Глаз голема, стр. 107
Я почесал в затылке.
— Я велел тебе убить её, если она что-нибудь предпримет!
— Машина! Бежим к машине!
Девчонка уже бросилась прочь, волоча за собой Гирнека. Они мчались по булыжной мостовой в сторону лимузина. Это было даже интереснее ацтекской игры в мяч. Мне только попкорна не хватало.
— И что же? — Натаниэль пылал праведным гневом.
— Ты велел мне убить её, если она нарушит условия вашего соглашения.
— Да! Например, попытается сбежать что она как раз и делает! Быстрее! А не то Испепеляющее Пламя…
Я весело ухмыльнулся:
— Но соглашение-то расторгнуто и недействительно! Ты сам его нарушил не далее как пару минут назад — и притом довольно подлым образом, не могу не отметить. Так что она его нарушить уже не может, не правда ли? Знаешь, если положить этот посох на землю, тебе будет гораздо удобнее рвать на себе волосы.
— Ах ты! Я отменяю все предыдущие приказы и отдаю новый, который ты не сможешь вывернуть наизнанку! Не дай им уехать в этой машине!
— Ну ладно.
Ничего не поделаешь, надо повиноваться. Я не спеша спрыгнул со столбика и не торопясь ринулся в погоню.
Все то время, пока Натаниэль разорялся, мы с ним наблюдали, как наши приятели со всех ног мчатся по мостовой. Девчонка бежала впереди. Теперь она поравнялась с лимузином и распахнула дверцу водителя, явно намереваясь заставить его увезти их отсюда. Шофер, который всё это время не проявлял ни малейшего интереса к происходящему, продолжал сидеть, глядя перед собой. Китти принялась орать на него, выкрикивая какие-то приказы. Потом дернула его за плечо. Шофер покачнулся и свалился вбок, прямо на ошеломленную девушку, а потом рухнул ничком на мостовую. Одна его рука бессильно откинулась в сторону.
На пару секунд все мы прекратили делать то, что делали. Девушка замерла, вероятно, удивляясь собственной силе. Я размышлял об уникальной профессиональной чести британского труженика старого закала. И даже мой хозяин ненадолго прекратил исходить пеной от удивления. Потом все подошли поближе.
— Сюрприз! — Из-за машины вынырнула улыбающаяся физиономия.
Точнее, не улыбающаяся, а ухмыляющаяся — черепа ведь, как известно, улыбаться не могут. И тем не менее от него исходила некая необузданная веселость, которая ужасно не вязалась с жидкими белыми волосами, перемазанными речным илом, с раскисшими чёрными тряпками, свисающими с костей, и с гнилостной кладбищенской вонью, которую донес до нас утренний ветерок.
— Уй-я!
Это я — красноречив, как всегда.
Гремя костями, африт Гонорий со злорадным воплем вскочил на капот машины, подбоченясь, сверкая торчащими бедренными костями, склонив набок череп. И оттуда, озаренный светом восходящего солнца, по очереди смерил взглядом нас всех.
Китти
На несколько секунд Китти забыла о том, что стоит на булыжной мостовой и дышит утренним воздухом — она перенеслась обратно под землю, в тёмный склеп, где смерть дышала ей в лицо и один за другим гибли её друзья. Тот же ужас, та же беспомощность. Китти ощутила, как её сила и решимость рассыпались прахом, словно сгоревшая бумага. У неё перехватило дыхание.
Потом она рассердилась на демона Бартимеуса. Теперь стало ясно, что его заявление, будто он уничтожил скелет, было очередной ложью. Потом Китти подумала о Якобе, который стоял и дрожал рядом с ней. Из-за неё он теперь погибнет — Китти знала это совершенно точно и ненавидела себя за это.
Скелет лишился большей части своей одежды, а то, что осталось, висело бесформенными клочьями на желтовато-белых костях. Золотая маска куда-то делась, багровые огоньки горели теперь в тёмных глазницах черепа. Сквозь рёбра и останки сюртука просвечивало солнце. От брюк ничего не осталось, туфли тоже исчезли. Однако энергии у скелета не убыло. Он прыгал с ноги на ногу с жутковатым порывистым проворством.
