Врата Птолемея, стр. 72

— Берегись, Факварл! — прогудел громовой голос. — Твои добрые советы становятся навязчивыми. Этот джинн может уйти, если пожелает.

Слизь отвесила поклон.

— Я буду вечно признателен вам, владыка Ноуда. Если вы снизойдете до того, чтобы меня выслушать, у меня есть ещё одна, последняя просьба.

— В этот знаменательный день, день начала моего царствования на земле, — сказал Ноуда, — я не откажу в просьбе ни одному, даже наислабейшему из моих собратий-духов. А слабейший из них, несомненно, ты. Я выполню твою просьбу, если то в моих силах. Говори же.

Слизь склонилась ещё ниже.

— Владыка Ноуда, пощадите жизнь этих двух людей. Мир, как вы справедливо заметили, велик. В нем найдётся немало других, кого можно пожрать. А этих — пощадите.

Эта просьба произвела немалое впечатление. Факварл с отвращением фыркнул, Наэрьян изумленно присвистнула. Что до Ноуды, он клацнул зубами с такой силой, что от его трона отлетело несколько ангелочков. Глаза его полыхнули огнём, пальцы смяли крышку стола, точно масло. Не могу сказать, что он был в восторге.

— Я дал слово, джинн, и нарушить его не могу, — произнёс громовой голос. — Но как же это не вовремя! Мне нужно чем-то подкрепиться. Я рассчитывал на этих двоих, особенно на девчонку. Парень выглядит кислым и жилистым — боюсь, его плоть была бы на вкус не лучше свечного воска, — но девчонка, несомненно, съедобна. А ты хочешь, чтобы я их пощадил! Да, похоже, Факварл прав. Ты действительно извращенец!

Уж кто бы говорил! Я, что ли, добровольно обрек себя на заточение в мире людей? Однако спорить я не стал. Только склонился ещё ниже.

— Тьфу! — Ноуда мало-помалу осваивался в своем новом обиталище. Тело Мейкписа внезапно обрело какое-то подобие координации и приподнялось с кресла. — Связаться с человеком! Да ты урод! Предатель! Так бы тебя и уничтожил! Но нет, не могу я нарушить своего обещания. Ступай отсюда! Прочь с глаз моих!

Я не стал проявлять своего гнева.

— Между нами действительно существует связь, — негромко произнёс я, — но пока что она имеет границы. Поэтому я удаляюсь.

Пирамида слизи развернулась к Мэндрейку, который слушал этот разговор, белый как стенка.

— Отпусти меня.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы как-то среагировать, да и то не раньше, чем Китти резко ткнула его в бок. Произнося заклинание, он трижды запнулся, и ему пришлось начинать сначала. Говорил он еле слышным шёпотом и в мою сторону так ни разу и не взглянул. Китти же, напротив, все то время, пока я вытягивался, мерцал, таял и исчезал, не сводила с меня глаз.

Последнее, что я видел, — это как они стояли, прижавшись друг к другу, две ссутулившиеся, хрупкие фигурки, одни среди джиннов. Что я чувствовал? Да ничего. Что я мог — я сделал. Ноуда связан своим словом, их жизни он пощадит. А дальше уж не моё дело, что с ними будет. Я убрался прочь — и как нельзя более вовремя. Мне ещё повезло, что вообще жив остался.

Да-да, я сделал всё, что мог! И незачем мне было больше об этом думать. Я был свободен.

Свободен.

Ну послушайте, я даже в лучшие времена был незаметной песчинкой рядом с этим Ноудой. Что ещё я мог сделать?

Китти

Те минуты, что наступили сразу после исчезновения Бартимеуса, показались Китти самыми жуткими. Последняя искорка надежды исчезла, а внимание врагов тотчас переключилось на них. Голова Хопкинса повернулась в их сторону, стеклянные глаза Мейкписа, восседавшего в золотом кресле, устремились на Китти. Она чувствовала яростные взгляды демонов, холодные, враждебные разумы, скрывающиеся за восковыми лицами. Она поняла, как должен себя чувствовать кусок мяса на мясницкой колоде.

Главный демон, похоже, мало-помалу овладевал своим человеческим телом: он почти перестал трястись и подергиваться и теперь спокойно сидел в кресле. Тела остальных заговорщиков в разных концах зала тоже понемногу осваивались, вставали на ноги и бродили по залу, спотыкаясь и пошатываясь. Они размахивали руками, подпрыгивали, приседали, кружились на месте. Рты у них были раскрыты. В зале слышались фразы на множестве языков, торжествующий смех и звериные вопли. Китти содрогнулась: это было издевательство одновременно над всем, что есть в человеке, и в то же время над тем достоинством, которое она до сих пор видела в демонах, даже самых гротескных.

