Ушкуйники, стр. 48

Глава 12. Сембы

Побережье Самбийского полуострова тевтонцы захватили быстро, но углубиться в южную его часть пока не решались. Их пугали раскинувшиеся там вековые леса и многочисленные болота и топи, способные похоронить отряд любой численности. Соваться туда без проводника-прусса не имело смысла, но сыскать в этой доморощенной глубинке предателя никак не удавалось. Это ведь только в прибрежных городищах да укреплениях предательство прусской верхушки было делом привычным и разумеющимся.

В свое время история столкнула на прусских землях две набирающие рост силы – прусского племенного союза и феодально-католической польско-германской экспансии. В 1191 году Казимир II Справедливый осуществил поход против ятвягов и помезан, живших обособленно от основных племен пруссов. Через три года состоялся Крестовый поход, в котором участвовало все польское рыцарство, но результаты того похода оказались незначительными: в зависимость от поляков тогда попала лишь Хельминская земля, периферийная прусская территория.

В 1228 году успех временно перешел на сторону пруссов: они разгромили рыцарский Добжинский орден, созданный поляками специально с целью завоевания Янтарного края. Но уже спустя два года князь Конрад Мазовецкий уступил тевтонским крестоносцам Хельминскую землю, а Добжинский орден влился в Тевтонский. С того момента и началась тевтонская агрессия, в итоге окончательно лишившая пруссов независимости. Тевтонское завоевание превратило жизнь пруссов в более чем полувековую череду сражений с опытным и организованным врагом.

В 1233 году в битве при Сиргуне крестоносцы начисто разбили слабое прусское войско, но спустя десять лет согласованное выступление пруссов позволило им очистить от крестоносцев весь захваченный теми запад прусских земель. Однако осада замка Бальга – плацдарма для последующих вторжений крестоносцев – оказалась для пруссов неудачной: прибывшее на помощь осажденным войско заманило их в засаду. И конечно же здесь, как и во множестве других эпизодов заката прусской истории, главенствующую роль сыграло предательство одного из прусских вождей.

Под давлением папского престола пруссам в конечном итоге пришлось признать свои земли орденскими. Правда, в ходе вскоре начавшегося восстания им удалось разбить крестоносцев. Возглавлявший войско орденский комтур был тогда убит.

В 1254 году состоялся очередной поход на Самбию, на сей раз под предводительством чешского короля Оттокара II. Пройдя с шестидесятитысячным войском через замки Эльблонг и Бальга, он переправился по льду к прусской деревне Пилав и нанес там внезапный и сокрушительный удар по прусскому ополчению. Согласно действовавшим тогда рыцарским правилам, все города, оказавшие сопротивление, подлежали уничтожению, а населявшие их жители – полному истреблению. Возможно, именно это и послужило тогда причиной целой серии предательств со стороны прусских вождей. Так, спустя примерно год один из крещеных пруссов провел тевтонцев к городищу Капостете, которое те и взяли штурмом, а вождь обороны Велува без боя сдал город комтуру Кёнигсберга. Точно так же, практически без боя, пруссы, не имевшие объединенной регулярной дружины, сдали впоследствии и всю восточную часть Самбии.

Спустя четыре года после похода Оттокара II произошел новый всплеск прусского сопротивления, обусловленный разгромом крестоносцев прусско-литовским войском в Литве у озера Дурбе и опасным вторжением монгольских войск под предводительством Бурундая. Возглавил то памятное сопротивление нобиль [109] Натангии Геркус Манто. В битве при Покарвисе он не только разбил крестоносцев, но и загнал их потом в болото. Пленные же рыцари были принесены в жертву: привязаны к коням и сожжены. То была месть пруссов за своих вождей и старейшин, которых крестоносцы за год до этого под видом переговоров заманили в городище Ленценберг и предали огню.

В ходе борьбы с Тевтонским орденом пруссы сожгли замки Каумен и Триммау, осадили замок Нойхаузен. Позднее был уничтожен замок Христбург, а осада замков Бальга и Кёнигсберг была снята лишь после тяжелого ранения Геркуса Манто. Но в битве у городища Побетен верх взяли тевтонцы, и пруссы были окончательно разгромлены. Согласно хроникам тех лет, на поле боя полегли тогда более пяти тысяч прусских дружинников. А с Геркусом Манто рыцари расправились в центральном святилище пруссов, расположенном к югу от замка Норкиттен.

