Вы.
— Ну, не знаю, кажется, нет, почти ничего. Я больше слушала. Я пыталась понять, что это за голос… пыталась понять, он дрожит от страха, что-нибудь такое, или… или он спокойный. Понимаете?
— …
— Кажется, он был спокойный. Помнится, я подумала, какой ровный голос, даже вроде бы веселый, так и есть, как ни странно, но это был веселый мальчишеский голос.
— И он не сказал, где он сейчас?
— Нет.
— А вы, конечно же, не спросили?
— Нет, кажется, нет.
— Можно узнать через систему контроля звонков. Думаю, это нетрудно.
— Не делайте так, генерал.
— Что вы говорите?
— Если вы желаете добра Гульду, не делайте так.
— Он всего лишь мальчишка, он не может отправиться в кругосветное путешествие вот так, без товарищей, кругосветное путешествие — это опасно, я ни за что не позволю…
— Опасно, я знаю, но…
— Он всего лишь мальчишка…
— Да, но он не боится, вот в чем дело, он не боится, будьте уверены. И мы тоже не должны. По-моему, речь идет о нашей смелости, понимаете?
— Нет.
— По-моему, у нас должно хватить смелости отпустить его.
— Вы серьезно?
— Да.
Да, она говорит серьезно. Она думает, что Гульд всегда делает именно то, что твердо решил сделать, так не часто бывает, все, что могут сделать его близкие в этом случае, — не вмешиваться, вот и все.
— Вы с ума сошли, — объявил отец Гульда.
И тогда Шатци сказала:
— Наплевать, -
и рассказала ему о реках, о том, что если река хочет добраться до моря, ей невмоготу кружить то направо, то налево, ведь ясно, что намного быстрее — намного практичней — было бы идти прямо к цели, а не усложнять себе жизнь всеми этими изгибами, из-за которых путь только лишь удлиняется в три раза — а точнее, в три и четырнадцать сотых раза, как установили люди науки с научной точностью, и это замечательно.
— Понимаете, они как будто обязаны кружить. Это нелепо, если подумать, это просто-таки нелепо, но дело в том, что им надо вот так двигаться вперед, нанизывать изгибы один на другой, и нельзя сказать, что это нелепо или разумно, правильно или нет, они движутся вот так, и все, вот так, и все.
Отец Гульда застыл в размышлении. Затем спросил:
— Куда вы обещали отправить ему деньги?
— Не скажу. Даже если вы привяжете меня к ядерной боеголовке и сбросите на какой-нибудь японский остров.
Настало долгое молчание. Шатци принялась убирать со стола, отец Гульда прохаживался взад-вперед, останавливаясь перед окном и поглядывая на улицу. Наконец он поднялся на второй этаж. Шатци услышала его шаги над головой. Должно быть, он зашел в комнату Гульда, перебирал вещи, открывал шкафы, доставал фотокарточки, то-се. Наконец он захлопнул за собой дверь ванной. До Шатци донесся шум воды, и ей припомнился Ларри «Лоуэр» Горман, и она поняла, как ей не хватает Гульда. Отец Гульда снова спустился и уселся на диван. На нем был один зашнурованный коричневый ботинок, но он то ли не замечал этого, то ли не придавал значения.
Шатци погасила свет на кухне. Радио оставила включенным, но свет погасила и уселась на пол, прислонившись спиной к дивану. К другому, зеленому дивану. Отец Гульда восседал на синем. По радио передавали дорожную информацию. Дорожно-транспортное происшествие. По первым сведениям, жертв нет. Подробности уточняются.
— Знаете, моя жена была женщиной редкой красоты. Да, настоящей красавицей, когда мы поженились. И с ней было интересно. Она не могла усидеть на месте. Ей нравилось все на свете, она была из тех, кого волнуют самые дурацкие пустяки, кто ждет чего-то от них. Она доверчиво относилась к жизни, понимаете? Это от природы. Я плохо знал ее в то время, мы познакомились за три месяца до свадьбы. Всего за три. Я сам бы на такое не пошел. Но она предложила жениться на ней. Я так и сделал, и это лучшее из того, что я сделал за всю свою жизнь, серьезно. Поверьте, мы были счастливы. И даже когда она сказала, что ждет ребенка, это меня не испугало. Все было весело и радостно, мы думали, что так и должно быть. Каждый год мы переезжали в другой город. Что поделаешь — служба. Она ездила со мной, и везде казалось, что именно там она родилась, ей удавалось повсюду заводить друзей.
Когда появился Гульд, мы были на военной базе Альмендерас. Радиоразведка и тому подобное. И там появился Гульд. Я много работал. Помню только, что она выглядела счастливой, столько улыбок и смеха, все как раньше, прекрасная жизнь. И как-то вдруг все стало портиться. Видите ли, Гульд был непростым ребенком, я хочу сказать, необычным, если только на свете есть обычные дети, но он был, можно сказать, не похож на ребенка. Скорее на взрослого. Я помню, что мы не делали для него ничего особенного, воспитывали как попало, мы и не думали, что ему нужно что-то особенное. Наверное, мы ошибались. А когда он пошел в школу, тут-то и началась эта история с гениальностью. Он прошел какое-то тестирование, а потом нам объявили: все заставляет предполагать, что этот ребенок — гений. Так и сказали: гений. Выяснилось, что его мозг находится на границе зоны дельта. Представляете, о чем я?