Парящий дракон. Том 1, стр. 41

Вообще-то, Пэтси видела доктора Карла Лаутербаха только раз. Он консультировал в той же клинике, где была приемная Рена Ван Хорна. Когда Пэтси пришла сюда в первый раз, она долго ходила поблизости, не решаясь зайти, – сколько всего из своей обыденной жизни она сможет рассказать врачу? И насколько это поможет ей?

Пэтси словно увидела со стороны, как врач, точно часовщик, копается в ее мозгу.

Наконец она все же зашла в здание и взглянула на табличку на широкой дубовой двери. Она все еще имела в запасе пятнадцать минут. Так что она устроилась в приемной, и медсестра за конторкой улыбнулась ей. Казалось, она провела бездну времени, внимательно разглядывая сложенные на коленях руки.

На две минуты раньше назначенного времени низенький бородатый человек с суровым лицом отворил дверь кабинета и назвал ее имя. Он был примерно ее возраста, и Пэтси подумала, что, может, и моложе, несмотря на то что между бровями у него были глубокие складки.

– Прошу, – сказал он, проводя ее в комнату и сажая на кушетку.

– Я не хочу лежать, – сказала она. – Я хотела бы сесть.

В кресло.

– Куда хотите. Но я бы предпочел, чтобы вы воспользовались кушеткой.

Пэтси уселась на стул рядом с его столом.

– Почему вы хотели меня видеть? – спросил доктор Лаутербах.

– Я несчастлива! – выпалила она.

– Все несчастливы, – сказал доктор Лаутербах, и Пэтси подумала, что пришла зря. Как может этот мрачный пессимист помочь ей? – Лично я сейчас несчастлив, потому что вы уже заранее настроены против меня, миссис Макклауд, а ведь нам с вами придется сотрудничать.

Глубокие темные глаза психоаналитика встретились с глазами Пэтси, и она неожиданно для себя залилась слезами. Он уже знал о ней все, подумала она, просто проник к ней в мозг и увидел там всех: Леса, Мерилин Форман, бабушку – всех. Пэтси все плакала и никак не могла остановиться. Доктор Лаутербах ничего не говорил, и она продолжала всхлипывать в сложенные ладони, но через какое-то время почувствовала, что у нее камень с души свалился.

Все еще продолжая плакать, она встала и вышла из кабинета.

Она знала, что больше не вернется туда, и действительно так и не вернулась. Однако, странно напоминая этим Кларка Смитфилда, она выходила из дому как будто бы на прием к врачу, но на самом деле занималась совсем другой, более примитивной психотерапией – посещала картинные галереи Хэмпстеда или пила кофе в ресторане, перелистывая книжку.

Она гуляла по берегу, чувствуя себя такой же вольной и безответственной, как морская чайка, или ездила по вудвилльским магазинам одежды.

Обычно Пэтси не любила походов по магазинам, но в те часы, когда она предположительно должна была находиться в приемной у доктора Лаутербаха, она наслаждалась ими.

Но сегодня она не собиралась ехать в Вудвилл, равно как и не собиралась гулять по берегу. Ссора с Лесом, которая приняла непредвиденный оборот, все еще неприятно отдавалась в ней. Она и в самом деле не понимала, почему они с Лесом поженились. Возможно, оправданием было то, что она его любила, но теперь Пэтси думала: не была ли эта любовь просто нежеланием посмотреть правде в глаза? С тех пор как она увидела его целящимся в Бобо и двух других, ее уверенность в любви к мужу как-то поблекла. Она увидела его таким же злобным и беспомощным, какой была и сама в приемной доктора Лаутербаха, и ей уже было трудно думать о нем как раньше. Она поняла, что, если она не вернется к Лесу Макклауду, скучать по нему она не будет. Лес был словно умерший, который притворяется живым, хотя его никто не убивал, он убил сам себя – убил чувства и благородство, и чувствительность, потому что этого требовала его деловая жизнь.

"Спасибо, доктор Лаутербах", – сказала про себя Пэтси, заходя в магазин деликатесов.

Выйдя из него, она поставила на столик под тентом пластиковую чашечку с кофе. Мужчины за соседним столиком тщательно оглядели ее фигуру и ноги.

– Отвяжитесь, – сказала Пэтси достаточно громко, чтобы они ее услышали, и вынула из сумочки роман и свой дневник. Она отложила книжку в сторону и начала писать.

