Люби меня по-французски (ЛП), стр. 24
— Любовные письма Абеляра и Элоизы! — я прижала их к сердцу, которое пропустило несколько ударов. — Я не могу в это поверить!
— Тебе нравится? — в его выражении лица была очаровательная надежда.
— Ты шутишь? Я обожаю ее! О боже мой, Лукас! — я резко набросилась на него с объятиями и чуть не сбила при этом с ног. Он рассмеялся, но удержал нас обоих, положив руки мне на бедра.
— Хорошо. Я не был уверен, что у них это есть, но я рад, что оказалось.
Неохотно, я отпустила его.
— Письма на французском?
— Ну, в оригинале они были на латыни, но их перевели. Это магазин с книгами на английском. — Он указал жестом позади меня.
— Ох, Лукас, я люблю их. Не могу дождаться, чтобы прочитать их. — Мои глаза были затуманены от надвигающихся слез, и я пыталась сглотнуть комок, застрявший в горле. — Спасибо тебе.
— Пожалуйста. Я надеюсь, ты не злишься. Они ведь романтичные и все такое.
Я ударила его по животу книгой, прежде чем засунула ее в сумку.
— Я едва могу злиться. Я же вся в романтике Парижа сейчас.
— Приятно знать. — Он забрал у меня коричневый пакет, скомкал его и выбросил в ближайшую мусорку. — В таком случае, как ты смотришь на то, чтобы увидеть мое самое любимое романтическое место во всем городе?
На моем лице появилась застенчивая улыбка.
— Твою квартиру?
Он рассмеялся.
— Нет. Но это недалеко.
— Хорошо. Потому что мне нужен будет небольшой отдых после всех этих волнений.
— Ну, — сказал он, обвив одной рукой меня за плечи, когда мы шли, — ты определенно снова приглашена в мою квартиру, но я не могу обещать, что ты отдохнешь.
Я положила голову на его руку.
— Боже, я люблю Париж.
Но на самом деле, я почти сказала: Боже, я люблю тебя.
Насколько безумно это было?
#
На метро мы доехали до музея Родена, который и был тем местом, куда вел меня Лукас, и я спросила, были ли у него когда-нибудь серьезные отношения с девушкой.
Он искоса посмотрел на меня.
— Почему ты спрашиваешь?
Я пожала плечами.
— Просто любопытно. Ты упоминал, что это твое любимое романтическое место в Париже, поэтому я предположила...
— Ох. Ну, у меня были серьезные отношения некоторое время, но нет, я никогда не водил ее в музей Родена. Она из Нью-Йорка.
Быстрый укол ревности заставил меня спросить.
— Как долго вы были вместе?
— Около трех лет, время от времени.
По какой-то причине это удивило меня.
— Вау, это долго.
— Наверное.
— Почему вы расстались?
— Мы хотели разного.
— Ах. — У меня появилось чувство, что его короткие ответы были признаком, что он не горел желанием говорить о его бывшей девушке, и я, вероятно, должна перестать спрашивать, но я не могла отказаться от последнего вопроса.
— Как ее звали?
— Джессика. Хочешь узнать ее дату рождения и размер обуви?
Я ударила его по ноге.
— Да ладно тебе. Мне просто любопытно. В конце концов, ты знаешь много обо мне и Такере.
Его лицо исказила гримаса.
— Гораздо больше, чем я хотел бы знать, спасибо тебе большое. Больше никаких разговоров о прошлом. Здесь и сейчас, помнишь?
— Да. — Но я не могла перестать задаваться вопросами о Джессике, счастливой девушке, которая была объектом его привязанности такое долгое время. Как она выглядела? Сколько времени прошло с их расставания? Почему они расстались? Мне было интересно: она все еще в Нью-Йорке, видится ли он с ней. Ревность вернулась, захватив меня врасплох на мгновение, и мне пришлось сделать глубокий вдох и задержать дыхание, пока она не прошла.
Здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас.
Я сделала еще несколько глубоких вдохов, и Лукас приобнял меня, перекинув руку через мое плечо. Его пальцы задели кожу чуть выше моей груди, и мои соски мгновенно ответили. Мне не пришлось долго думать, заметил ли Лукас.
