Амулет Самарканда, стр. 5

Повар восседал, откинувшись на спинку стула и водрузив ноги на кухонный стол. Тучный, жизнерадостный, красномордый дядька с огромным тесаком для рубки мяса в огромной лапище. Занимался он тем, что при помощи этого тесака холил ногти — каждый обрезок приземлялся точнехонько в камин. При этом повар не сводил с меня своих маленьких тёмных глазок.

Мне сделалось как-то не по себе. Похоже, этого типа ни капли не удивило внезапное появление у него на кухне мальчика-египтянина. Я проверил повара на других планах. С первого по шестой он выглядел одинаково: дородный дядька в белом фартуке. А вот на седьмом…

Оп-па…

— Бартимеус.

— Факварл.

— Как дела?

— Да ничего.

— Давненько тебя было не видно.

— Ну, как-то так…

— Жаль, жаль.

— Да. Ну… вот я здесь.

— Это точно.

Во время этой очаровательной беседы из-за двери непрерывно доносились раскаты Взрывов. Но моя Печать держалась крепко. Я постарался улыбнуться как можно любезнее.

— Джабор всё такой же заводной, как я погляжу.

— Угу, всё такой же. Только сдается мне, Бартимеус, что теперь он стал ещё голоднее. По-моему, это единственная перемена. На вид, так он никогда не бывает сытым, даже когда ему только что довелось поесть. А в нынешнее время, как ты можешь догадаться, такое случается нечасто.

— У вашего хозяина что, девиз «держи слуг впроголодь, чтоб злее были»? Однако он должен быть очень могущественным, чтобы держать в рабстве тебя и Джабора.

На губах повара промелькнула лёгкая улыбка, резким движением ножа он отправил очередной обрезок ногтя в полёт. Ноготь вонзился в штукатурку на потолке и там застрял.

— Бартимеус, ты же знаешь — в приличном обществе таких слов не говорят. Просто мы с Джабором ведем игру с дальним прицелом.

— Конечно-конечно.

— Кстати, о различии в силах — я заметил, что ты предпочитаешь не обращаться ко мне на седьмом плане. Это как-то невежливо. Ты что, опасаешься моего истинного облика?

— Ничуть, Факварл. Просто меня от него тошнит. [Примечание: Я сам не бог весть какой красавчик, но у Факварла, на мой вкус, чересчур много щупальцев].

— Как славно. Кстати, Бартимеус, я в восторге от выбранного тобою облика. Очень миленький. Но я смотрю, ты отягощен неким амулетом. Не будешь ли ты столь любезен снять его и положить во-он на тот стол? Тогда, если ты скажешь мне, на какого волшебника ты работаешь, я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы наша встреча не завершилась роковым образом.

— Очень мило с твоей стороны. Но ты же знаешь, что я не могу этого сделать. [Примечание: Ну, не совсем так. Я мог бы отдать Амулет и тем самым провалить дело. Но после этого мне, даже если бы я сумел удрать от Факварла, пришлось бы явиться с пустыми руками к тому бледному мальчишке. Я и без того в его власти, а неудача окончательно отдаст меня на его милость. А эта идея мне отчего-то не нравилась. Не верилось мне, что от него дождёшься милости].

Повар воткнул свой мясницкий нож в край стола.

— Давай начистоту. Ты можешь и именно так и сделаешь. Я ничего против тебя не имею. Возможно, мы когда-нибудь снова будем работать вместе. Но сейчас я связан, точно так же, как и ты. И тоже должен исполнять возложенные на меня обязанности. Так что вопрос, как обычно, сводится к силе. Поправь меня, если я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что ты сегодня не в самой лучшей форме — иначе ты вышел бы через парадный подъезд, на ходу прихлопнув триногов. А так они гоняли тебя по всему дому, пока не загнали сюда, ко мне.

— Мне просто захотелось поразвлечься.

— Хм. Бартимеус, может, ты перестанешь потихоньку продвигаться к окну? Такую неуклюжую уловку заметил бы даже человек… [Примечание: Ох…]

— …а кроме того, снаружи тебя всё равно поджидают триноги. Отдай Амулет, или тебе придётся убедиться, что твой дряхлый Щит никуда не годится.