"Мужчины, с которыми я могла бы лечь в постель, – записала она:

– Ричард Альби, Бобо Фарнсворт, Алан Альда, – Пэтси развлекалась, – Джон Апдайк, Сэм Шепард". Пэтси заложила дневник ручкой, улыбнулась и стала глядеть на деревья, растущие на Мэйн-стрит. По улице поднимался Табби Смитфилд. Он не видел ее, он вообще никого не видел, потому что шел, наклонив голову, словно продирался сквозь ветви или брел по колено в воде. Она надеялась, что он не заметит ее, а пройдет мимо, но, когда он подошел поближе, она увидела, что у него несчастный вид, и сказала:

– Привет, Табби.

Он поднял голову и благодарно взглянул на нее. Потом застенчиво подошел ближе.

– Посиди со мной, – сказала она, указывая на соседний стул. Он сел и вновь поглядел на нее, на этот раз открыто, и Пэтси поняла.

– Ты опять, э.., путешествовал? – спросила она и взяла его за руку.

– Да, это подходящее слово, – ответил Табби.

8

Он старался как можно дольше избегать Норманов, зная, что тот парень, с которым они говорили, был вором, но после первого урока близнецы столкнулись с ним в коридоре рядом со школьной библиотекой. Из-за того что учителей не хватало, класс Табби поделили надвое, и одна группа, в которой был он и Норманы, должна была сидеть в библиотеке.

– Эй, Табс, – сказал Брюс, обнимая его за плечи. – Ты отлично держался. Не знаю, что ты там им наплел, но держался ты здорово.

– Я ничего не делал, – сказал Табби. Они отступили и пропустили остальных в библиотеку. Запах немытого тела Брюса можно было чуть ли не увидеть.

– Всегда лучше всего так и поступать, – сказал Брюс и начал подталкивать Табби к выходу из коридора. – Давай-ка выберемся отсюда. У нас остался только один урок, так что зачем тут торчать? Ничего интересного они все равно не скажут, потому что почти все дети больны.

– Наверное, – сказал Табби. Норманы всегда были более энергичны, чем он сам.

– Бобо про нас ничего не спрашивал? – сказал Дики.

– Эй, парень, не будь идиотом, Табс ничего не сказал, – отозвался Брюс. – Пошли отсюда, пока никто нас не засек, а? – Он потянул Табби за собой. – Бобо про нас ничего не говорил, верно, Табс? Никто про нас ничего не говорил.

– Нет. – Табби освободился из объятий Брюса, – Он подумал, что я просто иду домой.

Брюс похлопал его по плечу: "Наш человек!" Он распахнул заднюю дверь, и все трое оказались на дорожке, ведущей со школьного двора. Погода была сырой и тихой.

– Какая жалость, что случился этот грипп, – сказал Брюс, а Дики расхохотался.

Они обошли здание и подошли к стоянке автомобилей.

– Ты ведь не откажешься от пятидесяти баксов? – спросил Брюс.

– Не скажи, – ответил Табби. – Смотря что мне придется делать. Но ни в чей дом я не полезу.

– И не нужно, Табс, – сказал Брюс, – совсем не нужно.

Хочешь проехаться с нами в центр?

– Ладно. Но ничего общего с ограблением я иметь не хочу.

Брюс подмигнул Дику, и все они сели в машину.

– Нам нужно кое-что сделать в субботу вечером.

– Это с тем парнем, – сказал Табби. – Он ведь был тут сегодня утром, верно? Я видел из автобуса, как вы с ним разговаривали. Я ничего делать не буду.

– Я тебе оторву уши, – сказал Дики. – Ты, дерьмо.

– Табби, – сказал Брюс, – ты что же, не хочешь нам помочь? Дики вон как взволнован, а ведь еще четыре дня осталось.

Брюс вырулил со стоянки и завернул на холмистую пригородную улочку, на которой были дома в колониальном стиле с баскетбольными площадками и гаражами, автомобилями "вольво" и густыми живыми изгородями.

– Ты просто подумай об этом, Табби. Здесь же все застраховано, верно? Если они что-то и потеряют, им все возместят.

Теряют только страховые компании, а у них и так миллионы, парень, да у них столько денег, что они их правительству ссужают. Да и зачем им столько денег? Ведь люди как раз и платят им на тот случай, если их обворуют. Так что их можно грабить.