У неё за спиной заговорил демон, вселившийся в тело Дженкинса. Слов Китти не понимала. Хопкинс кивнул, ответил, обернулся к главному демону, сидевшему в кресле. Последовал длинный разговор. Китти с Мэндрейком стояли неподвижно и ждали.

Потом тело Хопкинса пришло в движение — так внезапно, что Китти подпрыгнула от испуга. Оно обернулось к ним и поманило их за собой. Еле передвигая ноги, они побрели за ним через зал, мимо резвящихся демонов, мимо бородатого человека, съежившегося в углу, и вышли в коридор. Они свернули налево, миновали множество поворотов, прошли мимо широкой каменной лестницы, ведущей под землю, и очутились в новом коридоре со множеством дверей. За первой дверью, которую они прошли, Китти послышались стоны. Демон вел их все дальше; в конце концов он остановился, распахнул какую-то дверь и жестом велел пленникам войти. За дверью была пустая комната без окон, освещённая единственной электрической лампочкой.

— Из-за того, что владыка Ноуда принёс нерушимую клятву, мы вынуждены быть милосердными, — грубым голосом произнёс демон. — Ты, — он указал на Китти, — не волшебница, так что ты станешь обычной служанкой. Тебе же, — это Мэндрейку, — уготована большая честь. Ты ещё до рассвета станешь домом для одного из нас. Не делай такое мрачное лицо. Подумай обо всех тех духах, которых ты обращал в рабство! Твоя судьба образует приятную симметрию с их судьбой. А пока что вы останетесь здесь. Незачем вам видеть нас в нашем нынешнем состоянии.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Шаги удалились.

Китти чувствовала, что дрожит от еле сдерживаемого ужаса. Девушка закусила губу, стараясь не дать панике вырваться на волю. Это сейчас ни к чему — у них мало времени. Она взглянула на Мэндрейка — и, к своему изумлению, увидела в уголках его глаз слёзы. Быть может, он, как и она, почти на пределе своих сил. Он тихо сказал, как бы говоря сам с собой:

— Демоны ворвались в мир… без каких-либо уз… Это катастрофа.

Ну нет. На это тоже нет времени.

— Катастрофа? — переспросила Китти. — Странно, а вот с моей точки зрения дела идут на лад.

— Как вы можете…

— Демоны планируют использовать меня в качестве рабыни. Не фонтан, конечно. Однако ещё полчаса тому назад ваш дружок, толстый волшебник, собирался меня убить. По-моему, это куда хуже.

Джон Мэндрейк надул щёки и выдохнул.

— Мейкпис мне не дружок! Это сумасшедший, безрассудный, напыщенный псих. И я бы на вашем месте особо не радовался, — уныло продолжал он. — Может, Ноуда и обещал вас не убивать, но это не значит, что этого не сделает кто-то другой. Я и то удивляюсь, как они до сих пор об этом не задумались. За такие лазейки демоны обычно хватаются мгновенно. Нет уж, вас скоро сожрут, можете мне поверить.

Китти охватила ледяная ярость. Девушка шагнула к Мэндрейку и отвесила ему крепкую оплеуху. Волшебник отшатнулся, схватился за щёку.

— За что?!

— Ах, за что?! — вскричала Китти. — Да за все! За то, что похитил меня, за то, что втравил меня в эту историю! За то, что ты член этого идиотского правительства! За войну! За то, что ты волшебник! За то, что ты порабощал демонов и навел их на мысль захватить наш мир! За то, что ты полный, круглый, непроходимый идиот!

Она перевела дух.

— И за то, что ты только что сказал! За то, что ты сдался без борьбы! Тем более теперь. Лично я умирать не собираюсь!

Девушка умолкла, но продолжала смотреть на Мэндрейка в упор. Он смешался, провел рукой по взъерошенным волосам, спрятал глаза, снова посмотрел на неё. Китти взгляда не отводила.

— Ну ладно, — сказал он. — Извини. Извини за то, что я тебе сделал — и раньше, и сейчас. Надо мне было оставить тебя в покое. Я сожалею, что втравил тебя в это. Но какой смысл теперь-то говорить об этом? Все бессмысленно. Демоны вырвались на свободу, и теперь мы не в силах их остановить, так что здесь ты или у себя в пабе, в конечном счете, не имеет значения.