Глаз голема, стр. 1
Джонатан Страуд
Глаз голема
Посвящается Филиппе
Главные действующие лица
М-р Руперт Деверокс — премьер-министр Великобритании и Империи.
М-р Карл Мортенсен — министр обороны.
Г-жа Джессика Уайтвелл — министр госбезопасности.
М-р Генри Дюваль — шеф полиции.
М-р Мармадьюк Фрай — министр иностранных дел.
Г-жа Хелен Малбинди — министр информации.
М-р Джулиус Тэллоу — министр внутренних дел.
М-р Джон Мэндрейк — помощник министра внутренних дел.
М-р Джордж Ффукс — волшебник четвертого уровня, департамент внутренних дел.
Г-жа Джейн Фаррар — помощник шефа полиции.
М-р Шолто Пинн — торговец, владелец магазина «Снаряжение Пинна» на Пиккадилли.
М-р Квентин Мейкпис — драматург, автор «Лебедей Аравии» и иных произведений.
А также многие иные волшебники, полицейские и соглядатаи.
Китти Джонс.
Якоб Гирнек.
М-р Т. Э. Пеннифезер.
Энн Стивене.
Фред Уивер.
Стен Хеш.
Николас Дру.
Клем Хопкинс.
И прочие участники Сопротивления.
Бартимеус — джинн, на службе у м-ра Мэндрейка.
Квизл — джинн, на службе у м-ра Ффукса.
Шубит — джинн, на службе у г-жи Уайтвелл.
Немиадес — джинн, на службе у м-ра Тэллоу.
Симпкин — фолиот, на службе у м-ра Пинна.
И множество иных афритов, джиннов, фолиотов и бесов.
Пролог
В сумерках один за другим вспыхивали вражеские костры. Их было куда больше, чем в любую из минувших ночей. Костры сверкали на серых равнинах, точно россыпь огненных самоцветов, и было их так много, что казалось, будто из-под земли возник зачарованный город. В наших же стенах, напротив, дома стояли с затворенными ставнями, и светильники были притушены. Все сделалось шиворот-навыворот: сама Прага стояла тёмной и мертвой, в то время как земли вокруг города пылали жизнью.
Вскоре после этого улегся ветер. Перед тем он дул в течение нескольких часов — сильный и ровный западный ветер, приносивший нам вести о передвижениях захватчиков: грохот осадных машин, голоса солдат и животных, вздохи полоненных духов, запахи творимых чар. А теперь ветер утих с неестественной внезапностью, и воцарилось безмолвие.
Я парил высоко в небе над Страховым монастырем, держась внутри кольца величественных городских стен, которые сам же и отстроил три века тому назад. Мои кожистые крылья мерно двигались мощными взмахами; глаза мои прозревали все семь планов до самого горизонта. [1] Нельзя сказать, чтобы зрелище было отрадное. Само британское воинство пряталось за Сокрытиями, однако же волны его мощи уже подкатывали к подножию Пражского Града. Во мраке смутно виднелись ауры огромного контингента духов; ежеминутно очередные краткие содрогания планов возвещали о прибытии все новых отрядов. По тёмным полям целеустремленно перемещались в разных направлениях группы людей-солдат. В центре громоздилось скопище огромных белых шатров, похожих на яйца птицы Рок. Вокруг шатров густо, точно паутина, висели Щиты и прочие заклинания. [2]
Я поднял взгляд к темнеющему небосводу. На небе теснились гневные чёрные тучи, слегка подкрашенные жёлтым на западе. На большой высоте, вне пределов досягаемости Взрывов и почти незримые в гаснущих сумерках, кружили шесть размытых точек. Они плавно двигались противу-солонь, в последний раз обозревая наши стены, проверяя, насколько прочна наша защита.
Да, кстати, не мешало бы и мне сделать то же самое.
У Страховых ворот, самого дальнего и уязвимого места в стенах, была возведена укрепленная башня. Древние ворота были заперты тройным наговором и бесчисленным множеством засовов, а грозные зубцы на вершине башни щетинились пиками недремлющих часовых.
По крайней мере, должны были щетиниться.
К башне летел я, коршуноглавый, кожисто-крылый, сокрытый призрачной завесой. Я беззвучно ступил босыми ногами на высокий каменный гребень. Я ожидал мгновенного оклика, сурового «Стой, кто идёт?!», стремительной реакции готовых к битве воинов.
Тишина. Я снял с себя Сокрытие и стал ждать хотя бы скромного, запоздалого проявления бдительности. Потом громко кашлянул. И снова — ничегошеньки.
Часть парапета была загорожена мерцающим Щитом, за которым и примостилось пятеро часовых. [3] Щит был изрядно узок и рассчитан на одного солдата-человека или максимум на трёх джиннов. Поэтому на площадке царила изрядная толкотня.
