Если бы ты знал…, стр. 13

Я вышла из ресторана в одиннадцать, перемыв посуду, оставшуюся после вечерних клиентов. У Сакины умерла мама, и она улетела в К., еще два дня я буду работать за нее. Поэтому освобождаюсь теперь поздно. Сегодня решила пройтись пешком, хотя обычно сажусь на автобус. Сегодня я совершила ошибку.

Заметила, что кто-то идет за мной, когда подошла к перекрестку. Высокий худощавый мужчина с кустистыми черными бровями. Я не очень хорошо его разглядела. Только брови, да, они сразу запомнились. Боюсь вытащить мобильный из кармана. Боюсь совершить любое действие, которое хоть как-то замедлит шаг. Не паникуй, Север, скорее всего это просто прохожий, живет рядом и тоже идет домой, где его ждут. Сильный удар по затылку застает меня врасплох. Я пытаюсь закричать – не могу. Во рту полно теплой крови…

Хочу обернуться, но еще один удар – в левый бок – сбивает меня с ног! Я оседаю на землю, неясно вижу его. Широкие черные брови. Я в двух шагах от своей улицы. Передо мной мокрый после дневного дождя асфальт с маленькими лужицами. В мозгу стучит мысль: нельзя умирать! Мне надо выгулять Пако, он уже извелся в ожидании меня. А еще нужно упаковать вкусности для Сию, чтобы завтра же она их получила. Глаза закрываются. Я пытаюсь удержаться в сознании, не потерять последнюю картинку, которую запомнила перед ударом, – крыша дома напротив. Силы покидают меня, тело становится ватным. Темнота засасывает, и последнее, что я слышу, это его ругань.

Он говорит отрывисто, да и не все слова я понимаю. Понимаю ненависть. «Смеешь… слишком много… нельзя…» Я уже тону в темноте, осталось совсем мало, как вдруг мой слух прорезает громкий звук ударов. Он бьет меня? Но я не чувствую боли, и тело не сотрясается. Что происходит? Темнота окончательно накрывает. Все. Я в неизвестном пространстве. Там вокруг бежевые мутные стены, а на них, как из проектора, всплывают цветные картинки воспоминаний.

…Один из вечеров прежней жизни. За окнами завьюженный Город непогод. Я сижу перед телевизором в нашей новой квартире, и вдруг выбивает пробки. Где они находятся, я не знаю и панически боюсь темноты. На ощупь отыскиваю телефон – но ты прочно застрял на дороге. «Приезжай быстрее, дорогой!» Наконец я догадалась открыть дверь на лестничную клетку – там хотя бы светло. Сижу у порога, жду, а тебя все нет. Однако сидеть в пижаме на лестнице смешно и холодно. Ко мне потихоньку возвращается сообразительность – собираю все свечи в доме, расставляю их в ванной. Теперь у меня есть светлый уголок, где можно сидеть, читать книжку и дожидаться спасения.

Когда устала ждать, вышла из ванной, пошарила в прихожей – и вдруг обнаружила щит. Наугад пощелкала выключателями. В момент, когда зажегся свет, на пороге появился ты. Улыбаешься, шарф болтается на шее, красный от мороза нос. Ты крепко обнял меня, сказал, что я молодец, сама справилась, а я разревелась. То ли от пережитого страха, то ли от того, как сильно тебя ждала. Как никогда раньше.

Я очень хочу, чтобы ты и сейчас появился. Но как ты попадешь сюда, в эти угрюмые стены неизвестного пространства?

25

Я все еще здесь. В неизвестном бежевом пространстве. Говорят, человек, находясь на волосок от смерти, совершает путешествие по прошлому. Он возвращается туда, где не обязательно переживал что-то знаменательное. Какие-то мгновения, встречи, из которых и складывается, как фильм из кадров, жизнь.

