Клинок Тишалла, стр. 30

В груди патриарха заныла старая боль от внезапно нахлынувшей скорби. В первую Династическую погибли Ташинель и Джаррот, оба его безмерно любимых сына. Он встряхнул головой – это была знакомая мука, притупленная к тому же алкоголем, – и продолжил:

– И в то же время Кейн спас Анхану во время битвы при Серено. Он сгубил бессчетное число душ… но нельзя забывать, что он оказал нашей стране огромную услугу, убив этого безумца Берна.

– Твоя церковь почитает Берна святым, – напомнил Дамон.

– Не моя. Церковь Ма’элКота. – Тоа-Сителл снова вяло махнул рукой в сторону алтарика. – Ты забываешь, что я был знаком с Берном. Завтра мы будем славить его жертву во имя господне, а не личные качества. Как личность, он был садистом и убийцей – похуже Кейна, и я готов под этим подписаться. В частной беседе.

Дамон криво усмехнулся, словно ему больно было изгибать губы.

– Ты и сам говоришь точно кейнист.

– Это все бренди, – махнул рукой Тоа-Сителл и, запрокинув голову, вылил в рот последние капли, после чего снова наполнил рюмку. – Я хочу, чтобы поняли все, Дамон: кейнизм – это государственная измена. Последователи Кейна открыто объявляют себя врагами державы и господа нашего. В пределах Империи кейнизм отныне вне закона – даже в устах монастырских подданных.

Дамон нахмурился.

– Не думай, что тебе позволено указывать подданным Монастырей, каких политических или философских взглядов им следует придерживаться, – важно проговорил он.

Тоа-Сителл устало взмахнул полной рюмкой бренди.

– И не пытаюсь. Я лишь рассчитываю, что Совет Братьев сочтет разумным носителей подобных взглядов отправлять куда-нибудь подальше – дабы избежать обвинений в намеренном оскорблении Империи и церкви. В конце концов, – добавил он рассудительно, – кейнистская ересь не должна быть слишком любезна сердцам Братьев. Если бы Кейн не погиб на стадионе Победы, уверен, вы вскоре сочли бы необходимым избавиться от него.

Дамон взболтал в бокале кактусовый самогон и с хмурым видом уставился на донышко.

– Иные твердят, что Кейн выжил – будто он ждет за краем мира, и когда вернется Ма’элКот, с ним явится и Кейн, чтобы вступить в последнюю битву.

– Дикарские предрассудки, – фыркнул Тоа-Сителл. – Сказки про конец света всегда будут популярны среди невежд – а распространяют их те же кейнисты, без всякого сомнения! Но я намерен удостовериться, что поклонники Кейна никогда не смогут осуществить свои лживые пророчества. Вот поэтому мы с тобой сейчас беседуем с глазу на глаз, Дамон, у тебя в кабинете. Я хочу убедить тебя, что тружусь в интересах человечества, как и ты, и любой послушник. Кейнизм – наш общий враг, и победить его можно только общими усилиями.

Тревога, замеченная им прежде на лице Дамона, вернулась.

– Я вовсе не убежден, что кейнизм – наш общий враг, – заметил он. – И о каких усилиях ты говоришь? Что тебе от нас нужно?

– От тебя лично, Дамон, – сразу отозвался патриарх. – Время на исходе. У меня нет месяца, или шести недель, чтобы гонять курьеров за границы Империи. Я желаю побеседовать с Райте из Анханы, нынешним послом в герцогстве Забожье.

– Побеседо… – Дамон напрягся. – Как ты?..

– У вас есть устройство – кажется, вы зовете его Артанским зеркалом, – которое вы получили от артан, ныне властвующих в Забожье. Обычно им пользуются отсюда, из твоего кабинета. Как оно действует, я не имею понятия. Но если ты будешь столь любезен, что позволишь мне связаться с послом Райте, я буду тебе крайне признателен.

– Но… но это же невозможно. Как ты…

– Как я прознал об этом тайном приспособлении? – Тоа-Сителл со вздохом осушил очередную рюмку. – Потратив жизнь на то, чтобы профессионально собирать чужие тайны, я обнаружил, что это занятие доставляет мне радость само по себе – отвлекает от тяжких государственных забот.

Он изобразил одну из своих редких, медовых улыбок, ударил себя кулаком в грудь и протянул вперед ладонь.

– Око господне зрит все. Нет бога, кроме Ма’элКота.

6

Тоа-Сителл внимательно наблюдал, как готовят к работе Артанское зеркало. Слышать об этом устройстве ему доводилось, но прежде он не видывал его и не знал, как оно работает.

Собственно Артанское зеркало представляло собой коробку размером с небольшой саквояж, которую мастер-связист, некий Доссайн из Джантоген-Блафф, примостил на письменном столе Дамона. Потом мастер-связист присоединил торчавшую из коробки веревочку в темной оплетке к другой такой же, незаметно свисавшей с оконной рамы. Одну из стенок коробки представляло собой совершенно обычное зеркало, вроде бы из посеребренного стекла, сбоку торчало золотое кольцо. Как соединялись веревочки, Тоа-Сителл не уловил – мастер-связист словно воткнул их концы друг в друга, и те срослись, будто привой с веткой дерева. Потом Доссайн отошел, и один из его помощников, называвшийся братом-динамиком, взялся, зажмурившись, за кольцевидную рукоятку.

В молчании прошло несколько мгновений. Потом брат-динамик открыл глаза со словами:

– Есть контакт.

Дамон уселся перед Артанским зеркалом, брат-динамик взял его за руку.

– Привет из Анханы, – проговорил Дамон. – Посол Дамон вызывает посла Райте.

Тоа-Сителл склонился вперед, вглядываясь в странную коробку. Ему казалось, что Дамон смотрит на собственное отражение и беседует с воздухом.

В тишине прошло еще несколько секунд, затем Дамон промолвил:

– Плохо, почтенный Райте. Это не личный звонок. Со мной находится его сияние патриарх Анханы, который желает побеседовать с вами. – Последовала пауза. – Но он знает! – резко проговорил Дамон. – Вам бы следовало вспомнить, милейший Райте, что патриарх некогда руководил Королевскими глазами. Я предпочел не оскорблять его лицемерным притворством и вам советую последовать моему примеру… Очень хорошо… Да, помню. Можете быть уверены, что и патриарх помнит. Подождите минутку.

Он отпустил руку брата-динамика и обернулся к Тоа-Сителлу.

– Почтенный Райте попросил меня не забывать, насколько он, будучи послом, занят своими обязанностями, – пояснил он со сдержанной усмешкой и уступил место патриарху.

Тоа-Сителл опустился в кресло, вгляделся в свое отражение и скривился, подметив обвисшие брыли, глубокие складки вокруг них, почти черные круги под глазами. «Вот кончится благополучно праздник Успения, – пообещал он себе, – и уйду в отпуск». Давно пора. Патриарх вздохнул, вспомнив, что собирается в отпуск уже седьмой год кряду.

Он сосредоточился на деле.

– Как этим пользоваться?

Брат-динамик протянул руку:

– Вашему сиянию достаточно лишь взять меня за руку и говорить, словно брат Райте с нами, в этой комнате.

Нахмурившись, Тоа-Сителл последовал совету. Потом ему пришлось нахмуриться еще больше – когда лицо в зеркале расплылось в сероватой мгле и на его месте соткалось иное: узкое, с заостренным подбородком, кожа как натянутый пергамент, нос точно вбитый между близко посаженными колючими глазами нож. Тонзуру окружал венчик сальных русых волос. Облачен мужчина был в роскошные кроваво-красные одежды посла Монастырей. Вот только эти глаза… они определенно вселяли трепет: блекло-сизые на фоне смуглой кожи, почти выцветшие, тусклые и мутные, словно вдавленные в череп кубики льда.

Больше тридцати патриарх своему собеседнику не дал бы – скорей лет двадцать пять, от силы на год больше.

И, к своему изумлению, Тоа-Сителл узнал его, хотя не мог бы сейчас вспомнить, где и когда именно – быть может, несколько лет назад – встречал этого необычного юношу. На какое-то мгновение его заворожил образ спутанного клубка судеб, переплетающихся снова и снова, без смысла и цели.

«А, к демонам все! – подумал Тоа-Сителл. – Пить надо меньше».

– Ваше сияние! – В голосе прозвучала скрытая насмешка – это Райте говорил с ним из загадочного устройства, через сотни миль. Комнаты, в которой сидел посол, видно не было – казалось, юноша парит в сером тумане. – Чем могу служить?