Вечная жизнь, стр. 3

Поспешно извернувшись в руках Джаза, я схватила с сиденья свой шарф и быстро-быстро обмотала его вокруг горла, но тут сзади послышался негромкий голос Инки:

— Нас? А что это у тебя на шее, сзади?

Обернувшись через плечо, я увидела, что он стоит у края дивана с выпивкой в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. Его глаза показались мне двумя черными дырами, пронзившими меня из темноты.

Сердце у меня вдруг пустилось вскачь. «Не делай из мухи слона, Насти!» — прикрикнула я на себя.

— Ничего.

Пожав плечами, я снова набросилась на Джаза, который с готовностью облапил меня.

— Нас? — все так же негромко, но настойчиво окликнул Инки. — Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что я до сих пор никогда не видел, как выглядит твоя шея сзади.

Я выжала из себя смешок и повернула голову, отстранившись от Джаза, который пытался меня поцеловать.

— Не будь придурком, Инки. Ты сто раз все видел, а теперь отвали. Я занята.

— Это татуировка?

Я туже затянула шарф на шее.

— Да. Специальная татуировка для приставал. Если ты ее видишь, значит, ты подошел слишком близко и тебе пора отчалить. Катись отсюда, Инки!

На этот раз он рассмеялся и отошел. Последний раз этой ночью я видела его с какой-то красивой девушкой в шелковом облегающем платье, которая обвивалась вокруг Инки, как змея.

В ту ночь я запретила себе вспоминать о таксисте. Каждый раз когда мысль или страшная картина все-таки прорывались в мое сознание, я крепко зажмуривалась и выпивала. Но на следующее утро все вернулось, и я снова увидела искаженное мукой лицо таксиста. Он больше никогда не будет ходить, никогда не сможет водить машину, потому что Иннокенсио сломал ему спину пополам и бросил подыхать на дождливой лондонской мостовой.

А я не сделала ничего — ничего. Я просто ушла.

Преимущество бессмертия заключается в том, что ты не можешь сдохнуть от перепоя, как какой-нибудь студентик-мажор. Недостаток бессмертия заключается в том, что поскольку ты не можешь сдохнуть от перепоя, то на следующее утро (или через утро) ты чувствуешь все то, от чего тебя избавила бы милосердная смерть.

Когда мне, наконец, удалось разлепить веки дольше, чем на несколько секунд, я первым делом увидела свет.

Обведя мутным взглядом комнату, я уперлась взглядом в окно. Судя по тому, что проникавший оттуда свет был довольно мутным и слегка розоватым, снаружи был рассвет или закат. Одно из двух. Или где-то поблизости полыхал пожар. В жизни, знаете ли, всегда есть альтернатива.

Я знала, что попытка сесть не принесет мне ничего хорошего, поэтому взялась за дело медленно, дюйм за дюймом. Голову оставила напоследок и очень осторожно приподняла ее над матрасом. Прошло довольно много времени, прежде чем вылинявшие желтые розочки на матрасе перестали расплываться и обрели резкость. Голый матрас, никакой простыни. Светлый прямоугольник окна. Выкрашенные темной краской кирпичные стены, как на заводе или еще в какой-нибудь дыре.

Медленно повернув голову, я уставилась на спавшего рядом со мной парня: кислотно-зеленый ежик на голове, толстая серебряная цепь вокруг шеи и татуировка в виде извивающегося дракона на всю спину. Как его зовут-то? Джефф? Джейсон? Джек? Что-то на Д, я почти уверена.

Мне потребовалось еще несколько минут на то чтобы принять полувертикальное положение, и тут меня фонтаном вывернуло наизнанку — мой бедный организм избавлялся от токсинов, которыми я напичкала его накануне.

«Даже до туалета не успела добежать. Прости, Джефф».

Опустошенная, трясущаяся, я в который раз горько пожалела о своем проклятом бессмертии, а потом посмотрела на себя и обнаружила, что полностью одета. Значит, Д или я — или мы оба! — настолько упоролись накануне, что уже не смогли продолжить свое... знакомство. Что ж, пожалуй, оно и к лучшему. Инстинктивно нашарив шарф, я убедилась, что он по-прежнему туго обмотан у меня вокруг горла, и хотела было перевести дух, но тут же вспомнила, как Инки, стоя надо мной, спрашивал про отметину на шее. Не много ли неприятностей для одной ночи?

