Врата Птолемея, стр. 86

Он закашлялся. На губах показалась кровь.

— Честно говоря, думаю, что ещё одного такого полета я не переживу.

— Да брось ты! С одним крылом будет даже интереснее. Как ты думаешь, не мог бы ты помахать рукой вместо крыла?

— Не мог бы. А что случилось-то?

— Да все из-за этой дурацкой гривы! Я не заметил джинна, который подкрался сбоку. Он нас подкараулил и ударил меня Взрывом! Все, последний раз ношу такую лохматую шевелюру.

В верхней части старой гладкой стены было маленькое решетчатое окошко. В луче света, падавшем в него, кружило несколько теней. Ещё несколько тяжело приземлились на крышу.

Птолемей негромко выругался сквозь зубы. Лев нахмурился.

— Что такое?

— Там, на рынке. Я пергамент обронил. Мои заметки об Ином Месте.

Я вздохнул. Со всех сторон слышался шорох, клацанье когтей по камню, скрежет чешуи по черепице. Я слышал шёпот на латыни. Я представил себе, как они облепили храм со всех сторон, точно гигантские мухи.

— Жаль, конечно, — сказал я, — но не в этом наша главная проблема.

— Я не завершил свой рассказ, — прошептал он. — В моих комнатах не осталось ничего, кроме фрагментов.

— Птолемей, это не важно.

— Важно, Бартимеус! Отныне всё должно было стать по-другому. Эта книга должна была полностью изменить все методы волшебников. Положить конец вашему рабству.

Лев посмотрел на него сверху вниз.

— Давай будем откровенны, — сказал он. — Моё рабство — как и моя жизнь — закончится… ну, примерно через пару минут.

Птолемей нахмурился.

— Это не так, Бартимеус!

Стены гудели от приглушенных ударов.

— Именно так.

— Я отсюда выбраться не могу, но ты-то можешь!

— С таким крылом? Ты, должно быть… А! Понятно. — Лев замотал головой. — Даже и не думай!

— Формально я твой хозяин, не забывай. Я говорю, что ты можешь уйти. Я говорю, что ты уйдёшь!

Вместо ответа я встал, вышел на середину маленького храма и издал вызывающий рёв. Здание содрогнулось, снаружи на пару секунд все затихло. А потом началось снова.

Я злобно клацнул зубами.

— Через несколько секунд, — сказал я, — они сюда ворвутся, и когда они ворвутся, они научатся страшиться мощи Бартимеуса Урукского! А дальше — кто знает? Мне уже случалось уложить шестерых джиннов за раз.

— А там их сколько?

— Ну, штук двадцать.

— Ага. Значит, решено.

Мальчик сел, опираясь на дрожащие руки.

— Прислони-ка меня вон к той стенке. Давай, давай! Неужели ты хочешь, чтобы я умер лежа?

Лев сделал, что было приказано, потом выпрямился. Я встал напротив двери, которая в центре уже раскалилась докрасна и начинала прогибаться внутрь.

— Даже и не проси, — сказал я. — Никуда я не уйду.

— Я и не стану просить, Бартимеус. Что-то в его тоне заставило меня развернуться в его сторону. Я увидел, что Птолемей криво улыбается мне, вскинув одну руку. Я протянул к нему лапы.

— Не надо!..

Он щёлкнул пальцами и произнёс слова Отсылания. В тот же миг дверь взорвалась дождём расплавленного металла и три высокие фигуры ворвались в храм. Птолемей чуть заметно кивнул мне, потом его голова привалилась к стене. Я развернулся в сторону врагов, занёс лапу, чтобы поразить их, но тело моё уже рассеивалось, точно дым. И как я ни старался, я не мог удержать его. Свет вокруг потух, моё сознание унеслось прочь — Иное Место притянуло меня к себе. Гневно, вопреки своей воле принял я последний дар Птолемея.

Китти

31

Первым ощущением было ужасное стеснение. Когда она пришла в себя, сознание, успевшее привыкнуть к бесконечности, внезапно стянулось в одну точку. Она снова была ограничена пределами своего тела, отягощена его низменным весом. На миг она задохнулась, у неё возникло жуткое ощущение, что её похоронили заживо, — а потом она вспомнила, как дышать. Она лежала в темноте, прислушиваясь к ритмам собственного тела: к струению крови, к воздуху, входящему и выходящему из лёгких, к бурчанию в желудке и кишечнике. До сих пор Китти никогда не сознавала, насколько же она шумная, какая она тяжелая, как она плотно сбита. Всё это казалось ужасающе сложным. Как этим можно управлять? Сама идея о том, чтобы двигаться в этом теле, представлялась непостижимой.

