Глотка, стр. 39

А если звонившего это не устраивает, почему бы ему не переехать в Ривервуд – в Ривервуд всегда тихо и спокойно. Один из звонивших мужчин оказался особенно настойчивым, и ему пришлось выслушать длинный саркастический монолог полицейского, заканчивавшийся словами: «А как насчет тебя, Растус? Когда ты лупишь до полусмерти свою старуху, разве тебе хочется, чтобы в этот момент ворвалась полиция и устроила тебе головомойку? А если бы мы даже и приехали, ведь твоя жена наверняка сказала бы, что все в порядке». И Растус, который был на самом деле сорокапятилетним учителем английского языка по имени Кеннет Джонсон, услышал в трубке скрипучий смех.

Когда кто-нибудь исчезал, полицейские составляли необходимые протоколы, но обычно отказывались вести дело дальше – все равно исчезнувший сын, брат или муж (особенно муж) рано или поздно объявится. Или не объявится – тоже беда невелика. А что должна делать полиция? Прочесать дом за домом в поисках придурка, который решил получить развод, не оформляя необходимые бумаги?

Естественно, что в подобных обстоятельствах жителям окрестных домов даже не пришло в голову звонить в полицию по поводу того, что из маленького белого домика слышались иногда звуки работающей электропилы или электродрели и что оттуда частенько попахивало гнилым мясом или испражнениями.

Они почти ничего не знали о вполне презентабельном молодом человеке, который когда-то поселился в этом домике со своей матерью, а теперь жил там один. Держался он весьма дружелюбно, выглядел очень умным и ходил на работу в костюмах. Старые обитатели района очень уважали его матушку, Флоренс Драгонетт, которая проработала больше сорока лет в больнице Шейди-Маунт.

Миссис Драгонетт, тридцатилетняя вдова с безукоризненной репутацией, переехала на Двадцатую северную улицу с маленьким сынишкой еще в те времена, когда улица эта была вполне уважаемым местом. Она сама воспитала сына, дала ему образование. Флоренс Драгонетт и ее сын казались вполне приличной парой. У Уолтера никогда не было большого количества друзей. О, конечно, время от времени он доставлял своей матери кое-какие неприятности, но совсем не так, как другие мальчишки. Он был скромным, порядочным и довольно скрытным мальчиком. Когда эти двое обедали по субботам в ресторане «У Гаффа», все обращали внимание на то, как вежливо Уолтер разговаривает со своей матерью и как дружелюбно, но без излишней фамильярности – с официантами: эдакий безукоризненный юный джентльмен. Флоренс Драгонетт умерла во сне года три назад, и Уолтер сам позаботился обо всем, что касалось похорон – освидетельствование врача, место на кладбище, услуги похоронного бюро. Вполне можно было предположить, что смерь матери раздавит молодого человека, но он постарался держать свое горе при себе и следил за тем, чтобы все прошло так, как организовала бы это сама Флоренс. Некоторые соседи пришли на похороны – так здесь было принято, для этого не требовалось приглашений, – и Уолтер в красивом сером костюме, едва улыбаясь, пожимал им всем руки, тщательно скрывая собственные переживания.

После смерти матери Уолтер стал чуть более открытым. Он ходил развлекаться по вечерам и стал приводить друзей к себе домой. Иногда соседи слышали, как по ночам из маленького домика доносятся звуки музыки, смех, вопли, и множество других звуков, которых никогда не слышали в этом доме при жизни матери Уолтера. «О, мне так жаль, я извиняюсь, – виновато говорил Уолтер на следующее утро, стоя перед маленьким синим „релайантом“, который водила его мать. – Я и не знал, что нас слышно снаружи. Вы ведь знаете, я никому не хотел причинять беспокойство».

Время от времени он слишком громко проигрывал пластинки или включал на полную мощность звук телевизора. Когда соседи впервые почувствовали из его дома запах гниющего мяса, они подошли к Уолтеру, поливающему лужайку, и спросили: «Ты что, насыпал крысиной отравы, Уолтер? Пахнет так, как будто у тебя под половицами сдохла парочка крыс». «О, – сказал Уолтер, отводя шланг, чтобы вода не попала в соседа. – Мне так стыдно за этот запах. Дело в том, что иногда наш старый холодильник ломается, и все, что там лежит, протухает. Я бы давно купил новый холодильник, но пока не могу себе этого позволить».

