Клинок Тишалла, стр. 177

А когда растаявший камень залил барахтающихся автоматчиков, покрыв с головой, гул сделался громче и звончей – четыре скальные чародейки вернули плотность жидкой грязи. Никто из солдат не успел подняться, прежде чем скала стиснула их в объятьях. Им едва хватило воздуха на последний вскрик.

Автоматчики, зашедшие в атрий, обнаружили, что выходы закрыты и запечатаны некоей незримой стеной, не позволявшей даже дотронуться до дверных рукояток. Даже проем на месте выбитой двери был теперь перекрыт тем же образом. Сетка из серебряной проволоки, делавшая солдат неуязвимыми для большинства заклятий, делала те же чары незримыми. Автоматчики не могли увидать Щитов, что преграждали им путь.

Большинство перворожденных способны вызвать свет: это относительно простое преобразование Силы. По мере того, как мастерство их растет, чародеи учатся создавать лучи определенных оттенков, от густо-синего до багряного. Тот же дар, развитый в достаточной степени, позволяет им порождать электромагнитное излучение значительно более низкой частоты – микроволновое.

Потоки когерентного микроволнового излучения нагрели расставленные по углам зала награбленные в интендантской глиняные горшки, полные лампового масла. Вскипая, масло наполняло закупоренный Щитами зал легко воспламеняющимися испарениями. Для защиты от нервно-паралитического газа солдаты надели дыхательные маски, питавшиеся сжатым воздухом из баллонов, и не заметили ничего, покуда команда перворожденных чародеев не обратила внимание на брошенную посреди зала щепку. Дерево занялось жаром, воспламенив бензиновые пары и превращая атрий в самодельную, но очень эффективную вакуумную бомбу.

Мелкие ошметки тел вынесла на улицу взрывная волна.

Бригадир, как положено командующему, оставил снаружи здания наблюдателей, и о результатах пробной атаки ему донесли немедля. Решив, что настало время воспользоваться помощью туземцев, он направил добровольцев под белым флагом к командирам окруживших его отряд имперских войск.

Ему требовались солдаты, более привычные к чародейству. А главное – колдовская поддержка.

5

Вместо молельни: безупречной белизны нейлоновая палатка, растянутая на изящно изогнутых шестах черного графитопласта, на фоне полыхающего здания финансового суда.

Вместо прихода: командиры имперской армии Анханы, под белым флагом встретившиеся с артанскими офицерами.

Вместо священника: артанский чародей, облаченный не в доспехи, а в золотую парчовую рясу епископа церкви Возлюбленных Детей Ма’элКота.

И прихожане в молельне пали ниц, ибо господь снизошел к ним.

Выше луны вздымалось чело его в сапфирное небо, и звезды садились ему на плечи. Лик его был точно солнце, грозя слепотой дерзким. Глас его звенел в крови, пел ударами пульса, точно голос самой жизни.

«СТАНЬТЕ КАК БРАТЬЯ, – повелел он. – ИБО ВСЕ ВЫ МОЯ КРОВЬ. ВОЗЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА И ЖДИТЕ ЯВЛЕНИЯ МОЕГО».

И каждому из них молвил его глас по отдельности и вкупе: «ТЫ ЧАДО МОЕ ЕДИНОКРОВНОЕ, ВОЗЛЮБЛЕННОЕ: ТОБОЮ ДОВОЛЕН Я ВПОЛНЕ».

И под сводами молельни имперские командиры обнялись с офицерами артанского войска, что вторглось в их город, убивало их товарищей и горожан, которых те же командиры клялись защищать. И в объятьях артанских не испытывали стыда: ибо разве не дети они отца единого?

Разве не братья единокровные?

6

Языки пламени танцуют в окне – нафта на стенах Палаты правосудия до сих пор весело полыхает, – но один из двоих феев, усевшихся за конторкой, удерживает Щит такой силы, что в комнате не жарче, чем теплым летним днем.

Окошко, впрочем, маленькое, не больше настенного экрана. И комнатушка судебных письмоводителей – серая, душная. Могу себе представить тусклых, серых, душных людишек, веками копошившихся здесь: как они горбатятся за столом переписчика, и сердца их поют в такт мерному «скрип-скрип-скрип» перьев по веллуму.

