Ушкуйники, стр. 29

– Кто такие? – раздался в этот момент оклик со стороны замка.

– Рыцарь Кнут Йонссон от конунга Вальдемара с посланием к коменданту замка! – прокричал-пролаял в ответ Свид на языке свеев.

Стоян слегка опешил: доселе голос таваста не отличался звучностью, а сейчас вдруг прогремел как гром.

– Входите…

Скрипнули петли тяжеленных створок, и ворота медленно отворились. «Гонца» и его спутников встретили порядка десяти стражников в полном боевом облачении. Держались они настороженно, однако, как с облегчением заметил Стоян, лучников среди них не было. «Наверное, остались наверху, у бойниц», – подумал он.

И тут случилось то, чего более всего опасался Свид. Поскольку все рыцари в Або были наперечет, он воспользовался не вымышленным, а настоящим именем, и потому заранее подготовился к варианту, если среди стражников окажется вдруг хотя бы один, кто знает Кнута Йонссона в лицо. Именно это, увы, и произошло.

– Это не Йонссон! – вскричал один из стражников, когда троица приблизилась, и схватился за меч.

– Глаза! – рявкнул моментально Свид, и Носок со Стояном, повинуясь заранее оговоренной команде, прикрыли веки.

Они не понимали смысла этой команды, а Свид при инструктаже не пожелал вдаваться в подробности. Сказал лишь, что далее он применит некое колдовское средство, от которого они, если не закроют глаза, могут ослепнуть. Носок, правда, попытался тогда потребовать более детальных разъяснений, однако Стоян, умудренный опытом общения с абруем, довольно грубо одернул друга, посоветовав довериться Свиду без лишних вопросов.

Свид тем временем выхватил из-под плаща небольшой горшочек и бросил его под ноги стражникам. Раздался взрыв, и яркое сияние ослепило свеев.

– А теперь – бьем! – скомандовал таваст.

Открыв глаза, Стоян и Носок увидели ошеломляющую картину: стражники словно сошли с ума! Даже успев достать из ножен боевые мечи, они почему-то не спешили расправиться с самозванцами, а беспомощно топтались на месте, неуклюже размахивая клинками в воздухе. А некоторые и вовсе побросали оружие: завывая на все лады, они ожесточенно терли кулаками внезапно ослепшие глаза.

Воспользовавшись групповым сумасшествием, новгородцы во главе с тавастом налетели на стражников, точно ястребы на куриный выводок, и уложили всех до одного буквально за считанные минуты. Но радоваться победе было рано: из внутреннего двора замка к воротам спешило довольно многочисленное подкрепление. Сомкнувшись спинами, Свид, Стоян и Носок принялись отбиваться с яростью обреченных. «Где же наши?!» – в отчаянии думал Стоян, ловко орудуя своим новым оружием. Он уже снес две вражеские головы, причем с такой легкостью, будто то были головки одуванчиков. Меч, оказывается, разил не хуже ослопа. Тем более что в спешке некоторые свеи не удосужились прихватить с собой щиты.

И тут в ворота замка-крепости ворвалась, словно занесенная сильным ветром, целая орда невиданных лесных чудищ с черными физиономиями (ушкуйники вымазали их сажей) и древесными ветками вместо шерсти. Началась дикая и беспощадная резня. А когда свеи поняли, что перед ними – всего лишь люди в машкаре, во двор ворвалась вторая волна нападавших, в которых защитники замка признали наконец, к своему ужасу, новгородских ушкуйников.

Благодаря численному превосходству разбойников сражение за крепость длилось недолго: вскоре ее защитники полегли все до единого. Теперь по телам поверженных свеев прохаживался, добивая раненых, один только мрачный и свирепый Свид: его ненависть к поработителям родного племени не знала границ.

– Собрать оружие и все ценное, остальное – в огонь! – приказал Лука Варфоломеев. – Поджечь все строения!