Постепенно растерянность сменилась смутным узнаванием контуров тела: колен, почти прижатых к животу, стоп, уложенных одна на другую, рук, крепко прижатых к груди. Китти мысленно представила себе всё это, и её охватила нежность к своему телу и признательность ему. Это её согрело — ощущение себя мало-помалу разрасталось. Китти почувствовала твердость поверхности, на которой она лежала, мягкость подушки под головой. Она вспомнила, где находится — и где была до того.

Китти открыла глаза. Всё было каким-то размытым. На миг неверные переходы света и тени сбили её с толку — ей показалось, что она снова парит в Ином Месте… Потом девушка взяла себя в руки, сосредоточилась. И расплывающиеся линии медленно, мало-помалу сложились в человека, сидящего в кресле.

Он сидел в позе, говорящей о крайнем изнеможении. Голова у него свесилась вбок, ноги были раскинуты в разные стороны. Китти услышала хриплое дыхание. Глаза у него были закрыты.

На шее у человека на цепочке висел золотой овал с чёрно-зелёным камнем в центре. Овал ритмично поднимался и опускался в такт движению груди человека. Между его колен наискосок лежал длинный деревянный посох. Одна рука машинально поддерживала посох, вторая безвольно свисала с ручки кресла.

Немного погодя Китти вспомнила его имя.

— Натаниэль?

Голос у неё был таким слабым, что Китти сама не была уверена, произнесла она имя вслух или только подумала. Тем не менее это, похоже, подействовало. Волшебник закряхтел, что-то пробормотал. Его конечности дернулись, словно под током, посох упал на пол. Волшебник исполнил нечто среднее между прыжком и нырком и очутился на корточках рядом с Китти.

Она попыталась улыбнуться. Это было трудно. Лицо болело.

— Привет, — сказала она.

Волшебник ничего не ответил. Он просто смотрел.

— Значит, ты всё-таки добыл посох, — сказала она и добавила: — У меня в горле пересохло. Воды нету?

Он снова не ответил. Китти обратила внимание, что кожа у него покраснела и шелушится, как будто он долго пробыл на сильном ветру. Он смотрел на Китти чрезвычайно пристально, но при этом каким-то образом ухитрялся игнорировать её слова. Китти это начало злить.

— Отойди с дороги! — приказала она. — Я встаю.

Она напрягла мышцы живота, вытянула руку, упёрлась пальцами в пол, чтобы подняться. Из её руки что-то выпало с глухим звоном. Накатила волна дурноты. Мышцы были как вода.

Китти уронила голову обратно на подушку. Что-то в этой слабости её пугало.

— Натаниэль… — начала она, — Что?..

Тут он впервые заговорил.

— Ничего, всё в порядке. Ты лежи, отдыхай.

— Я хочу встать.

— Не думаю, что тебе стоит это делать.

— Помоги мне встать! — Ярость, подстегиваемая тревогой, внезапно превратилась в ужас. Эта слабость была какая-то неправильная. — Не хочу я здесь валяться! В чем дело? Что со мной случилось?

— Ничего, всё будет в порядке. Ты, главное, не дергайся…

Это звучало неубедительно. Китти снова попыталась встать, немного приподнялась — и, выругавшись, снова рухнула на пол. Волшебник выругался одновременно с ней.

— Ну ладно! Вот. Я попытаюсь поддержать тебя под спину. Только не пытайся стоять сама! Твои ноги не… Ну вот! Что я тебе говорил? Можешь ты меня послушаться хоть раз в жизни?

Он подхватил её под мышки, поднял, развернул и потащил к креслу. Её ноги волочились по полу, ботинки царапали линии пентакля. Волшебник без особых церемоний уронил Китти в кресло и остановился напротив, тяжело дыша.

— Ну что, довольна? — спросил он.

— Нет, не особо. Что со мной случилось? Почему я не могу ходить?

— Это не те вопросы, на которые я могу ответить.

Он опустил голову, посмотрел на свои сапоги — огромные потёртые кожаные сапоги, — потом оглянулся на пустой пентакль.