Рождаются они, что ли, сразу без души?

Господи, надеюсь, что нет.

Иначе было бы еще страшней.

Несмотря на жар, все мы придвигаем стулья к окну. Долго смотрим на пламя и молчим.

Это очень интересно, потому что второй фей за конторкой накладывает на огонь свои чары.

Называются они в приблизительном переводе «очи пламени». В языка огня видятся ало-золотые контуры домов, и солдат, и всяческого оружия – от длинных луков до пистолетов-пулеметов; порой можно увидать даже Зал суда со стороны. Намного эффективней вести разведку таким способом, нежели выглядывать из окна; последнему парню, который высунул голову дальше края карниза, пуля пробила глаз.

Что хотите можете говорить про социальную полицию, но только не пытайтесь меня убедить, что стреляют они паршиво.

Вот с организацией у них пока слабенько; огонь показывает мне изрядные силы имперского гарнизона, сосредоточенные за позициями социков, но рвать друг другу глотки они вроде бы не собираются. Несколько взводов уже на стене, и, похоже, во Второй башне и сторожке на Рыцарском мосту засели гранатометчики.

Невидящие глаза Делианна обращены в потолок. Чтобы поддерживать нашу игру в «кто кого перебздит», он вынужден постоянно находиться в трансе: поддерживать связь с рекой. Сейчас он лежит на письменном столе у стены, положив Косалл на ноги. Двое феев, обработавших мои ноги, пытались подштопать и его, но стоило им наложить руки на гнойник, как оттуда хлынуло черное масло, вроде того, каким исходит Райте, и здорово их обожгло; сейчас их самих лечат этажом ниже.

– Райте? – спрашиваю я.

– Сработало, – отвечает он. – Социальная полиция заключила союз с армией.

– И?

– Да, – бормочет он. – Он грядет.

Я киваю.

– Всем понятно, о ком идет речь, нет?

Мрачные взгляды подсказывают мне, что репутация Ма’элКота за прошедшие семь лет ничуть не поблекла.

Я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на живот, довершая маску самоуверенности довольным вздохом. Смотрю в глаза каждому по очереди: Райте, т’Пассе, Орбеку, «змею» Динни, и они глядят на меня в ответ, явно успокоенные моей наглостью. Блеф, но они-то не знают об этом: я демонстрирую им образ, который они хотят видеть, и они счастливы.

– Итак, – неторопливо заявляю я, – мы осаждены в природной крепости, более совершенной, чем любая в истории.

В ответ я вижу терпеливо невыразительные лица, с какими принято ждать соль шутки.

Я почти уверен, что не разочарую их.

– Вдумайтесь, – говорю я. – Стены судилища – наша куртина. Внутренние залы и кабинеты – полоса обстрела: чтобы добраться до нас, противнику придется ее преодолеть. Если дать перворожденным и камнеплетам пару часов на подготовку, враги не поймут даже, чем их пришибли. Наша цитадель – Донжон: единственный путь к нашим позициям ведет по единственной лестнице, вырубленной в скальном монолите. А у нас бойницы по всему городу: каждый общественный сортир в Анхане и немалая доля особняков. Через сливной колодец Шахты мы можем пройти в катакомбы, выбраться из толчка – одного, или двух, или пяти – и нанести удар в любой точке города без предупреждения. В Пещерной войне армия Кайрендал продержалась не один день. Если противник попытается за нами последовать под землю, мы так ему вставим, что до конца дней будет враскорячку ходить.

Если собрать вместе перворожденных, скальных чародеек и адептов-хумансов, мы получим величайшую концентрацию чародейской силы по эту сторону Божьих Зубов. У нас есть опытные бойцы из Ямы и больше сотни вооруженных до зубов монахов. Плюс все оружие и доспехи из оружейни Донжона, провизия из интендантской, вода из родника в Яме…

У нас есть все, чтобы удерживать этих козлов очень, очень долго – и брать с них кровью за каждый шаг. Мы в силах выдержать долгую кровавую осаду и, если дела пойдут совсем тухло, спокойно удрать через катакомбы. Да если бы я планировал эту войну десять лет, то не мог бы выбрать позиции лучше.

Т’Пассе кивает: