Владетель Ниффльхейма (СИ), стр. 87
— Хорошо, — сказала Юля. — Но если ты меня обманешь.
— О, тогда ты сможешь убить меня. В конце концов, у меня остались целых две жизни. По нынешним временам — настоящая роскошь!
Кошки умеют улыбаться так, что начинаешь им верить.
Клыки Волка торчали из пасти моря, из черной воды, которая бурлила и пенилась, потоком врываясь в узкий каменный проход. Она ударялась о стены, разлетаясь брызгами, заполняя гранитную глотку. И поднимавшиеся над водой скалы смыкались в вышине, заслоняя само небо.
Волна катила за волной.
Нагльфар шел напролом. Глотая водяные осколки, он отфыркивался, всхрапывал, пытался удержаться на плаву, и все равно проваливался, подставляя борта ударам.
Тело его изгибалось. Шкура на бортах трещала, и парус громко хлопал на ветру.
— Держись крепче! — велела Снот, забиваясь в щель, прикрытую бортом.
Юлька держалась.
Получалось легко, пальцы окостеневшие впились в мачту, словно крючья. Ноги не отпускали палубу. И каждое движение Нагльфара Юлька ощущала всем своим телом.
Нельзя противиться морю. И ветру. И предназначению.
Какому?
Отпустив мачту, Юлька расправила руки, слишком тяжелые, чтобы стать крыльями. Она сделала шаг и удержала равновесие, как и на шаге втором, а затем — третьем.
— Не дури! — крикнул Джек, повиснув на рулевом весле. Толстая деревяшка вычерчивала узоры на воде, и Нагльфар, повинуясь ей, плясал. То один, то другой борт принимал удары водяных копий. И щиты трещали, рассыпаясь в прах. Шершавые языки волн лизали броню, срывали ногти. Те не тонули, но собирались пленкой, синей ряской, которая шевелила живыми корнями.
Взревев от боли, Нагльфар поднялся на дыбы и всеми веслами впился в широкую спину сизого вала. А каменная волчья глотка втянула водяной язык. Лишь соленые искры сыпанули рикошетом, пробили и плащ, и рубашку, добрались до самого сердца.
Не убили.
— Мы прошли? — спросил Джек, глядя отчего-то на Юльку. Она лишь пожала плечами: ей-то откуда знать? Наверное, прошли. Кипящее море осталось за чертой из гранитных клыков.
Нагльфар крался по узкому протоку, касаясь веслами стен. Раздавались скрип и скрежет, тяжелые удары драконьего сердца рождали эхо, которое тонуло, заблудившись в тысячах нор, источивших камень. Вверху узкой белой полосой висело небо, а из глубины, на Юльку смотрело солнце.
— Оно настоящее? — Джек вдруг отпустил руль. — Оно настоящее?
Разве не видит? Разве не ощущает жар, исходящий снизу. Этот жар вываривает воду, делая ее тягучей, словно сироп. И киль Нагльфара увязает в ней, начинает плавиться, гореть, распространяя смрад паленой кости. Дракон ползет, извиваясь, стирая и без того разодранные борта о камень, но усилия тщетны. И тогда, отчаявшись, он выдыхает пламя. Оно катится по воде шерстистым комом, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не рассыпается на сотню зеленых светлячков. Светлячки умирают медленно.
— Я как медведь, привязанный к столбу! Нельзя бежать — я должен драться с псами! И где мой враг? Где он! Я жажду боя!
Зашипело оперение на шее, и Нагльфар вновь рванулся из карамельного плена. Его голос перешел в рев, а рев сотряс скалы, обрушив камнепады.
Гранитные осколки летели, ускорялись и ударяли в карамельную воду, вязли в ней и тонули уже медленно. Другие обрушивались на парус, раздирая его, словно когти. Третьи стучали в палубу.
Кости хрустели. Рвались нити. И все сильнее пахло паленой костью.
— Путь к пыльной смерти? Пламя для огня? И я, как головешка, в пасти моря? Бесчестна смерть подобная! Уж лучше грудью сесть на риф, гранитному клинку позволив…
— Тихо! — Юлька взбежала на нос, перепрыгнула на шею и обняла дракона, заслоняя крыльями.
Перья пружинили, принимая удары.
Было больно.
— Тихо. Мы пройдем. Нам ведь надо пройти, верно?
