Ушкуйники, стр. 38

Когда стемнело, уставшие ноги привели Жигонта к двухэтажному дому, притулившемуся у оборонительной стены Кнайпхофа, и тут окончательно отказались ему служить. Бедняга упал на охапку соломы возле коновязи и задышал, как загнанная лошадь, глубоко и часто. Камень наконец «успокоился», полностью остыв. Чувствуя, как по всему телу разливается блаженство, Жигонт расслабился и закрыл глаза. Он готов был уснуть прямо здесь, на улице: добраться до постоялого двора попросту не хватило бы сил.

Неожиданно в доме, неподалеку от которого находилась коновязь, хлопнула дверь. Жигонт нехотя приоткрыл один глаз и различил быстро приближавшуюся к месту его отдыха человеческую фигуру. Ночь была лунной, поэтому он без труда разглядел бородатого мужчину в лохмотьях, с посохом и небольшим свертком в руках. Успел даже мысленно удивиться: образ оборванца никак не вязался в его сознании, пусть даже полусонном, с богатым домом, откуда тот вышел.

Жигонт уже собирался сомкнуть веки и провалиться наконец в долгожданный сон, как вдруг вновь ощутил сильный жар, исторгшийся из кожаного футляра со Зничем. В следующее мгновение литовскому дружиннику показалось, что камень расплавился, и все его большое и сильное тело скрутила нестерпимая боль. Оказавшись не в состоянии справиться с ней, он закричал, начал кататься по земле и срывать с себя одежду.

Поравнявшийся с ним колдун презрительно ухмыльнулся. «Эти немцы – не мужчины, раз даже пить не умеют», – подумал он, с отвращением обходя бьющуюся на земле в конвульсиях фигуру. В этот момент луна скрылась за тучей, и ночь словно бы растворила вайделота в своих тенетах.

Глава 9. Беглецы

Со дня финального турнира минул уже месяц, а разговоры о нем в Кёнигсберге все еще не утихали. Поражение рыцарей Тевтонского ордена на ристалище обсуждалось всюду: на рынках, в лавках ганзейских купцов, в кругах людей почтенных и не очень, в домах богатых горожан и лачугах бедняков. Генрих фон Плоцке буквально рвал и метал, когда слуги доносили ему о невероятных слухах и измышлениях, мало похожих на действительность, но уже покинувших пределы владений ордена и начавших гулять по всей Европе. А тут еще этот колдун… Исчез, подлец, словно сквозь землю провалился. Может, его и впрямь поглотила преисподняя?

Будучи не в силах избавиться от черных мыслей, маршал переложил командование войском, собранным для похода на Литву, на плечи заместителя, командора ордена, а сам отправился на соляные копи. Решение маршала отстраниться от своих обязанностей вызвало изрядное недоумение не только у прусского ландмейстера [95] Фридриха фон Вильденберга, но и у всех рыцарей. Пришлось Генриху фон Плоцке взять еще один грех на душу: он солгал братьям ордена, что у него якобы открылась рана, полученная во время недавнего зимнего похода в литовские волости Вайкен и Пограуде. Разумеется, маршал заверил, что как только рана затянется, он непременно присоединится к войску.

На самом деле причина, побудившая Генриха фон Плоцке в срочном порядке посетить копи, заключалась все в том же не выходившем из головы проклятом колдуне и особенно – в его пророчестве. Священный огонь пруссов Знич люди маршала так и не нашли, но на то, признаться, у него не было никакой надежды изначально. Генрих фон Плоцке вообще сомневался, что Знич и впрямь находится в Кёнигсберге. А вот пророчество прусса относительно скорой смерти крайне угнетало маршала, ибо он знал, что жрец обладает способностями, находящимися за пределами человеческого понимания. Следовательно, его предсказание в любой момент может сбыться.