6

Шторы Уолтера Драгонетта всегда были приоткрыты не больше чем на три-четыре дюйма – небольшая щель, оказавшаяся, одна ко, достаточно широкой для двух мальчиков – Акима и Кванзы Джонсонов.

Аким и Кванза, семи и девяти лет, жили через улицу от Уолтера Драгонетта. Их отцом был тот самый Кеннет Джонсон, учитель английского языка, который за полтора года до ареста Уолтера звонил как-то в полицию. У Джонсонов был двухэтажный дом на четыре спальни с верандой, и мистер Джонсон сам установил в гостиной огромные – до потолка – стеллажи, каждая полка которых была буквально забита книгами. Стопки книг лежали также на журнальном столике, на тумбочках у кроватей, на полу, и даже на двенадцатидюймовом черно-белом телевизоре, который был единственным в этом доме.

Но Акима и Кванзу Джонсонов телевидение интересовало горазда больше, чем книги. Они ненавидели старый черно-белый телевизор, стоявший у них в кухне. Они хотели смотреть телевизор в гостиной, как это делают их друзья, причем хороший цветной телевизор с большим экраном. Акима и Кванзу вполне устроил бы двадцатидюймовый экран – лишь бы цветной, но их настоящей мечтой было заставить купить отца что-нибудь примерно такого размера, как книжные стеллажи. Мальчики знали, что у их соседа через дорогу есть именно такой телевизор. Много лет они слышали даже через дорогу, как Уолтер смотрит по ночам фильмы ужасов, и точно знали, что телевизор их соседа – это то, что надо. Телевизор Уолтера был таким огромным, что отец дважды звонил в полицию, чтобы на него пожаловаться. Телевизор Уолтера был таким плохим, что его слышно было даже через улицу.

Ночью, накануне того утра, когда Уолтер Драгонетт приветствовал пятнадцать полицейских заявлением о том, что он и есть тот самый Мясник, девятилетний Аким Джонсон проснулся от звуков первоклассного ужастика, доносившихся из динамиков загадочного телевизора в доме напротив. Отец никогда не разрешал Акиму смотреть фильмы ужасов, но один из приятелей показывал ему на видео и Джейсона в его хоккейной маске, Фредди Крюгера в его шляпе, словом, Аким прекрасно знал звуки, которыми сопровождаются такие фильмы. Но по сравнению с тем, что мальчик слышал сейчас, вопли жертв Фредди и Джейсона казались жалким мяуканьем. Должно быть, Уолтер смотрел один из тех фильмов, о которых Аким много слышал, но никогда их не видел – например, «Злобных мертвецов» или «Резню бензопилой в Техасе», в которых за людьми гонялись и распиливали их на части прямо у тебя на глазах. Аким слышал, как мужчина воет, подобно собаке, плачет как женщина, орет, вопит, скрежещет зубами.

Встав с кровати, он подошел к окну и посмотрел на дом напротив. Обычно по ночам шторы Уолтера были плотно закрыты, но сейчас в них была довольно большая щель, через которую падал желтый свет.

Аким понял вдруг, что если он выберется из дома, то сможет перебежать через дорогу, притаиться под окном Уолтера и посмотреть фильм ужасов на его шикарном огромном телевизоре. Но мальчик быстро решил, что, пожалуй, не стоит этого делать. Лучше дождаться, когда Уолтер уйдет с утра на работу и попытаться заглянуть в комнату, чтобы убедиться по крайней мере в том, что телевизор Уолтера действительно так хорош, как они думают.

Звуки, доносившиеся с другой стороны улицы, становились все тише и тише – наверное, фильм вступил в скучную стадию, неизменно следующую за самыми возбуждающими сценами.

Утром Аким спустился на кухню, налил молока в свои шоколадные хлопья и устроился за столом так, чтобы видеть в окно дом Уолтера Драгонетта. Минут через десять в кухню спустился его маленький братик, который, потирая глаза кулачками, пожаловался, что видел ночью дурной сон. Аким объяснил Кванзе, что собирается сделать, дал ему его тарелку каши, и оба стали наблюдать за домом напротив, точно пара грабителей, готовящих преступление.