— Прости… — он выдохнул дым и, вывернув шею заглянул Юльке в глаза. — Прости… но ныне я бессилен. Пылаю. И вот-вот уже я стану сам себе костром посмертным. Достойная судьба безумцу и лжецу. Лети, крылатая, и помни о Нагльфаре.
— Не улечу.
Юлька коснулась драконьих глаз, темных, полупрозрачных — два выпуклых зеркала, в которых отражается она — уже не человек, но еще не птица.
— Сил нет. Совсем, — призналась она.
— Тогда иди. Спеши. Беги. Спасай себя. На скалах этих тропы узки, но все ж, которая подобна лани, козе с легчайшей поступью ее, пройдет.
Пламя пробовало на вкус борта. Рыжие языки поднимались по веслам, переламывали их с хрустом и не позволяли осколкам долететь до воды. Жар был ощутим. Дымилась влажная одежда и волосы.
— И он пройдет, который называл себе Владетелем Ниффльхейма. Возможно, это правда. Может — нет…
— Джек! — кошачий вопль заставил Юльку вздрогнуть и обернуться.
— Джек, не смей!
Джек стоял на краю борта. Он раскачивался, глядя в пылающую воду.
— Так надо, — сказал он не понятно кому. — Я видел это.
Неловко оттолкнувшись, он прыгнул.
Глава 3. Отпустить солнце
Джек боялся. Ему случалось видеть пожары и огненные ямы, которые зарождались сами собой в мусорных кучах, чтобы прорваться наверх и втянуть того, коме не посчастливиться ступить на огненную зыбь. Пожары плодили дымы, черные, густые. От них моментально появлялся кашель, а внутри все словно спекалось. Огонь же рыл норы в мусоре, сплавляя пакеты, коробки, жестянки… и останавливался лишь тогда, когда уставал.
Но это пламя было иным.
Джек уже видел его. И держал на ладони — рыжий ком света…
Он стащил куртку, рубашку и сапоги, поежился зябко и, прыжком взобравшись на борт, остановился.
Янтарная вода ждала. И копье шептало, что им надо вниз.
Надо.
— Джек! — кошка вылетела на весло и застыла, впившись в горящую кость. — Джек не смей.
Он должен.
— Так надо, — сказал он, совершенно успокаиваясь. — Я видел это.
И Джек шагнул навстречу пламени.
Ему никогда прежде не случалось нырять, и он несколько опасался, что не справится, но на самом деле все оказалось проще простого. Море, горячее, обжигающее, схватило Джека за ноги и потянуло вниз, прямо к огненному колесу, застывшему меж гранитными столбами.
Джек кое-как перевернулся и попробовал плыть сам. Он шевелил руками, протискиваясь меж клейстерных нитей, и чем дальше, тем легче получалось. Воздух закончился быстро, но Джек продолжал дышать, не испытывая ни малейших затруднений.
Он видел останки кораблей, пронзенные каменистыми рогами скал, насаженные на гранитные пики, разломанные, смятые, сожженные… он видел огромных белых рыб, чьи лишенные чешуи тела укутывали коконы слизи. И нежные цветы, которые раскрывались лишь для того, чтобы проглотить очередную рыбину. Он видел водоросли, тонкие и длинные, как волосы грима, и много иных вещей, ни одна из которых не удивила и не испугала его.
Джек спускался.
Устав плыть, он прилип к скале и, опираясь ладонью, отталкивался ногами, прыгал.
А появилось солнце, застрявшее между двумя скалами. Они вырастали из алого базальта двумя клыками и некогда были прочны. Но теперь белизну разрушали трещины и многочисленные норы. Из нор высовывалось нечто черное, явно живое, оно шевелилось, то проталкиваясь в одну дыру, то вываливаясь из другой, чтобы тут же исчезнуть в третьей. И Джек не сразу понял — это одно существо, только очень длинное, настолько длинное, что тело его не вмещалось в скалах.
Существо имело квадратную голову с розовыми венчиками жабр. Медленно, с явным трудом, раздвигались чудовищные челюсти, выползали десны с острыми крючковатыми зубами, и впивались в камень. Существо дергалось и выламывало осколок, чтобы раскрошить его. Стайки розовых цветов жадно хватали каменную пыль и тянулись к пасти, желая урвать кус побольше.
Джека существо словно и не замечало. И лишь когда он подошел слишком близко, змеерыба повернулась к Джеку. Глаз у нее не было.
И ничего-то не было, кроме пасти. Нижняя челюсть отвисала под собственной тяжестью, а многие зубы были сломаны.