Маяк Фишера (ЛП), стр. 18
Приложив руки к щекам, я стараюсь скрыть свой румянец, потому что точно знаю, что я пунцовая.
— Я сожалею. Я не...я не.
Запинаюсь я, чувствуя себя полностью униженной и не имея понятия, как выйти из этой ситуации.
— Все нормально, Люс. Я просто не ожидал. Мне казалось, что ты предпочитаешь делать такие вещи медленно, ты просто застала меня врасплох. Ты не производишь впечатление тех девушек, которые предпочитают делать что-то... сумасшедшее, — говорит он и проводит ладонью по волосам, чтобы убрать тот беспорядок, который я наделала, когда практически пыталась чуть ли не вырвать их с корнем.
Он так занят собой, пытаясь вернуть волосы в нормальную прическу, и удерживая свою рубашку вместе, что практически не замечает мой раздраженный взгляд. Почему, черт возьми, если женщина жаждет мужчину, и не боится этого показать, то считается сумасшедшей? При условии, что это не Стэнфорд, которого я горячо желаю, но это к делу не относится. Если мой слух, полностью отключил мой ум сегодня вечером, то парень, с которым я встречаюсь, только что назвал меня сумасшедшей.
— Мне кажется, что тебе следует уйти, — сообщаю я ему, скрещивая руки на груди и стараясь остаться устойчиво стоять на ногах.
— Да, наверное, это хорошая идея.
Он сокращает расстояние между нами и целует меня в щеку, проведя рукой вниз по моим волосам, и я удерживаюсь, чтобы не дернуться от его прикосновения. Да, я превратилась в настоящую стерву, и я знаю это. Стэнфорд прав, я действительно сегодня вечером веду себя, полностью не соответствуя самой себе, и я не могу винить его за то, что он пребывает немного в шоке от моего поведения. Мы делали маленький легкий петтинг поверх нашей одежды, и я всегда его останавливала, когда он пытался пойти дальше. И вдруг сегодня, после встречи со своим бывшем мужем, я практически разорвала его одежду прямо на диване посреди гостиной в переполненной гостинице, куда любой из пятнадцати клиентов мог войти в любую минуту.
Да, я определенно схожу с ума.
Я заталкиваю подальше свое отношение и гнев, и водворяю улыбку на лицо, провожая его до входной двери.
— Как насчет сходить завтра на ланч? — спрашивает Стэнфорд. — У меня встреча в банке в одиннадцать, но думаю, она не займет много времени. Может быть, нам устроить пикник на пляже или что-нибудь еще.
Я улыбаюсь и киваю.
— Звучит замечательно. Я думаю, что Элли сможет заменить меня, встретимся в банке. Скажем, около полудня?
— Превосходно, — соглашается Стэнфорд. — Спи крепко, Люс, и не беспокойся о сегодняшнем вечере.
Я сохраняю приклеенную улыбку на лице, он еще раз быстро целует меня в щеку, и выходит за дверь. Я убеждаюсь, что он не захлопнул ее за собой, и делаю глубокий вдох с тревогой расхаживая по гостиной.
Черт тебя побери, Джефферсон Фишер. Почему, черт возьми, ты вернулся именно сейчас, когда все наконец в моей жизни начинает казаться более или менее пришедшим в норму? Стэнфорд — добрый, уравновешенный мужчина, который относится ко мне не плохо. Мне нет никакого дела, как фантазировать о мужчине, который оттолкнул меня и не захотел. Единственная причина, по которой он выдал все это дерьмо сегодня вечером в баре, потому что увидел меня со Стэнфордом и не смог справиться с этим. Какого черта он думает, что имеет основания для ревности по поводу меня. Его эго, наверное, не смогло смириться с мыслью, что кто-то еще на самом деле может захотеть меня, после того, как он разрушил меня на части. В следующий раз, когда я увижу его, я собираюсь совершенно ясно дать ему понять, что ему следует держаться от меня подальше. Я уверена, что Мелани будет более чем счастлива, продолжить с ним дальше с того места, где они остановились в прошлом году.
Глава 11
Журнал терапии Фишера
Памятная дата: Январь 25, 2014
Я монстр.
Если есть более сильное слово, чтобы описать то, кем я стал, я бы использовал его, но пока оставим это, потому что я не могу придумать ничего лучше.
Я не стал зажигать свет, лучше оставаться в темноте, пытаясь убедить себя, что произошедшее неправда, но находясь здесь при мягком свете от ночника, стоящего на прикроватной тумбочке и освещающего комнату, я не могу закрыть глаза на подтверждение моего отвратительного поведения.