Положение пруссов осложнилось еще и в связи с массовым предательством нобилей, которые, в свою очередь, утратили веру в возможную победу и начали повсеместно отказываться от язычества. Впрочем, многие из них, существуя на землях ордена, по сути, на правах заложников, были обращены в христианство еще в детстве. Последнее восстание пруссов произошло в 1295 году и было направлено как раз против нобилей-изменников, но, опять же из-за предательства одного из вождей, потерпело поражение. С той поры сопротивление пруссов угасло, и лишь в глубинке, в непроходимых лесных дебрях все еще сохранялись прусские городища, где мрачные жрецы-вайделоты продолжали приносить жертвы языческим богам.

Леса в южной части Самбийского полуострова поражали разнообразием произрастающих в них деревьев и кустарников: ель, сосна, черная ольха, дуб, клен, липа, ясень, бук, ильм, береза, осина… В подлеске – лещина, жимолость, бересклет, крушина, бузина, смородина, рябина… Меж деревьев с ранней весны и до поздней осени буйно цвели и плодоносили черника, брусника, кислица, майник, седмичник, луговик извилистый, марьянник лесной, хвощ лесной, медуница, бор, ветреница, зеленчук, ясменник, сныть, ландыш, мятлик и многие другие травы, в том числе медоносные. Над цветочными коврами самбийских лесов беспрерывно и неустанно гудели шмели и пчелы, так что к первым осенним заморозкам борти [110] доверху наполнялись сотами душистого целебного меда.

В один из ясных летних дней бортник Мешко и его напарник Домбрувка обустраивали очередную борть. Мешко давно заприметил столетнюю – «зрелую» – сосну и даже вырезал на ней заранее личную тамгу.

Обычно борти выдалбливались летом и осенью, когда у бортников появлялось больше свободного времени. За год-два борть хорошо просыхала и становилась готовой к заселению. Сначала у бортевого дерева обрубались все нижние ветви (это предохраняло будущую борть от разорения медведем), а затем срубалась верхушка. Считалось, что после этого дерево начинает интенсивно разрастаться в толщину, становясь более устойчивым к ветру.

Сейчас Мешко делал на сосне топором засечки на расстоянии двух локтей друг от друга, чтобы потом по ним можно было взобраться наверх с помощью сплетенного из жесткой кожи ремня. Как правило, ремень обхватывал дерево и спину бортника, который, цепляясь пальцами ног за засечки, поднимался таким образом на нужную высоту. Затем бортник привязывал к дереву специальную подставку для ног и, стоя на ней, мог работать с пчелами сколь угодно долго. Времени для устройства одной борти требовалось много – до двух недель, но поскольку Мешко был сильным и выносливым, ему удавалось изготовить ее и за два-три дня.

Старый Домбрувка работал внизу: доводил до ума изготовленную из обрезка бревна и хорошо высушенную борть для приманки нового пчелиного роя. Сначала к потолку борти он прикрепил деревянными клинышками четыре куска светло-коричневой суши – пустых сот – и три узкие полоски свежей вощины. Сушь служила приманкой для роя и основой для пчелиного гнезда. Потом стенки борти натирались зелеными ветками осины, и лишь после этого на должею – длинное прямоугольное отверстие по всей длине борти, через которое в дальнейшем забирали мед, – вешались веники из зеленых веток, которые прижимались к должее берестой. Такое приспособление надежно затемняло борть и способствовало хорошему воздухообмену.

Свой временный стан бортники разбили на небольшой поляне, на опушке леса. С одной стороны открывался чудесный вид на заливные луга и реку, по которой они сюда и добрались, а с другой – на высившиеся неприступной стеной деревья-великаны. Споро сооруженный просторный шалаш напарники замаскировали зелеными ветками так, что теперь его трудно было заметить даже вблизи. Неподалеку от шалаша сложили из камней очаг, над которым сейчас томилось жаркое – нанизанный на вертел заяц.