Набег, стр. 60

– Совсем плохо?

– Бывает и хуже. Цетегу говорить будешь?

– Нет, конечно. Эти двое в худшем случае отделаются карцером, а мне тогда – позор.

– Тоже верно. На это и был расчет. А ты в следующий раз знай, как выпарывать на глазах у всего честного общества сразу двух гладиаторов-аукторатов, да еще патрицианского происхождения!

– Хороший праздник получился верно, Летучая Мышь?

– Ничего, малыш. Пару недель ты, конечно, поваляешься. Главное: кости целы. Что скажешь ланисте?

– Скажу, что неудачно выполнил прыжок с лестницы. А потом…

– Только не думай сейчас о мести. Мстить нужно либо с холодной головой, либо довериться высшим силам.

– А как ты бы поступил?

– Я бы сел на берегу реки и подождал, когда мимо меня проплывут трупы моих врагов.

– Так уж сами и проплывут!

– У тебя же есть я, Ивор!

– Тебе незачем впутываться в это дело. Я сам разберусь.

– А я и не буду. Все решится само собой.

– Веян?

– Ну.

– Я не знаю. Как-то неловко сказать.

– Да, говори.

– Мне сдается, что ужин был непривычно плотным для меня.

– Все понял. В друге нет ничего недостойного. Однажды я упал с лошади и повредил ноги. Все бы ничего, но справлять серьезную нужду я не мог представить как. Не ходить же под себя молодому парню?! Но у меня был друг. Он-то и решил мою проблему. Давай, Белка, карабкайся мне на спину.

Веян поставил спину, и я, стараясь не касаться больными ступнями предметов, на руках влез на друга. Он подхватил мои ноги под коленями и понес к выходу из казармы.

– Штаны снимай сам, бездельник. У меня руки заняты.

– Я это сделаю одной рукой, и то левой. Правой лучше держаться за твою шею.

– У, негодяй. А ты знаешь, что в латринах [34] всегда решались мировые проблемы? Например, христианские философы именно там любили порассуждать на свои темы. Я лично ни ногтя не понимаю во всем этом.

– Они предпочитали изящные гемициклы [35], где сиденья отделены друг от друга резными подлокотниками в форме дельфинов. И еще там было отопление и отделка из белого мрамора.

– Ты-то откуда знаешь, философ северный?

– Скажу тебе по секрету, неотесанная сарматская задница, я люблю читать книги.

– Что ж, ври дальше. Послушаю с удовольствием!

– О, три ниши над сиденьями посвящались приносящей счастье богине Фортуне в окружении Эскулапа и Вакха, а по диаметру помещения, напротив гемицикла, успокоительно выстроились бюсты семи мудрецов Греции – последние уж наверняка очищают кишечник и мочевой пузырь с философской и регулярной невозмутимостью. К зданию примыкает раздевалка, охраняемая двумя общественными рабами: один постоянно свободен и может сбегать для вас за каким-нибудь питьем или лакомством в ближайшую таверну, а второй помогает надеть плащ или поправить складки тоги.

– Насчет рабов – мне понравилось. А не сказано ли чего про то, как надо носить на себе засранцев?

– Так я продолжу?

– Валяй.

– Под полукругом снабженных дырой сидений постоянно бежит сильный поток воды, дабы унести все лишнее в сток, а в продолжение каждой дыры горизонтально вставлена ось, позволяющая аккуратно маневрировать африканской или греческой губкой на ручке.

– Клянусь, я бы там остался жить.

– У подножия сидений сзади по желобу течет более скромный ручеек, где ополаскиваются губки.

– И отопление, значит, имеется?

– Посредине заведения в раковине булькает струя воды для омовения рук.

– Ну и ну! Ты превзошел в познаниях своего учителя.

– Латрины действительно служили элегантным местом встреч для серьезных людей.

– Интересно, мужские и женские одинаковы?

– О-хо! Латрины в Риме всегда были общими. Это здесь все кувырком. Но женщины редко отваживались посещать уличные заведения. А поскольку они также не могут мочиться в амфоры и бочки, свободно расставленные повсюду, то приучились к вынужденному воздержанию. А вот гомосексуалистам в подобных заведениях просто любо-дорого!

– Лучше о женщинах, Ивор. Я эти рваные задницы терпеть не могу.

– Мы уже, кажется, пришли. Я обязательно продолжу культурный экскурс в следующий раз.

