Девушка в поезде, стр. 10

Наверху лестницы у меня снова кружится голова, и я крепко вцепляюсь в перила. Один из самых больших моих страхов (наряду с кровотечением в животе, когда моя печень наконец разорвется) – это что я упаду с лестницы и сломаю себе шею. Мысль об этом снова вызывает тошноту. Мне хочется лечь, но сначала надо найти сумку и проверить телефон. Мне нужно знать, что я, по крайней мере, не потеряла свои кредитки, а также кто и когда мне звонил. Сумка валялась в прихожей возле двери. Рядом брошены в кучу джинсы и нижнее белье, от которого еще на лестнице доносился запах мочи. Я хватаю сумку и ищу телефон – слава Богу, он на месте, среди скомканных двадцаток и заляпанной кровью бумажной салфетки. Подкатывает новый приступ тошноты, на этот раз гораздо сильнее. Я чувствую, что меня вот-вот вырвет, и бегу, но добраться до ванной не успеваю, и меня выворачивает на ковер прямо посередине лестницы.

Мне нужно прилечь. Если я не лягу, то просто отключусь и сорвусь вниз. Уберу за собой потом.

Наверху я ставлю телефон заряжаться и ложусь на кровать. Потом осторожно разглядываю свои ноги. Выше колен много синяков – обычная картина для тех, кто перебирает спиртного и натыкается при ходьбе на разные предметы. На руках синяки не такие безобидные – они темные и продолговатые, как следы от захватов. Но это не обязательно говорит о плохом: у меня уже были такие, в основном когда я падала и мне помогали подняться. Шишка на голове сильно ноет, но причина ее появления может быть совершенно безобидной: например, стукнулась, когда садилась в машину. Я вполне могла взять такси, чтобы добраться до дома.

Я беру телефон. На нем два голосовых сообщения. Первое получено от Кэти в шестом часу, в котором она спрашивает, где я. Она едет к Дэмиену и останется у него на ночь, так что мы увидимся только завтра. Она надеется, что я не пью. Второе сообщение – уже от Тома – получено в четверть одиннадцатого. Я едва не роняю телефон от испуга, услышав его крик:

«Господи, Рейчел, когда ты, наконец, угомонишься?! Я сыт этим по горло, понятно? Я почти час ездил по округе, разыскивая тебя. Ты до смерти напугала Анну, ты в курсе? Она думала, что ты… она думала… Я едва отговорил ее обращаться в полицию. Оставь, наконец, нас в покое. Перестань названивать мне, отвяжись, просто оставь нас в покое! Я не хочу с тобой разговаривать. Ты поняла? Я не хочу ни говорить с тобой, ни видеть тебя, и держись от моей семьи подальше. Со своей жизнью ты можешь делать, что хочешь, но я не позволю тебе разрушать мою. Хватит! Я больше не стану тебя прикрывать, поняла? Просто держись от нас подальше».

Не знаю, что я такого сделала. Что? Чем я занималась с пяти до десяти пятнадцати? Почему меня искал Том? Что я сделала Анне? Я накрываюсь одеялом с головой и крепко зажмуриваю глаза. Я представляю как направляюсь к дому: прохожу по узкой дорожке, отделяющей их сад от соседского, перебираюсь через ограду. Я представляю, как открываю стеклянную дверь и незаметно пробираюсь на кухню. Анна сидит за столом. Я хватаю ее сзади за светлые волосы и опрокидываю на себя. Она падает, и я с силой колочу ее головой о холодную голубую плитку.

Вечер

Кто-то кричит. По тому, как лучи света падают в окно, я понимаю, что проспала долго. Сейчас, наверное, уже ближе к вечеру. Голова раскалывается, на подушке кровь. Я слышу, как снизу доносится крик:

– Глазам своим не верю! Боже милостивый! Рейчел! Рейчел!!!

Я уснула. Господи! И я не убрала рвоту с лестницы. И вещи из прихожей. О Господи!

Я натягиваю спортивные брюки и футболку и открываю дверь. Кэти стоит прямо за ней и при взгляде на меня приходит в ужас.

– Что с тобой случилось? – спрашивает она и тут же поднимает руку. – Вообще-то, Рейчел, извини, но я не хочу этого знать. Я не потерплю такого в своем доме! Я не потерплю… – Она не заканчивает фразы, оборачивается и смотрит вниз, на лестницу.

