Роковые годы, стр. 17

При встрече с ними у меня, конечно, возникла мысль опубликовать добытые материалы как доказательства, что не всегда требования толпы и делегаций диктуются только волей русского народа. Поэтому в мае я составил конспект расследования для помещения в печати и представил его через генерал-прокурора Временному правительству. Я получил ответ, что очень интересно, но не своевременно для опубликования. Это решение имело известное обоснование, так как дело Степина еще не было закончено.

«Не беспокойтесь, Борис Владимирович, – сказал мне следователь В., – предоставьте действовать мне, только не спрашивайте, как именно, если доверяете».

На следующий день В. мне сообщил, что поехал с конспектом к потерпевшему Милюкову, полагая, что это верный путь, чтобы довести до прессы хоть часть разоблачений. Он не ошибся. Через несколько дней на соединенном заседании членов Государственной Думы Милюков произнес речь, в которой коснулся части конспекта.

Новые пересечения линий, вышедших из дела К., пошли в дальнейшую разработку. Но с этого момента, по просьбе своих следователей, я перестроил внутреннюю сеть и сознательно отступил от принятого правила единоличного ведения секретными агентами. Выдача им заданий при большом напряжении отнимала много времени, в ущерб другим делам. Я раздал секретных агентов на руки своих помощников.

Судьба К. зависела от превратностей революции. После нескольких неудачных попыток защититься он стал ссылаться на недомогание и просил перевести его в больницу. Переверзев видел в этих просьбах только искание новых путей к освобождению и прочно держал К. в Трубецком бастионе, пока оставался министром.

В сентябре того же года, находясь на Кавказе, я прочел телеграмму из Петрограда, что министр юстиции Малянтович выпустил К. на свободу под залог в 30 тысяч рублей. Дешево же, почти даром обошлись ему 12 листов сепаратного договора и письмо Брейденбейд, не говоря уже о всех остальных бесплатных приложениях!

Глава 8

Чернов

Временное правительство первой коалиции пришло к власти через вооруженную демонстрацию 21 апреля, организованную большевиками на немецкие деньги [35]. Оно насчитывало в своем составе 6 социалистов, среди которых министром земледелия состоял член Центрального комитета партии социалистов-революционеров В. Чернов.

Как-то в мае я заехал в Английскую миссию. «Посмотрите, какое интересное сведение», – сказал мне майор Alley, достав из письменного стола небольшую книжечку. В руках его оказался секретный справочник английской разведки издания 1916 года.

Alley раскрыл справочник, положил передо мной, и мы вместе прочли, а я тут же кратко записал в переводе следующее резюме прочитанного:

«Бывший австрийский консул во Флоренции Пельке фон Норденшталем после объявления войны Италией переехал в Швейцарию. Там он специально вербовал политических деятелей для работы в пользу Центральных держав. Одним из привлеченных им для такого рода деятельности был Чернов».

Alley загадочно улыбается. У меня захватило дыхание. Действительно, очень интересно.

Попросив его достать какие только можно подробности, я погнал автомобиль к министру юстиции.

Застаю Переверзева одного в своем малом кабинете. Он сидит за письменным столом и что-то пишет. Кладу перед ним записку и в двух словах называю источник сведений.

Переверзев читает, вскакивает и молча быстро идет к двери.

– Постойте, Павел Николаевич, – говорю ему вдогонку, – у меня к вам еще несколько вопросов.

Переверзев останавливается, поворачивается:

– Да разве после этого могу я чем-нибудь заниматься! – машет он моей запиской и скрывается за дверью.

Встречаемся вечером. Мрачен и неразговорчив.

– Ну как, Павел Николаевич?

– Мне сказали, что эти сведения из старого департамента полиции, который их выдумал нарочно!

– Что вы, что вы! Да ведь эти данные напечатаны английской контрразведкой, а не русским охранным отделением. Наконец, как же правительство может игнорировать это донесение?

– Говорил…

Я не спросил, к кому именно он обращался. Не подлежит сомнению – к другим своим коллегам по Правительству.

Здесь перед нами разыгрывается удивительнейшее явление. Чернов был не только министром, но и входил в состав Правительства, которое представляло Верховную власть страны. Верховная власть не удаляет этого министра, но в то же время не игнорирует полученные о нем сведения. Напротив: все начинают взапуски предупреждать друг друга, рекомендуя быть осторожным и воздержаться говорить о военных делах в его присутствии. Так было, например, на заседании 3 августа, происходившем при участии Верховного Главнокомандующего Корнилова. Наконец, бывали случаи, что в присутствии Чернова министры осторожно дергали один другого за рукав. Такая аномалия являлась еще одним противоречием правительства среди многих других; она имела свои объяснения. Совет солд. и раб. депутатов очень считался с партией эсеров, особенно первые месяцы. А Чернов – видный эсер – был даже председателем съезда своей партии, который состоялся в Петрограде с 25 мая по 4 июня. Он имел большое влияние и так умело провел съезд, что Керенский оказался забаллотированным и не попал в Центральный комитет партии.

После июльского восстания неприятные для Чернова слухи поползли в печать в период второго кризиса власти. Поднятые нами два месяца назад, они на этот раз исходили из старых эмигрантских кругов, подтверждали правильность документов Департамента полиции, отнюдь не противоречили указаниям английской контрразведки и сводились к следующему.

В 1915 году в Париже Чернов со своими единомышленниками пробовал издавать газету «Жизнь», но за отсутствием средств она не замедлила прекратить свое существование. Тогда в октябре того же года Чернов переселяется в Швейцарию. В Женеве Чернов, Натансон, Камков, Зайонц, Диккер, Шаншелевич и другие, пользуясь германскими субсидиями, организовывают «Комитет интеллектуальной помощи русским военнопленным в Германии и Австро-Венгрии». Этот комитет издавал на немецкие деньги журнал «На чужбине», который бесплатно рассылался на немецкие же средства по лагерям русских военнопленных [36].

Напомним, что за люди сидели в этом гнезде.

Связи Натансона с Германией доказывать излишне: о них в свое время достаточно сказал тот же эсер Савинков.

В отношении Зайонца, по донесениям военного агента в Швейцарии, было установлено, что он вошел в тесные сношения с вышеназванным А. Пельке фон Норденшталем. Зайонц же, кстати, предлагал ему свои услуги для доставки материалов для покушений.

Наконец, Камков получает деньги с одной стороны от того же Пельке фон Норденшталем; а из другого кармана – от германского вице-консула в Женеве Гофмана.

Про Чернова старые эмигранты говорили так: лично он не состоял в непосредственных сношениях с Пельке фон Норденшталем – деньги приносил Камков; но Чернов знал, чьи это деньги, знал, за что они даются, и ими пользовался за свои труды, которые отвечали полученным заданиям. Именно при таких подробностях я не видел разницы, получал ли он сам деньги непосредственно от Пельке, или их приносил от того же Пельке Камков, тем более что роль последнего ни у кого не вызывала сомнений. Напротив, некоторые старые эмигранты до сих пор усматривают большое различие между этими двумя способами передачи денег, а мне ставят в упрек, что я не проверил сам на месте сведений английского секретного справочника.

В 1917 году в Петрограде я не мог доказать, передал ли в Швейцарии два года тому назад Пельке деньги Чернову из рук в руки. Если они виделись, то вряд ли в присутствии понятых. Поэтому, раз я не могу доказать, то, по строгому принципу, которому следую при составлении настоящих строк, я не считаю себя вправе утверждать, что Чернов лично виделся с Пельке, и не могу настаивать на этой детали.