Девушка в поезде, стр. 57

И все же. Я достаю тетрадку со своими уликами преследования и сравниваю звонки со временем встреч, организованных по телефону. Некоторые совпадают. Какие-то были за день-два до встречи, какие-то – через день-два после нее. Некоторые вообще никак не связаны.

Мог ли он все это время с ней встречаться, а мне рассказывать, что она не дает ему прохода и преследует, мог крутить с ней роман за моей спиной? Но зачем звонить ей по городскому, если для связи у них имелся этот номер? Как-то не стыкуется. Если, конечно, она не звонила нарочно, чтобы я узнала. И чтобы наши отношения испортились.

Тома нет уже почти два часа, и скоро он вернется. Я заправляю постель, убираю свой журнал и его телефон в тумбочку, спускаюсь вниз, выливаю остатки вина в бокал и быстро выпиваю. Я могла бы ей позвонить. И устроить скандал. Но что я ей скажу? С моральной точки зрения особых прав на это у меня нет. К тому же я не уверена, что смогу выдержать, когда она с удовольствием сообщит, что все это время меня водили за нос. Если раньше он проделывал это на пару с тобой, будь готова оказаться в роли обманутой жены сама.

Я слышу шаги за дверью и знаю, что это он: я узнаю его походку. Ставлю бокал в раковину и, опираясь на столешницу, жду, когда он войдет. В ушах стучит кровь.

– Привет! – говорит он. У него виноватый вид, и язык слега заплетается.

– В тренажерном зале стали подавать пиво? Он улыбается:

– Я забыл сумку с вещами. И заглянул в паб.

Как я и думала. Или он считал, что я так подумаю? Том подходит ближе.

– А чем занималась ты? – интересуется он, продолжая улыбаться. – У тебя виноватый вид. – Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я чувствую запах пива у него изо рта. – Чем-то нехорошим?

– Том…

– Тсс, – говорит он, целуя меня в губы, и начинает расстегивать на мне джинсы.

Он разворачивает меня к себе спиной. Я не хочу, но не знаю, как об этом сказать, закрываю глаза и стараюсь не думать о том, что он был с ней. Я пытаюсь оживить в памяти первые дни нашего знакомства, когда мы оба рвались в пустующий дом на Крэнхэм-стрит, изголодавшиеся друг по другу и ненасытные.

Воскресенье, 18 августа 2013 года

Раннее утро

Я просыпаюсь от испуга. За окном еще темно, и мне кажется, что Эви плачет. Я иду проверить и вижу, что она крепко спит, вцепившись кулачками в одеяло. Я возвращаюсь в постель, но сон не идет. Я не могу перестать думать о телефоне в тумбочке. Бросаю взгляд на Тома: он лежит, откинув левую руку и повернув голову. По его дыханию понятно, что сон глубокий. Я выскальзываю из постели, открываю ящик тумбочки и достаю телефон.

Я спускаюсь вниз, прохожу на кухню и кручу телефон в руках, собираясь с силами. Я хочу и в то же время не хочу знать. Хочу знать наверняка, но одновременно мне так хочется ошибаться.

Включаю телефон. Потом нажимаю единицу, удерживаю ее и слышу уведомление голосовой почты. Новых сообщений не поступало, сохраненных сообщений нет. Желаю ли я изменить свое персональное приветствие в голосовой почте? Я нажимаю отбой, а потом вдруг меня охватывает абсолютно иррациональный страх, что телефон может зазвонить и разбудить Тома наверху. Я открываю раздвижные стеклянные двери и выхожу во двор.

Трава под ногами влажная, воздух прохладный и напоен тяжелым ароматом дождя и роз. Слышится тихий стук колес приближающегося поезда – он еще далеко. Я дохожу почти до конца сада и снова включаю голосовую почту. Желаю ли я изменить свое персональное приветствие? Да, желаю. Слышится звуковой сигнал, и после паузы раздается ее голос. Ее, а не его!

«Привет, это я, оставьте сообщение».

Мое сердце перестает биться.

Это не его телефон, а ее!

Я снова прокручиваю запись:

«Привет, это я, оставьте сообщение».

Это ее голос!

Не могу пошевелиться, не могу дышать. Я прокручиваю запись снова и снова. В горле стоит ком, я чувствую, что вот-вот лишусь чувств, и в это время наверху зажигается свет.