– Чего-чего, а пару недель тебе придется напрягать память и рассказывать своему другу на досуге обо всем прочитанном и услышанном. Кстати, хочу заметить: в гладиаторских латринах нет того, чего ты с таким чувством описывал. У нас, понимаете ли, – вариант на корточках. А это для тебя никак не возможно. Поэтому, дружище, придется тебе испражняться на весу, держась за мою шею. Но хочу сразу предупредить: если обгадишь мои калиги, стоить тебе подобная выходка будет недешево. Насчет маневрирования губкой – тоже постарайся обойтись без моей помощи. Ну, желаю приятного и достойного облегчения!

Не стану вдаваться в подробности интимного процесса моего организма. Скажу лишь, это было очень не просто. Но шутки шутками, а Веян проявил себя в тот вечер больше чем друг. С одной стороны, в моем сердце жила глухая ненависть по отношению к Дециму и Теренту, а с другой – если бы не они, то я бы никогда не узнал о широте Веяна. Две недели я провел в каморке. Сармат приносил еду, подбадривал, пересыпая смешными историями из гладиаторских будней. А вечером выносил меня на прогулку, если можно так выразиться. И все бы ничего, но Цетег, многоопытный Цетег, не поверил ни единому моему слову. Раз в день, обычно по утрам, он приходил в казарму и, стоя на пороге каморки, с минуту напряженно щурился на мои покалеченные ноги. Но рассказать ему, как все было, я не мог: это выглядело бы слюнявой жалобой. Более того, если бы я указал на своих обидчиков, то в первую очередь пострадал бы сам от ланисты, а потом уж люди, посмевшие поднять руку на имущество хозяина. Лишь однажды Цетег сказал: «Умей прощать, мальчик, но никогда не забывай о боли. Чаще всего повторно страдает не тот, кто заслужил, а тот, чья память оказалась слишком коротка».

Глава 8

Хорошо сказано: «Выход знаешь». Территорию особняка наверняка охраняют несколько здоровенных псов. Но делать нечего – не возвращаться же через столовую, где веселился круг друзей Авла Магерия. Эх, Фаустина, Фаустина… Да чего это, собственно, я боюсь? Каких таких собак? Завтра я нужен им. Или совсем забыл? Ага! Так и позволит расчетливая патрицианка своим псам порвать такую дорогую игрушку.

И я пошел, ориентируясь на фонарь, горевший в пятидесяти шагах от меня сквозь ветки сада. Рядом с фонарем должна быть калитка. Мне оставалось пройти до стены буквально десяток шагов. Как вдруг глухое низкое ворчание. Потом два нечетких силуэта. Нельзя сказать, что сердце мое екнуло, но глаза увидели собак величиною едва ли не с телят. Ни ножа, ни палки под рукой, ни, на худой конец, обычного кожаного ремня.

Скажу честно, я растерялся. Бежать никакого смысла – догонят. Попытаться пробить себе дорогу голыми руками – можно, но слишком уж много будет ран. Попробуй объясни завтра Скавру, что ты не готов драться по причине того, что тебя покусали чьи-то псы по возвращении с пирушки. Ну, бред! Полный бред.

И тут вспомнился дед Колгаст, который говорил: «Не можешь взять зверя силой – обмани. Признай силу за ним. Перед псом или даже волком упади на спину и подними согнутые руки и ноги! Зверь решит, что ты признаешь за ним право лидерства».

Ладно, ребята, давай попробуем. Во всяком случае, как только вы склоните надо мной свои слюнявые морды, у меня появиться шанс ухватить каждого за горло. А там посмотрим, чья правда возьмет.

Черные громадины напряженно замерли и еще утробнее, как мне показалось, заурчали. Когда осталось два шага, я упал на спину и зажмурился, как учил Колгаст. Вот они прямо надо мной. Дыхание. Учащенное дыхание. И неожиданный хохот. Я открыл глаза и прямо перед собой увидел надрывающиеся от смеха толстые рожи. Два гитона из компании Магерия напялили на себя шкуры каких-то животных, встали на четвереньки и стали в темноте при неверном свете факела смахивать на двух огромных псов. Ну и развлекаетесь вы, ребята! Если уж опытному гладиатору пришлось имитировать поверженное животное, то что же происходит с изнеженными представителями знатных семейств? Спрашивать не пришлось, ибо один из них решил сам справиться о моем самочувствии:

вернуться

34

Латрина (лат.) – уборная в античном или средневековом доме.

вернуться

35

Гемицикл (лат.) – полукружие.