Даже импровизированное купание в океане, после того, как Люси пошла наверх готовиться ко сну, не в состоянии очистить те ужасные образы, которые засели в моем мозгу. Как только она ушла из кухни, я вышел через заднюю дверь, спустился вниз по ступенькам на пляж к океану, по-прежнему одетый в свои военные походные ботинки и камуфляжные штаны. Я упал в воду, всем сердцем желая, чтобы вода смыла то дерьмо, которое я быстро проделал со своей женой.
Впервые за все время, моя голова наполнена ужасом того, что я совершил с Люси, а не моими действиями за океаном, я хочу закричать, и кричать до тех пор, пока мое горло не начнет саднить.
Люси мирно спит рядом со мной на животе, и я нежно прохожусь пальцами вниз по ее обнаженной спине, останавливаясь у ее бедер.
Бедра, покрыты синяками точно соответствующие размеру и форме моих пальцев.
Господи, я оставил на ней следы, на моей красивой, прекрасной девушке, я оставил отметины своей злости и потребности, которая полностью захватила меня, стоило мне только войти в дверь и увидеть ее там, что я даже не был способен себя контролировать. На протяжении всей дороги домой, единственное, о чем я мог думать — обернуть вокруг нее руки и заключить ее в свои объятия, почувствовать мягкое прикосновение ее кожи, и смыть с себя все те темные и ужасные вещи, которые я видел весь год. Я даже не стал останавливаться в отеле, как обычно делал, чтобы переодеться в гражданскую одежду. Я не принимал душ, не брился, потому что я хотел единственного, как можно быстрее вернуться к ней, прежде чем мой мозг разорвется пополам.
Как только я вошел через эту чертову дверь, и увидел ее в обтягивающих брюках, которые идеально сидели на ее бедрах, и в обтягивающей майке без бюстгальтера, у меня возникла единственная мысль, как можно скорее очутиться внутри нее. Тогда я мог только сосредоточиться на единственной вещи — зарыться в нее, как можно глубже, и в моей голове не было больше не одной ужасной мысли, только эта. Я набросился на нее, как животное, и взял у стены, словно бешеный зверь. Я хотел наказать ее за то, что она была такой мягкой, сладкой и красивой, хотя при этом я точно знал, что за прошедший год не было ничего красивого, а только слишком тяжело и ужасно. Я не заслуживаю ее. Я не заслуживаю, чтобы она сидела здесь и ждала меня день за днем, месяц за месяцем. Я не заслуживаю возвращаться домой к кому-то, похожему на нее, кто любит меня до такой степени, полностью, всего, несмотря на то, что мое тело и разум пытаются увести меня отсюда, заставляя забыть, как хорошо мне с ней.
Я стараюсь проглотить застрявший комок в горле, когда осторожно провожу пальцами по синякам, оставленным на ее бедрах, но ничего не могу поделать. Слезы наполняют глаза и стекают вниз. Я очень ее люблю, но все время причиняю боль. Единственный человек в моей жизни, который никогда не подвел меня, а я продолжаю разрывать ее на части. Я подвожу ее каждый раз, когда ухожу, подвожу, когда ей приходится все делать одной, подвожу, когда возвращаюсь домой и мне становится не по себе, потому что я все еще застрял в том месте на полпути, и я подвожу, прикасаясь к ней с другими намерениями, кроме любящих рук и боготворящих поцелуев.
Я не называл ее по имени, не говорил ей, как ее люблю и как сильно скучал по ней. Я не произнес ни слова за ночь, потому что боялся, что начну кричать и рыдать и сломаюсь прямо у нее на глазах, если хотя бы открою рот. Она и так вытерпела от меня слишком многое, я не могу добавить еще и это. Она бы хотела вылечить, починить меня, пожертвовав своей жизнью, готовая помочь в любую минуту, но я не смогу позволить ей этого сделать. Она уже стольким пожертвовала. Как я могу продолжать так мучить ее? Как могу я продолжать подталкивать ко всему этому, когда у меня у самого нет уверенности, что дерьмо, которое засело в моей голове когда-нибудь уйдет? За последние несколько месяцев между моей зоной боевых действий и Люси шла непрерывная битва против моих демонов, которые ползали у меня в голове, и эта карусель ночных кошмаров становится только с каждым разом все хуже, а не лучше с каждой милей, которая отделяет меня от войны. Я не пойду на следующее боевое задания, из-за осколков снаряда, которые попали в мое плечо и вызвали повреждение нерва, но это совершенно не значит, что я начну забывать, через что мне пришлось пройти. Это совершенно не значит, что все те ужасы, которые я видел все эти годы, вдруг внезапно исчезнут из моей головы.