Он наклонил голову к моей, зарывшись в мои волосы.
— Ты убьешь меня этим маленьким топом. Я буду не в состоянии выйти из этого поезда.
Я улыбнулась. И я искренне надеялась, что музей Родена не очень большой. Я не имею ничего против искусства девятнадцатого века или чего-то еще, но я составила новый список.
Что Я Хочу Делать С Лукасом:
1) Проверить мои навыки минета (и узнать новые)
2) Принять душ (увидеть, как он выглядит мокрым)
3) Позволить ему делать те вещи, которые, как он упоминал, могут напугать меня (кнуты и цепи?)
4) Слушать, как он говорит мне непристойности (мой огромный секрет возбуждения)
5) Заставить его кричать мое имя, так же как я кричала его (т.е. достаточно громко, чтобы разбудить соседей, возможно, шестой округ, может, даже весь латинский квартал)
Я не слишком много прошу, так ведь?
Глава 12
Музей был не очень большой, но я полюбила его не поэтому.
Когда мы бродили по нему, я поняла, почему Лукас им настолько очарован. Он расположен в особняке восемнадцатого века, каждая комната — чудо света, тени и элегантности, роскошные детали в стиле барокко: высокие арочные окна, паркетный пол, деревянные панели на стенах и потолке, позолота на античной мебели — все это идеально контрастировало с грубой, мужественной красотой скульптур людей Родена.
Правда огромная часть моего наслаждения была связана с Лукасом, который держал меня за руку и тихо рассказывал мне о художественном стиле Родена, и почему он привлекал его.
— Знаешь, мне нравится то, как он не пытается сделать все красивым. — Мы стояли перед фигурой обнаженной женщины, которая, казалось, сжималась от стыда. — И я люблю части тела, особенно руки. Посмотри на эти.
Он положил руки мне на плечи, развернул меня, и я ахнула, когда мы подошли к огромной скульптуре у окна. Это были две руки, расположенные на каменной основе, ладони и пальцы согнуты по направлению друг к другу, но едва касаются. Мягкий свет, просачивающийся сквозь оконные стекла, создает слабую тень на руках и в воздушном пространстве между ними, и я хотела попытаться поймать это на фотографии, хотя и знала, что фото никогда не смогут это запечатлеть.
— Они так прекрасны. Они сложены в молитве?
— Нет, это две правые руки, видишь?
Я перестала искать свою камеру и подошла ближе.
— Две правые руки. Я даже не заметила. — На мгновение я застыла, чтобы рассмотреть, как это возможно, что две правые руки соединены таким образом.
— Как ты думаешь, что они делают?
Лукас встал прямо за мной и прошептал мне в ухо:
— Ну, у меня испорченный мысли, особенно сегодня, но если ты спросишь меня, то я отвечу, что эти руки принадлежат двум людям, занимающимся сексом. Напряжение между ними, как будто они вот-вот соединятся, это заставляет меня думать так... — Он стоял так близко, что я могла чувствовать его дыхание на моем плече, его грудь прижата к моей спине, его бедра прямо за моими. Все мое тело было напряжено. Он поднял правую руку, ладонью ко мне, прямо перед моим плечом. — Видишь?
Прикусив губу, я вытянула свою правую руку к его, подражая скульптуре перед нами. В моей голове прокручивалась мысль о нем, голом, крепко прижатом к моей обнаженной спине.
Стоя.
У стены.
Врываясь в меня.
Может, даже в душе.
Полностью мокрые.
Я почувствовала, как его эрекция увеличивается возле моей попы.
Мой клитор покалывало. Мышцы моего лона сжались.
Черт.
Одурманенная желанием, я закрыла глаза на секунду.
— Иисус, Лукас.
Он мягко рассмеялся, опустив голову.
— Я говорил тебе о своих испорченных мыслях. Сейчас тебе лучше идти передо мной несколько минут, я не хочу напугать кого-нибудь тем, что у меня сейчас в штанах.
Улыбнувшись ему через плечо, я вытащила камеру из сумки и сделала фото этой скульптуры. Фото, может, и не передаст художественность исполнения и свет, но, черт побери, я хотела напоминание о времени, когда Лукас почти довел меня до оргазма в центре музея Родена.