Судорожно сглотнув, я решила, что подумаю об этом позже.

Поскольку мои прекрасные зеленые сапожки из змеиной кожи каким-то непостижимым образом исчезли вместе с новенькой кожаной курткой, я нашарила чей-то единственный ботинок и потихоньку вышла из комнаты, даже не попытавшись разбудить спавшего мертвым сном Джея.

Разумеется, насчет мертвого сна я загнула — Джефф был вполне себе жив, по крайней мере, грудь у него поднималась и опускалась, как у живого. Я смутно помнила, что опрокидывала по две порции на каждую пропущенную им выпивку.

По дороге к выходу мне пришлось переступить еще через нескольких спящих.

Помещение было похоже на огромный пустой склад где-то на окраине. Судя по всему, вчера я где-то здорово отбила локти и задницу, и все мои мышцы протестующее выли, когда я, пошатываясь, хромала по кирпичным ступенькам. Снаружи оказалось дико холодно, ветер разносил клочки мусора по пустынной улице.

«Хорошо хоть, что дождя нет», — подумала я, и тут меня накрыло волной воспоминаний: прошлая ночь, гулянка, дождь, поножовщина в баре, падение на тротуар, Инки ломает позвоночник таксисту, а я теряю свой шарф на глазах у всей тусовки. Тошнота снова подступила к горлу; мне пришлось остановиться и несколько раз глубоко втянуть в себя холодный воздух.

По мере того, как в моей памяти всплывали все новые и новые подробности вчерашней ночи, меня с новой силой охватывала растерянность. Где Иннокенсио успел научиться такой сильной магии? Насколько я знаю, он никогда не проявлял особого интереса к знаниям, а за последние сто лет, что мы тусовались вместе, я ни разу не видела, чтобы он использовал магию — по крайней мере, такую мощную и страшную. Честно говоря, ни один из членов нашего тесного кружка и не думал совершенствовать свои магические способности, нам это было ни к чему.

Привалившись к расписанной граффити стене склада, я сунула босую ступню в единственный ботинок.

От холодного воздуха у меня потекло из носа, и вдруг утро показалось мне нестерпимо-ярким и до жути ясным. Прошлой ночью Инки, ни с того ни с сего, сделал нечто ужасное при помощи сильнейшей магии. А вслед за ним и я сделала нечто столь же ужасное, только без всякой магии.

На моих глазах Инки сломал человеку спину, а я... просто ушла. Повернулась спиной и пошла танцевать в ночной клуб. Что со мной случилось? Как я докатилась до такого? Как могла так поступить? Может быть, кто-нибудь вчера нашел этого несчастного таксиста? Наверняка, нашел, как же может быть иначе? Несмотря на то, что все произошло в одном из самых пустынных кварталов. Несмотря на поздний час. И дождь. Все равно, кто-то должен был его подобрать, отвезти в больницу, оказать помощь. Правда же?

И в довершении всего, вчера Инки увидел отметину у меня на шее. И мог ее запомнить. Какая насмешка судьбы! Стоило почти четыреста сорок девять лет тщательно прятать шею, чтобы в одну ночь пустить все эти усилия псу под хвост! Как бы узнать, мог ли Инки понять значение этой метки? Но откуда ему знать? Об этом никто не знает. По крайней мере, никто из оставшихся в живых. Но почему тогда я так напугана?

Как вы уже поняли, все эти жуткие, лихорадочные мысли возвращают нас к тому, с чего я начала:

Прошлой ночью вся моя жизнь пошла прахом. И теперь мне до чертиков страшно.

Глава 2

Возможно, вам кажется, что на фоне всех событий, свидетельницей которых мне довелось быть, вчерашние приключения (Инки, таксист, магия, отметина на шее) должны показаться сущим пустяком. Разве не я однажды ночью, полуодетая, скакала во весь опор, вцепившись в лошадиную гриву, оставляя за спиной сожженный дотла город? Разве не я видела покрытые гнойными язвами трупы, сваленные, как дрова, на улицах зачумленного города, в котором уже не осталось живых, чтобы похоронить своих мертвецов? Я была в Париже 14 июля 1789 года и никогда не забуду зрелище человеческой головы, насаженной на пику.