– Извини, – говорю я. – Мне ужасно неудобно, но мне действительно было нехорошо, я собиралась за собой убрать…

– Тебе не было нехорошо, верно? Ты просто напилась. И у тебя было похмелье. Извини, Рейчел. Больше так продолжаться не может. Я не могу так жить. Тебе придется уехать, договорились? Я дам тебе четыре недели подыскать себе жилье, а потом ты уедешь. – Она поворачивается и идет в свою комнату. – И Бога ради, убери за собой этот бардак! – Она с силой хлопает дверью.

Закончив уборку, я возвращаюсь в свою комнату. Дверь в комнату Кэти по-прежнему закрыта, но я чувствую, что она никак не может успокоиться. Я сама пришла бы в бешенство, если бы вернулась домой и наткнулась на пропитанные мочой трусы и рвотную лужу на лестнице. Я села на кровать, открыла ноутбук, зашла в почту и стала писать письмо матери. Похоже, пришло время обратиться за помощью. Другого выхода нет. Если я вернусь домой, то уже не смогу вести прежний образ жизни, мне придется измениться, придется стать лучше. Однако мне трудно подобрать слова, я не знаю, как ей все объяснить. Я представляю, какие чувства отразятся на ее лице, когда она будет читать мою мольбу о помощи: разочарование и раздражение. Я почти слышу, как она вздыхает.

Телефон подает сигнал. Напоминает о голосовом сообщении, полученном несколько часов назад. Это снова Том. Я не хочу еще раз выслушивать все, что у него накипело, но и проигнорировать звонок тоже не могу. Набирая свою голосовую почту, я готовлюсь к худшему.

«Рейчел, перезвони мне, ладно? – В его голосе уже нет злости, и мне становится легче. – Я хочу убедиться, что ты нормально добралась домой. Вчера ты была в том еще состоянии. – Долгий и искренний вздох. – Послушай. Мне жаль, что я вчера накричал, что… слишком увлекся. Мне очень жаль тебя, Рейчел, правда, но так продолжаться не может».

Я несколько раз прокручиваю сообщение, слышу участие в его голосе, и к глазам подступают слезы. Я плачу очень долго, а потом пишу эсэмэску, в которой прошу меня извинить и сообщаю, что я дома. Ничего другого я добавить не могу, потому что не знаю, за что должна извиняться. Я не знаю, что сделала Анне и чем ее напугала. Честно говоря, меня это и не особо беспокоит, зато беспокоит то, что я порчу жизнь Тому. После всего, через что ему пришлось пройти, он заслуживает счастья. Я хочу, чтобы все у него было хорошо, жаль только, что уже не со мной.

Я ложусь и заползаю под одеяло. Я хочу знать, что случилось и за что мне должно быть стыдно. Я отчаянно пытаюсь извлечь смысл из ускользающих обрывков памяти. Нет сомнения, что я была свидетелем какой-то ссоры. С Анной? Я провожу по волосам и трогаю ранку на губе. Вот-вот картинка ссоры всплывет в моей памяти, и я услышу, что говорят, но нет, все напрасно. Как только мне кажется, что я сейчас все вспомню, картинка снова расплывается и погружается во мрак.

Меган

Вторник, 2 октября 2012 года

Утро

Скоро пойдет дождь, я чувствую его приближение. Я замерзла, и стук зубов отдается в голове; пальцы побелели, а кончики даже посинели. Но я не собираюсь уходить в дом. Мне здесь нравится, это как очищение, как ледяная купель. Все равно скоро придет Скотт, затащит в дом и укутает, как ребенка, в одеяла.

Вчера вечером по дороге домой со мной случился приступ паники. Там был мотоциклист, который то и дело газовал, заставляя двигатель отзываться ревом, вдоль тротуара медленно ехала какая-то красная машина, как будто водитель искал проститутку, а дорогу мне перекрывали две женщины с колясками. Я не могла пройти мимо них по тротуару, шагнула на проезжую часть и чудом не угодила под колеса машины, ехавшей в противоположном направлении, которой я даже не видела. Водитель нажал на клаксон и что-то мне крикнул. Я не могла отдышаться, сердце колотилось как бешеное, в животе образовался комок, как бывает после принятия рвотного, когда всплеск адреналина заставляет чувствовать одновременно и боль, и возбуждение, и страх.

Я бросилась к дому, промчалась через него и выскочила к путям, где опустилась на землю и стала ждать поезда, чей грохот заглушит все остальные звуки. Мне хотелось, чтобы появился Скотт и успокоил меня, но его не было дома. Я пыталась перелезть через забор и немного посидеть с другой стороны, где никто не ходит, но порезала руку и была вынуждена вернуться домой. А потом пришел Скотт и спросил, что случилось. Я ответила, что мыла посуду и разбила стакан. Он не поверил и очень расстроился.