Атаманы одобрительно закивали головами. Они поняли его мысль: пылающий замок послужит для жителей Або предупреждением. Ежели не сдадутся на милость победителей – умрут…

Город взяли почти без потерь с собственной стороны. А вот воинов гарнизона и часть горожан (в том числе представителей народа еми), посмевших оказать сопротивление, вырезали немилосердно. Утихомирились же лишь после того, как обнаружили в городском соборе богатую казну: скопленный за пять лет церковный налог, уже подготовленный к отправке в Рим. Казну прибрали к рукам, а собор – припомнив свеям их разрушительные походы на Новгород, – сожгли дотла. Основательно разрушили и сам город. Вражеский флот тоже предали огню. За исключением захваченных в качестве трофеев нескольких новых шнеков и добротного бусса [80], на который и погрузили львиную долю награбленного.

…Стоян и Носок, вальяжно расположившись на куче добра все на той же трофейной шнеке, взирали на стремительно удалявшийся замок Або, как сытые коты. Над городом до сих пор висели густые клубы дыма, а по берегу беспомощно метались оставшиеся в живых немногочисленные горожане. «Ну и поделом им…» – утешал себя Стоян, совсем некстати почувствовавший вдруг угрызения совести. Просто представил себя на миг на месте ограбленных жителей, и ему стало слегка нехорошо.

– Пошто нос повесил, паря? – весело окликнул его Носок. – Ну-ка, глотни для сугреву и веселия! – Он протянул Стояну кувшин с вином. – Пей, не боись! У свеев вино доброе. Чай, заморское!

Стоян молча взял кувшин и приложился к нему, да так крепко, что спустя минуту Носок забеспокоился и укорил, забирая вино обратно:

– Э-э, потише! Нам ишшо плыть да плыть. А у меня в закромах токмо два кувшина.

Стоян буркнул в ответ что-то невразумительное и, закинув руки за голову, прилег на тюки с трофейными одеждами.

Флотилия ушкуйников уже вышла из устья реки, и паруса шнеки наполнились ветром. Судно резво побежало по волнам, обгоняя тяжело нагруженные ушкуи. И лишь мелкие тучки над головой застыли на одном месте, будто приклеенные кем-то к небосводу. Под воздействием пережитого и выпитого глаза Стояна начали слипаться, и он погрузился в сон.

…Проснулся Стоян от щедрой порции воды, обрушившейся на его лицо.

– Эй, ты чаво озоруешь?! – заорал он истошно, решив, что это очередная дурацкая шутка Носка.

– Хватайся за што могешь! – провопил в ответ тот, стараясь перекричать свист ветра. – Штормит однако, паря!.. – Носок был сильно напуган и даже не пытался этого скрыть.

Стоян ухватился за одну из веревок, которыми был увязан груз, и в страхе воззрился на ставшее седым бушующее море. Свинцово-серое небо висело так низко, что, казалось, до него можно дотронуться рукой. Тучи неслись с невероятной скоростью. Ветер завывал подобно голодной волчьей стае. Шнеку кидало с волны на волну, точно тряпичный детский мячик…

Разыгравшийся шторм оказался гораздо сильнее того, что довелось испытать ушкуйникам в начале похода, но, по счастью, он закончился столь же быстро, как и налетел. Темные брюхатые тучи даже не успели разрешиться бременем до конца: так и унесли в своих чреслах непременный в подобных случаях ливневый дождь дальше. Но пассажирам шнеки легче от этого не стало. Ибо, едва небо прояснилось, кормчий Замята угрюмо сообщил, тыча пальцем в сторону горизонта:

– Пропали мы, кажись, братцы…

Стоян оглянулся по сторонам. Их шнека качалась на все еще крутой волне посреди бескрайнего моря одна-одинешенька – поблизости, насколько хватало глаз, не было видно ни одного ушкуя. Замята не смог справиться с непривычным рулевым веслом, и шнеку снесло в открытое море. Но это было еще полбеды. К ним приближались четыре больших судна с начертанными на парусах черными крестами тевтонцев.

Глава 7. Ристалище

Все случилось именно так, как и предполагал Генрих фон Плоцке. Во время пира, устроенного по случаю турнира, изрядно подвыпившие рыцари продолжили выяснение отношений, и оно едва не переросло в кровавую потасовку. Правда, маршал еще загодя приказал – причем в безапелляционной форме – им всем разоружиться, но в качестве столовых приборов рыцари по обыкновению использовали большие и острые ножи, с которыми управлялись не хуже, чем с мечами.