Рейчел

Воскресенье, 18 августа 2013 года

Раннее утро

Одно воспоминание потянуло за собой другое. Словно я сутками, неделями и месяцами бродила в кромешной тьме и наконец что-то нащупала. Словно вела рукой по стене, чтобы перебраться из одной комнаты в другую. Тени перестали расползаться, глаза привыкли к темноте, и я смогла различать предметы.

Не сразу, конечно. Сначала воспоминания казались мне обрывками снов. Я сидела на диване, не в силах пошевелиться от шока, и говорила себе, что память наверняка снова сыграла со мной злую шутку, как уже бывало не раз, когда действительность оказывалась вовсе не такой, какой мне представлялась.

Как, например, когда мы ходили на вечеринку, устроенную коллегой Тома. Я там здорово напилась, но время мы провели отлично. Помню, перед уходом мы расцеловались с Кларой. Она была женой того самого коллеги – чудесная женщина, добрая и славная. Помню, как она говорила, что нам надо продолжить знакомство, как держала мою руку в своей.

Тогда я помнила это очень ясно, а в действительности все оказалось совсем не так. Я узнала об этом на следующее утро, когда Том не захотел со мной разговаривать. Он и рассказал, как все было на самом деле: он не знал, куда деться от стыда, когда я закатила истерику и устроила скандал, обвинив Клару во флирте с моим мужем.

Я закрывала глаза и ясно чувствовала тепло ее руки, когда мы прощались, но на самом деле этого не было. А было другое: Тому пришлось практически силой выволакивать меня оттуда, причем я сопротивлялась и продолжала выкрикивать оскорбления в адрес Клары, а та была вынуждена спрятаться на кухне.

Вот почему, когда я закрыла глаза и начала погружаться в полудрему, когда вдруг снова ощутила холодный спертый воздух подземного перехода и его противный запах, когда увидела подходившего ко мне разъяренного мужчину с поднятым кулаком, это не было правдой. И ужас, охвативший меня, не был настоящим. И когда тот мужчина ударил меня и бросил лежать на земле всю в слезах и крови, это тоже не могло быть правдой.

Только это оказалось правдой! И я все это видела! Все это настолько невероятно, что просто не укладывается в голове. Я смотрю в окно на восходящее солнце, и туман в голове рассеивается.

Все, что он мне говорил, ложь! Я не выдумала, что ударил меня именно он. Я это помню. Как помню и прощание с Кларой после вечеринки, когда она держала мою руку в своей. Как помню страх, который чувствовала, сидя на полу рядом с клюшкой для гольфа. Теперь я знаю, точно знаю, что удар нанесла не я.

Я не представляю, что дальше делать. Бегу наверх, натягиваю джинсы, сую ноги в кроссовки и спускаюсь вниз. Набираю их номер – городской, – но через пару гудков вешаю трубку. Я не знаю, что делать. Я варю кофе, жду, пока он немного остынет, набираю номер сержанта Райли и сразу вешаю трубку. Она мне не поверит. Наверняка не поверит.

Я иду на станцию. Сегодня воскресенье, и первая электричка будет только через полчаса, так что мне остается ждать на скамейке и прокручивать в голове все снова и снова, то отказываясь этому верить, то впадая в отчаяние.

Все – ложь! Мне не привиделось, что ударил меня именно он. Не померещилось, что он быстро уходил, сжав кулаки. Я видела, как он обернулся и что-то крикнул. Видела, как он шел по дороге с женщиной и они вместе садились в машину. Мне все это не показалось и не привиделось. И я понимаю, как на самом деле все оказывается просто. Я помню все правильно, только наложила одно воспоминание на другое. Я видела, как Анна удалялась от меня и на ней было синее платье, и вставила эту картинку в другое воспоминание, в котором Том садился в машину с женщиной. На той женщине были джинсы и красная футболка, а не синее платье. И той женщиной была Меган.

Анна

Воскресенье, 18 августа 2013 года

Раннее утро

Я со всей силы швыряю телефон за забор, и он приземляется где-то на щебенке возле путей. Мне кажется, я слышу, как он скатывается вниз, и из него до сих пор доносится ее голос: «Привет, это я, оставьте сообщение». Наверное, эти слова будут звучать у меня в ушах еще очень долго.