Местоположение соляных копей тевтонцы старались по мере возможности держать в секрете, поскольку из-за необычайной дороговизны соль [96] в Средние века называли не иначе как «белым золотом». Соляные копи и соляные варницы приносили доход ничуть не меньший, нежели золотые прииски. Соль перевозилась по специальным «соляным» дорогам, и многие города специально строились вблизи них: подобное соседство приносило солидные деньги за право провоза столь ценного продукта через их землю. А поскольку соляные копи обеспечивали треть доходов и казне ордена, охраняли их чрезвычайно тщательно. Да и отчетность по ним была очень серьезной.

Но помимо употребления в пищу соль считалась еще и чудодейственным средством против нечистой силы. Существовало даже поверье, что если за спиной колдуна бросить горсть соли, он исчезнет. Колдовства тогда боялись все поголовно, поэтому любому чужому человеку или нищему, оставленному по какой-либо причине без подаяния, кидали в спину горсть соли – чтобы не смог пожелать зла в отместку. Вера в магическое действие соли укрепилась в народе настолько прочно, что постепенно соль стала служить своеобразным талисманом на все случаи жизни. Так, рыцари брали в дорогу соль, освященную в церкви, для защиты от колдунов и ведьм при возможной встрече с ними. Кристалл соли, выросший из соленого раствора, считался священным и висел в виде оберега практически в каждом доме. Дабы оградиться от колдовства, «дурного глаза» и неожиданной смерти, полагалось отламывать от него и съедать каждый день по крупинке. Почти повсеместно солью посыпали первый урожай, равно как и первый сноп. Если масло долго не сбивалось, в него добавляли молоко с щепоткой соли – чтобы «расколдовать»…

У Генриха фон Плоцке освященная соль тоже, естественно, имелась, однако с некоторых пор он стал думать, что этого недостаточно. Мало того, что предсказание проклятого колдуна лишило его покоя, так еще и по ночам начали сниться кошмары, в которых фигурировал Знич (маршал никогда его не видел, но отчего-то был уверен, что снится ему именно священный огонь пруссов). Знич в сновидениях горел так ярко, что буквально слепил, а если Генрих фон Плоцке прикасался к нему – обжигал кожу. Тогда маршал кричал от боли и – просыпался. А потом с ужасом и впрямь обнаруживал на своем теле ожоги наподобие стигматов [97]. «Так и на костре недолго оказаться, – думал испуганно маршал. – Поди, докажи потом святому престолу, что ожоги – это месть сбежавшего колдуна, а не знаки, свидельствующие якобы о встречах с нечистым в преисподней».

Вот чтобы раз и навсегда избавиться от порчи, насланной колдуном, Генрих фон Плоцке и решил искупаться в Святом озере, находившемся неподалеку от соляных копей. Вода в озере была настолько соленой, что нырнуть в нее человек не мог – рапа тотчас выталкивала его на поверхность.

Древние пруссы добывали в озере соль, выпаривая рапу на кострах, и за истекшие столетия извели в итоге все леса в округе. Обосновавшиеся на их землях тевтонцы тоже сначала добывали соль из озера по старинке. Но вскоре столкнулись с большой проблемой: поскольку дрова для жаровен приходилось привозить издалека, доходы от соли сократились до мизерных цифр. Тогда-то на одного из тевтонцев и снизошла Божья благодать: он случайно наткнулся на глубокий колодец, наполненный точно такой же рапой, как в озере. Когда колодец вычерпали и спустились на дно, обнаружили там огромные залежи каменной соли! С той поры Соленое озеро переименовали в Святое, а соль начали добывать в копях. Занимались этим, естественно, пленники ордена.

Для охраны маршал взял с собой небольшой легкоконный отряд из особо доверенных братьев-сариантов [98], хотя особой необходимости в том не было: покоренные пруссы давно уже сложили оружие. Да и немногочисленные разбойничьи ватаги избегали нападений на рыцарей. Поскольку, во-первых, финал такого столкновения мог оказаться совершенно непредсказуемым, а во-вторых, поживиться с рыцаря в отличие от того же купца было особо нечем. Как потом реализовать рыцарское снаряжение (в случае удачи), если оно изготовлено известным мастером в единичном экземпляре и его с ходу узнают все скупщики краденого? Поймают при сбыте за руку – виселицы не миновать. Не говоря уже о пытках каленым железом.