Спартанцы Гитлера, стр. 36
В заключении раздела об СС следует констатировать, что именно вследствие деятельности СС нацистское государство было царством бесправия; это признал сам доктор юриспруденции, глава национал-социалистического союза правоведов Франк, который в 1942 г. писал в дневнике, что «расширение произвольного применения ненормативных полномочий полицейской власти приняло со временем такие формы, что вполне можно констатировать, что каждый отдельный немец полностью бесправен перед лицом полицейского произвола» {306}. СС не были всесильной организацией тоталитарного общества, но весьма важной составной частью нацистского режима с перспективой постоянного усиления и расширения сферы компетенций и превращения в своеобразный питомник элиты «нации господ». Иными словами, СС имели не только негативные функции, но и важные позитивные задачи — именно ради расширения возможностей выполнения этих задач СС во время войны стремились заработать максимальный моральный авторитет на фронте, стремясь во что бы то ни стало превзойти вермахт. Это им в полной мере удалось: при этом использовались как идеологические мотивы, так и культивирование особого рода фронтового товарищества. Именно эти полновесные моральные претензии на превосходство и делали СС столь опасными.
ГЛАВА IV.
ПАРТИЯ, ВЛАСТЬ И ОБЩЕСТВО
«НСДАП — это активизм вместо политической теории, действие вместо переговоров, авторитет и дисциплина вместо осознанной убежденности, опасность и приключения вместо безопасности и буржуазного законного порядка, героическое измерение жизни вместо оппортунизма и стремления к выгоде».
«Каждый человек в Германии должен помнить, что не наши предприниматели, не наши профессора и ученые, не солдаты и деятели искусств, не философы и поэты спасли немецкий народ от неминуемого разрушения и погибели, а партия и только она — в Германии все может погибнуть, но только не она».
Партийное строительство в НСДАП до прихода Гитлера к власти
Гитлеровские представления о том, какой должна быть партия, в принципе были весьма схожи с ленинскими представлениями о «партии нового типа», с той лишь разницей, что Гитлер предпочитал проводить линию раздела не между буржуазными и пролетарскими партиями, а между партиями политическими и мировоззренческими. При этом Гитлер без обиняков утверждал: «политические партии сами считаются со своими противниками, а мировоззренческие не считаются ни с кем и ни с чем, объявляя себя непогрешимыми» {309}. НСДАП Гитлер причислял именно к мировоззренческим партиям. Так же, как и в вопросе с антисемитизмом, так и в вопросе создания партии он принимал решения в соответствии с собственными представлениям о враге. Гейден передает, правда без ссылки, что Гитлер хотел назвать партию «Социал-революционная партия», подразумевая русских эсеров — антимарксистов и противников большевизма {310}. Это странно, так как среди эсеров было довольно много евреев; может быть, именно по этой причине в итоге он остановился на другом названии, приняв предложение австрийского инженера Рудольфа Юнга.
Сначала ни в идеологическом плане, ни в политической ориентации, ни в акценте на социальные проблемы НСДАП никак не выделялась из многочисленных групп фелькише в Баварии. Сразу после войны в Австрии также были подобные группы, например, «Немецко-социальная рабочая партия», основанная еще до войны австрийским адвокатом Вальтером Рилем и вышеупомянутым инженером Рудольфом Юнгом. Эта партия в 1918 г. приняла название «Немецкая национал-социалистическая партия», партийным символом была признана свастика, издавна считавшаяся символом и знаком австрийских антисемитов. Эта партия делилась на две части — австрийскую и судетскую, к которым в 1920 г. присоединилась и баварская группа, а затем и «Немецкая социалистическая партия» дюссельдорфского инженера Альфреда Брауна, нюренбергским отделением которой руководил Юлиус Штрайхер. В 1920 г., на совместном заседании в Зальцбурге, сошлись на новом названии партии — НСДАП, новая партия переняла у австрийских пангерманистов приветствие «Ней!», сопровождавшееся поднятием правой руки, а также черно-бело-красное знамя со свастикой.