С этими словами он встал и протянул руку. Воспоследовала пауза. Из-за моей Печати по-прежнему слышались Взрывы. Воображения у Джабора маловато, зато упорства — хоть отбавляй. Ничего, эта дверь и сама по себе должна довольно долго продержаться. В саду парили трое охранников, таращась на меня всеми глазами. Я оглядел комнату, пытаясь срочно что-нибудь придумать.

— Амулет, Бартимеус.

Я медленно, даже немного напыщенно поднял руку и взялся за Амулет. А потом прыгнул влево. И в тот же самый миг снял Печать с двери. Факварл раздраженно выругался и попытался сделать какой-то жест. Но завершить его он не успел: его накрыл особенно мощный Взрыв, проломившийся сквозь дыру на том месте, где прежде была Печать. Факварла швырнуло в камин и засыпало обломками стены.

Я же прорвался в теплицу, в тот самый момент, когда в кухню сквозь пролом шагнул Джабор. Пока Факварл выбирался из-под завала, я выскочил в сад. Караульные — глаза-блюдца и вращающиеся ноги — ринулись на меня. На концах их ног появились когти, напоминающие косы. Я сотворил Иллюминацию — самую яркую, какую только мог. Сад залило ослепительным светом, словно здесь взорвалось солнце. Караульные зачирикали от боли в обожжённых глазах. Я перепрыгнул поверженных стражей и помчался через сад, уворачиваясь от бьющих из дома магических молний. Несколько деревьев они таки испепелили.

Я забежал в дальний угол сада, между компостной кучей и газонокосилкой, и перескочил через стену. Сквозь синюю магическую сеть я прорвался напролом; в ней осталась дыра в форме мальчишеского силуэта. Тут же повсюду затрезвонила сигнализация.

Я тяжело приземлился на тротуар; Амулет тяжело болтался у меня на груди. Из-за стены послышался топот копыт. Кто-то мчался галопом. Пожалуй, самое время сменить облик.

Соколы-сапсаны — самые быстрые птицы на свете. В пикировании они способны разгоняться до двухсот километров в час. Но вряд ли хотя бы один из них развивал такую скорость в горизонтальном полете над крышами северной части Лондона. Многие даже усомнились бы в том, что такое вообще возможно — особенно когда на шее у птицы висит увесистый Амулет.

Однако же достаточно сказать, что когда Факварл и Джабор наконец-то выбрались в хэмпстедский закоулок и создали незримую преграду — впрочем, её тут же пробил идущий на большой скорости автомобиль, — меня нигде не было видно.

Я давно успел смыться.

Натаниэль

— И прежде всего, — говорил наставник, — нам следует вколотить в твою злосчастную черепушку один-единственный факт, но так, чтобы ты никогда уже о нём не забывал. Ты догадываешься, что это за факт?

— Нет, сэр, — сказал мальчик.

— Нет? — Кустистые брови приподнялись, изображая насмешливое удивление. Мальчик, словно загипнотизированный, следил, как они исчезли под ниспадающими на лоб густыми белоснежными прядями. Брови на миг скрылись там, почти застенчиво, а потом опустились обратно, весомо и решительно. — Значит, нет. Ну что ж, тогда… — Волшебник подался вперёд. — Тогда я тебе скажу.

Он медленно, осторожно сложил пальцы «домиком», так, что острие клина смотрело на мальчика.

— Запомни, — негромко произнёс наставник, — демоны чрезвычайно злобны и опасны. Они непременно причинят тебе вред, если только смогут. Понял?

Мальчик продолжал следить за бровями. Он никак не мог оторвать от них взгляда. Теперь они сурово устремились вниз и сошлись на переносице, словно две стрелы. Брови двигались с поразительной живостью: поднимались, опускались, наклонялись, изгибались — когда вместе, а когда поодиночке. Это странное подобие самостоятельной жизни зачаровывало мальчика. А кроме того, как он обнаружил, следить за ними куда предпочтительнее, чем смотреть в глаза учителю.

Волшебник кашлянул, в кашле послышалась отчётливая угроза.

— Ты понял?

— Да, сэр.

— Что ж, ты говоришь «да», и я уверен, что именно это ты и имеешь в виду, и всё же…

Одна из бровей задумчиво приподнялась.

— И всё же я не уверен, что ты действительно это понял.

— Я понял, сэр. Демоны очень злые и опасные, и, если ты только это допустишь, они непременно сделают тебе что-нибудь плохое.