— Ну чего ты пихаешься, чего пихаешься?
— Поосторожней с когтями, ты, придурок!
— А ты подвинься. Я ж тебе говорю, у меня вся задница наружу торчит! Ещё увидят, чего доброго.
— Ну, это само по себе могло бы принести нам победу.
— Кончай крыльями размахивать! Едва глаз мне не вышиб!
— А ты превратись во что-нибудь поменьше. Как насчёт глиста, например?
— Если ты ещё раз ткнешь меня локтем!..
— А я чё, виноват, что ли! Это Бартимеус нас сюда поставил. Этот надутый…
Ну, короче, вот такой образец плачевной расхлябанности и бестолковщины. Думаю, целиком это пересказывать совершенно незачем. Коршуноглавый воитель сложил свои могучие крыла, выступил вперёд и привлек внимание часовых, ловко отвесив им крепкую затрещину, одну на всех. [4]
— И это называется часовые? — прогремел я. Я был не в настроении устраивать тут долгое разбирательство: полгода непрерывной службы изрядно источили мою сущность. — Прячетесь за Щитом, ссоритесь, как торговки на базаре… Я вам что велел? Бдеть!
Часовые что-то жалко бубнили в своё оправдание, переминались с ноги на ногу и смотрели в пол. Наконец лягушонок несмело поднял лапку.
— Извините, мистер Бартимеус, сэр, — сказал он, — но что толку в нашем бдении? Британцы-то повсюду: и на небе, и на земле. Мы слыхали, что у них там целая когорта афритов — это правда?
Я устремил свой клюв к горизонту и сузил глаза.
— Быть может. Лягушонок застонал:
— А у нас-то ни единого не осталось, верно ведь? С тех пор, как Феб накрылся медным тазом. А ещё у них есть мариды — и не один, если верить слухам. А у предводителя ещё и этот посох — страсть какой мощный. Говорят, он им и Париж, и Кельн разнес по пути сюда. Это тоже правда?
Ветерок слегка шевелил перышки у меня на голове.
— Быть может.
Лягушонок ахнул.
— Но ведь это же просто ужас, верно? Нам теперь просто не на что надеяться. С самого обеда прибывают все новые и новые отряды духов, а это может означать только одно. Сегодня ночью они пойдут в атаку. И к утру мы все будем покойниками.
Мда-а, ничего не скажешь, хорошенький боевой дух будет у нашего войска от таких разговорчиков! [5] Я положил руку на его склизкое, бородавчатое плечо:
— Послушай, сынок… Как тебя звать?
— Наббин, сэр.
— Наббин. Так вот, Наббин: не стоит верить всему, что тебе говорят. Да, конечно, британская армия сильна. Более того: редко случалось мне видеть воинство сильнее этого. Но пусть так. Пусть у них есть мариды, целые легионы афритов и целые бочки хорл. Пусть всё это обрушится на нас сегодня ночью, прямо здесь, у Страховых ворот. Ну что ж, пусть явятся! У нас ещё есть в запасе нечто такое, от чего им придётся убраться несолоно хлебавши.
1
Семь доступных планов налагаются один на другой, и каждый из них открывает определённые аспекты бытия. Первый включает тривиальные материальные объекты (деревья, здания, людей, животных и т.п.), которые видны всем; на остальных шести планах пребывают духи различных разновидностей, которые тихо-мирно занимаются своими делами. Высшие существа (вроде меня) могут использовать своё внутреннее зрение для того, чтобы обозревать все семь планов одновременно, низшим же созданиям приходится обходиться меньшим. Люди относятся к самым низшим существам. Волшебники носят контактные линзы, которые позволяют видеть от двух до трёх планов, большинство же людей видят лишь первый план, в результате чего они остаются в неведении относительно творящихся вокруг магических действий. Например, вполне возможно, что прямо сейчас у вас за спиной висит нечто невидимое со множеством щупалец, а вы и знать не знаете.
2
Несомненно, именно там, на безопасном расстоянии от поля битвы, скрывались британские волшебники. Мои хозяева-чехи были точно такие же. На войне волшебники всегда приберегают для себя самую опасную работу — как правило, они отважно обороняют большие запасы еды и вина в нескольких милях от линии фронта.
3
Каждый часовой был мелким джинном, немногим могущественнее обычного фолиота. Прага переживала не лучшие времена: волшебники ощущали нехватку рабов и были вынуждены использовать кого попало, невзирая на качество. Это было заметно хотя бы по той внешности, которую избрали себе мои часовые. Вместо устрашающих, воинственных обличий передо мной предстали: две летучих мыши-оборотня, ласка, лупоглазая ящерица и маленький, довольно унылый лягушонок.
4
И пять голов с треском стукнулись одна о другую. Это было похоже на какую-то народную игрушку.
5
Которые, впрочем, вполне соответствуют истине.