То ли я умираю, то ли фантастическим образом избавилась от боли и перенеслась туда, где мне хорошо. Сейчас я замерла в какой-то точке, а передо мной, словно на белом холсте (вот почему здесь бежевые стены!), стремительно разворачиваясь, оживает мое прошлое. В каждом слайде вижу всю ситуацию в мельчайших деталях, и в то же время – вижу себя как будто со стороны. И чувствую все, что чувствовала в тот момент. Например, удивительную предсумеречную свежесть из летнего окна, обещающую юной мне начало начал. И приятную тяжесть любимого одеяла, которым укрывалась даже в июле. Я без него просто не высыпалась. С детства легкие одеяла не давали мне ощущения покоя и уединения, в котором я любила засыпать.

Мне здесь хорошо. Чувствую щекочущую легкость, словно внутри распускается слабость, но такая хорошая, и сопротивляться этой слабости не хочется, хотя кажется – вот-вот я стану прозрачной, невесомой. Наверное, теперь я не отражаюсь в зеркале. Где-то далеко, будто на одном из верхних этажей, слышу обрывки суетливых звуков. Кто-то бежит, что-то объясняет, куда-то звонит. Я не могу избавиться от тревожных звуков, словно они тоже как-то связаны со мной, моим большим невидимым телом.

Но свет и тепло воспоминаний пересиливают. Растворяюсь в них, переживая все снова, и переполняюсь тихой радостью. Вот я в родной квартире, сижу на подоконнике в сердце осени, грущу из-за того, что ушел любимый, исчез, выключив телефон. Уже который день никуда не выхожу, передвигаюсь по дому неслышно, не хочу, чтобы приставали с вопросами, советами, выражали сочувствие. И я уже окончательно расклеилась, когда приходит эсэмэска от двоюродной сестры, живущей рядом с бабушкой.

У Нелли за плечами развод, две дочери-близняшки, большой сад с тюльпанами, разноцветный текстиль по всему дому – Нелли работает портнихой. «Я знаю, что ты грустишь! Напиши мне, пожалуйста». И я послушно пишу. Я объявлюсь тогда, когда буду снова улыбаться. Пишу одно, а в душе – другое. Как же хочется позвонить, разрыдаться, пожаловаться на свою горькую долю! И она ведь как-то узнала про это мое желание, почувствовала. Ответное сообщение – как согревающее прикосновение родного человека: «Я понимаю, ты привыкла все сама… И я такая. Но если поделиться, то будет вдвое легче. Приезжай, у нас здесь солнце включили. Не сиди ты там одна, не умножай свои печали. А ну-ка собирайся, дуй ко мне!»

Прочитав эсэмэску тут же решаю ехать. Уже через четверть часа выхожу из дома. Поеду на вокзал – и ближайшим поездом к Нелли. Заодно и бабушку навещу. Сразу так хорошо становится: теперь я не одна. Скоро рядом будут бабуля, сестра с ее детишками… И сад с тюльпанами…

На стене оживает следующее воспоминание. Чувствую себя подростком перед игровым автоматом – мне не терпится преодолеть первый раунд и посмотреть, что там дальше. Вот нам с подругой по восемнадцать, мы идем сдавать донорскую кровь, необходимую нашей однокурснице. Немного страшно и подташнивает, в последний раз ели накануне вечером, и то овощной салат. Пока кровь наполняет мешочек, я напеваю какую-то привязчивую песенку, улыбаюсь и повторяю про себя, что у меня ничего не кружится и не трясется, что я вообще сильная, а не кисейная барышня. И вроде вполне себя убедила: минус пятьсот миллилитров крови – а я бодрячком. А вот когда стали вынимать капельницу – все разладилось. Минут на пять выпала из реальности.

Зато через несколько дней, когда я расплачивалась за свекольную запеканку в студенческом буфете, мне позвонили и сообщили, что жизни однокурсницы больше ничего не угрожает. Операция прошла успешно. В тот день мне было так хорошо, как будто у меня вся власть мира. И поэтому от меня тоже зависит чудо жизни, поэтому я, с помощью собственного тела и воли, могу продлить жизнь другому человеку! Могу сама стать счастливой и сделать счастливее ближнего.

…Не успеваю досмотреть это воспоминание, как звуки извне усиливаются. Я чувствую головокружение, сажусь на пол, опираясь спиной о стену. В этот момент отчетливо слышу мягкий мужской голос: «Она приходит в себя».

Часть II