— Ну, разве не чудесно? — Веселый голос, исходящий из-за шатающихся зубов, звучал отчётливо, точно колокол. — На большее нельзя было и надеяться! Вот он я, радостный, как ягненок, хотя хрящи у меня слегка отсырели. Я снова готов взяться за дело. Чего же я хотел? Отыскать своё утраченное имущество, забрать его и пуститься своей дорогой. А что я нашёл? Мой посох — да! Целый и невредимый, как новенький! Но мало того — к нему прилагаются ещё два ягненочка, с которыми можно позабавиться: два маленьких ягненочка, о которых я думал всё время, пока меня несло через дельту в холодной-прехолодной воде и мой великолепный костюм гнил у меня на костях. О, не пытайся сделать вид, будто ты тут ни при чем, дорогая. — Пронзительный голос превратился в рык. Череп повернулся в сторону Китти. — Ты — одна из них. Маленькая мышка, которая потревожила покой моего хозяина, забрала его посох и думает, будто приличная барышня может носить в сумочке мерзкое серебро. С тобой я разберусь последней!
Скелет подпрыгнул, вытянулся, постучал плесневыми костями по капоту лимузина и ткнул пальцем в сторону Бартимеуса, который по-прежнему оставался в облике смуглокожего мальчика.
— И ещё ты, — сказал он. — Тот, кто украл у меня лицо. Тот, кто утопил меня в Темзе. Ох, как я зол на тебя!
Возможно, демон и испугался, но, во всяком случае, виду он не подал.
— Да, я тебя понимаю, — холодно ответил он. — По правде говоря, я и сам несколько разочарован. Не будешь ли ты так любезен объяснить, как ты здесь очутился?
Скелет яростно клацнул челюстью.
— Чистая случайность спасла меня от забвения, — прошипел он. — Меня несло течением, беспомощного, в холодной-прехолодной тьме, и тут я наткнулся локтем на ржавую цепь, ведущую на дно, к якорю, лежащему на дне реки. Я мгновенно ухватился за цепь пальцами и зубами. Борясь с водой, стремящейся в океан, я пополз наверх, к свету. И куда же я выбрался? Это была старая баржа, поставленная на прикол на ночь. По мере того как жестокая вода стекала с моих костей, ко мне возвращались силы. И чего же я хотел? Мести! Но сперва посох, который вернет мне мою силу. Я день и ночь бродил вдоль берега, вынюхивая его ауру, как собака… И сегодня, — в его голосе внезапно прорвалась буйная радость, — я его нашёл, выследил его до этого самого двора и уютно поджидал его наедине с этим парнем, что на земле, — он пренебрежительно указал носком ноги на труп шофера. — Боюсь, он оказался не очень занимательным собеседником.
Бартимеус кивнул:
— Ну да, люди не славятся остроумием. Они очень скучные.
— Да-да, не правда ли?
— Просто кошмар какой-то.
— Угу. Эгей! — Скелет негодующе вскинул голову. — Да ты просто пытаешься переменить тему!
— Вовсе нет. Ты говорил, что ужасно зол на меня.
— Вот именно. О чём это я?.. Ужасно зол… Два ягненочка, девчонка и джинн…
Он, казалось, совсем утратил нить своих рассуждений.
Китти указала большим пальцем через плечо на волшебника Мэндрейка:
— А как же он?
Мэндрейк вздрогнул:
— Да я в жизни не видел этого замечательного африта! На меня ему злиться не за что.
Огоньки в глазницах черепа вспыхнули ярче.
— Если не считать того, что у тебя в руке мой посох. Это тебе не пустяк! И хуже того, ты собираешься им воспользоваться! Да-да! Не отпирайся, ты — волшебник!
Его возмущение стоило подогреть. Китти прокашлялась.
— Это он заставил меня украсть его, — сказала она. — Всё это — его рук дело. Все. И Бартимеуса на тебя натравил тоже он.
— В самом деле? — Скелет смерил Джона Мэндрейка взглядом. — Как интересно…
Он снова наклонился к Бартимеусу:
— Она права, не так ли? Этот хлыщ с посохом — действительно твой хозяин?
Молодой египтянин очень убедительно изобразил смущение.
— Боюсь, что да…
— Ц-ц! Надо же. Ну, не беспокойся. Его я тоже убью — после того, как убью тебя.
Не успев договорить, скелет поднял палец. Зелёная вспышка ударила в то место, где только что стоял демон, но мальчишка уже исчез — он сделал сальто на мостовой и ловко приземлился на мусорный бак у соседнего дома. Китти, Якоб и Джон Мэндрейк в едином порыве повернулись и бросились бежать в сторону арки, которая вела из конюшенного проезда на улицу. Китти была самой быстроногой, и именно она первой заметила, как внезапно потемнело вокруг: утреннее солнце приугасло, как будто кто-то высасывал его свет. Девушка замедлила бег и наконец остановилась. Сквозь арку во двор конюшен вползали тонкие, извилистые щупальца тьмы, а вслед за ними появилось тёмное облако. Улицы стало совсем не видно, двор конюшен оказался отрезан от окружающего мира.