С 29 июля 1921 г. Гитлер перенял единоличную власть в партии, а ее председатель, рабочий мюнхенских железнодорожных мастерских Антон Дрекслер, оставался лишь номинальной фигурой и почетным председателем партии, с которым Гитлер практически не считался. Нужно отметить, что Гитлер не сразу добился безоговорочного авторитета и преобладания в партии — этот процесс начался с конца 1922 г., когда Герман Эссер провозгласил Гитлера «немецким Муссолини», предрекая по примеру «марша на Рим», осуществленного фашистами, подобный же «марш на Берлин» нацистов. ФБ в начале 1923 г. писала, что Гитлер — тот вождь, которого с нетерпением ожидает Германия {311}. Начальные позиции Гитлера были довольно оригинальны: в 1923 г., в момент оккупации Рура французами, Гитлер выступал против участия в общенациональных акциях протеста, утверждая, что главный враг не французы, а внутренние предатели. Этим Гитлер стремился оградить партию от растворения в национальном блоке — разумность такой тактики стала очевидной несколько позже.
Неудачу же «пивного путча» 8 ноября 1923 г. (полиция расстреляла демонстрацию нацистов, погибло 16 членов партии — они и стали «мучениками движения») следует отнести исключительно к неопытности партии и ее вождя. Как писал Роберт Берне, «путч не может кончиться удачей, когда он победит, его зовут иначе», то же и «пивной путч»: он не привел к революции, но помог Гитлеру осознать, что сможет он добиться власти в Германии легальными способами. Когда 20 декабря 1924 г. Гитлер вышел из тюрьмы, уже начался период относительно благополучного развития Веймарской республики, и в новых условиях партию нужно было создавать заново, ибо то, что от партии осталось, не соответствовало представлениям Гитлера об эффективной политической организации, да и численность ее была небольшой, в СА было всего 1 тыс. членов {312}. К тому же партия была преимущественно региональной баварской организацией — из 607 местных групп НСДАП в 1925 г. половина приходилась на Баварию. В этот момент большую помощь Гитлеру оказал Грегор Штрассер, человек весьма образованный (он читал Гомера в подлиннике) и политик левых убеждений, к тому же обладавший выдающимися риторическими и организационными способностями. Верным помощником Грегора был его брат Отто — также интеллектуал и блестящий полемист. Оба брата воспринимали национал-социализм как доктрину преимущественно социалистической направленности, — в отличие от Гитлера, который делал акцент на нации, хотя и повторял, что социализм и нация — это синонимы.
В начале 1925 г. Гитлер предложил Грегору Штрассеру самостоятельное руководство партийными организациями Северной Германии. Благодаря огромной самоотдаче Штрассера и его продуманной ставке на рабочих в промышленно развитой части Германии, НСДАП делала несомненные успехи: с 1925 до 1928 гг. число членов партии увеличилось во много раз. Одним из самых важных факторов успеха нацистов среди рабочих было то, что, несмотря на относительную экономическую стабилизацию, настроения рабочих вследствие французской оккупации Рура склонялись в благоприятном для национализма направлении, а социалистическая революционная программа Штрассера была весьма уместной в рабочей среде. В 1925 г. был создан даже «комитет северо-западных гау НСДАП», активными членами которого стали братья Штрассеры, Карл Кауфман, Виктор Лютце, а также один из интеллектуальных вождей левых национал-социалистов Северо-запада Германии — 28-летний доктор филологии Иозеф Геббельс, бывший одним из партийных функционеров гау Северный Рейн. Геббельс нашел в Штрассере родственную душу: он и сам был таким же радикалом и революционером. В органе северных нацистских организаций «Национал-социалистические письма» Геббельс писал: «Мы — прежде всего социалисты и являемся врагами современной капиталистической экономической системы с ее эксплуатацией и подавлением экономически слабых, с несправедливостью распределения социального продукта. Мы решительно настроены разрушить эту систему при любых обстоятельствах» {313}. По существу братья Штрассеры и Геббельс были весьма близки национал-большевистской части немецкой «консервативной революции»; оппортунизм и карьерные соображения побудили Геббельса пересмотреть свои политические позиции, а Штрассеры остались им верны до конца.