Навеки ваш, Дракула..., стр. 18

– Нам троим?! Но ведь мы только двое... – прошептал Джеффри, пытаясь унять дрожь в теле и не осмеливаясь говорить дальше.

– Сядь там, – сказала она, выключив свет, который он было включил. – Сядь у камина и смотри на этот золотой ручеек! Серебряный лунный свет завидует ему! Смотри, он стелется по полу к этому ослепительному золоту! Нашему золоту!

Джеффри с ужасом стал смотреть туда, куда ему указывала жена, и убедился в том, что за те часы, что он не был здесь, золотистые локоны опять проросли сквозь камень, и их уже при всем желании невозможно было скрыть от постороннего глаза. И все же он попытался это сделать, поставив на них ноги. Его жена придвинула другой стул поближе, села и положила голову на плечо мужу.

– Не шевелись теперь, милый, – прошептала она. – Давай просто сидеть и смотреть. Мы разгадаем тайну золотистых прядей!

Он обнял ее за талию одной рукой и полностью расслабился. Когда весь пол был залит лунным светом, она заснула.

Он боялся убрать руку, чтобы не потревожить ее сон, и сидел неподвижно возле нее. Время шло, и печаль все больше овладевала им.

Он скосил глаза на каминную плиту и весь содрогнулся от ужаса: золотистые волосы росли прямо на глазах. Он смотрел на них широко раскрытыми застывшими глазами, не в силах оторваться. Волосы росли с каждой минутой все больше и больше, а его сердце с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, пока в его взгляде не погасла наконец последняя искра жизни и не остался лишь мертвый ужас.

Наутро явился доктор из Лондона, но ни Джеффри, ни его жены никак не могли разыскать. Слуги осмотрели все комнаты без исключения, но безуспешно! Наконец, их внимание привлекла массивная дверь старого холла. Они выломали ее, пошли внутрь и их взорам предстала печальная и страшная картина. Там, у самого камина, сидели на стульях Брэнт и его молодая жена. Окоченевшие. Сидели как будто спящие, но на самом деле – мертвые... Ее лицо было совершенно спокойно, и, казалось, она продолжает видеть какой-то интересный сон. Но выражение лица ее мужа было таково, что заставило всех пошедших невольно содрогнуться. В его неподвижных, широко раскрытых глазах застыл предсмертный ужас, непередаваемый и безотчетный страх... Его ноги купались в золотистых кружевах женских волос, подернутых сединой. Волосы нежными ручейками вытекали из трещины в каминной плите.

Они росли.

ЦЫГАНСКОЕ ПРОРОЧЕСТВО

– Я решительно предлагаю, – говорил доктор, – одному из нас проверить на себе: обман все это или же нет?

– Отлично! – ответил бодро Консидайн. – Сразу же после обеда приготовим сигары и наведаемся в табор.

Как и было условлено, едва отложив в сторону обеденные приборы и покончив с бутылкой французского La Tour, Джошуа Консидайн и его друг доктор Бэли, вышли к пустоши и направились на восток, в ту сторону, где располагался цыганский табор. Мэри Консидайн подошла к калитке, за которой заканчивался сад и начиналась тропинка к пустоши, и напутствовала мужа:

– Не трать на них деньги, Джошуа, они нагадают тебе бог знает что. И не вздумай приударить за какой-нибудь смазливой цыганочкой, я все равно узнаю! Да не давай воли Джеральду – он тебе такое предложит, что до беды недолго! Следи за ним!

Джошуа поднял руку, показывая, что он все слышал и обещает следовать советам жены, и громко запел старую веселую песенку «Цыганская принцесса». Джеральд сразу же подхватил несложную мелодию, и, оборачиваясь время от времени, чтобы отвесить Мэри шутливый поклон, они зашагали дальше. Она смотрела им вслед, облокотившись на калитку. Был уже вечер и небо потемнело. А в воздухе еще сохранилась дневная свежесть и пряность. Одним словом, идиллическая обстановка. Особенно для молодых супружеских пар.

Консидайн был молод, но прожил уже достаточно, чтобы порой с неудовольствием констатировать, что его жизнь не богата большими и интересными событиями. Единственное, из-за чего он волновался так, как об этом пишут в книгах, это терпеливое ухаживание за Мэри Уинстон и многочисленные отказы ее амбициозных родителей, которые были согласны выдать свою единственную дочь только за сказочного принца. Поэтому едва мистеру и миссис Уинстон стали известны намерения молодого адвоката, они постарались развести его с дочерью, отправив ее к родственникам в другой город и взяв с нее обещание не предпринимать попыток связаться с любимым. Но любовь молодых людей выдержала это испытание. Ни разлука, ни отношения с родителями Мэри не охладили страсти Джошуа, а чувство ревности ему, человеку на редкость жизнерадостному, вообще не было знакомо. Таким образом после долгого ожидания со стороны молодого человека и столь же долгих отказов со стороны родителей девушки, последние признали свое поражение, и Джошуа и Мэри поженились.

В этом доме они успели прожить пока только несколько месяцев, но уже почти привыкли к нему и считали своим. Супруги пригласили к себе погостить Джеральда Бэли, старого товарища Джошуа еще по колледжу и безответного воздыхателя по красоте его жены. Он приехал неделю тому назад и решил устроиться здесь довольно основательно, так как дела шали его обратно в Лондон еще не скоро.

Как только Джошуа и Джеральд окончательно скрылись из виду, Мэри вернулась в дом, села за пианино и решила следующий час уделить музыке Мендельсона, которую она боготворила.

Прогулка до табора оказалась приятной и весьма недолгой, так что не успели Джошуа и его друг выкурить по сигаре, как перед ними цыганские шатры раскинулись во всем своем экзотическом великолепии. У большого костра в центре табора стояли несколько человек. Они предлагали цыганам деньги за гадание. Гораздо больше людей стояло поодаль, но не настолько далеко, чтобы не видеть сам процесс появления на свет удивительных предсказаний. Это были те люди, которые не могли позволить себе расходовать деньги на колдовство, – одни по бедности, другие из-за скупости. Но никто не мог запретить им стоять в сторонке и внимательно наблюдать за всем происходящим у костра...

Как только двое джентльменов приблизились к общей группе и их поприветствовали те, кто знал Джошуа как соседа, к ним тут же подбежала молоденькая большеглазая цыганка и предложила погадать им на счастье. Джошуа с улыбкой протянул ей руку, как это делали остальные, но она проигнорировала его движение и продолжала невинно смотреть на него. Джеральд нагнулся к другу и прошептал ему на ухо:

– Киньте ей несколько монет. Это едва ли не самая важная часть гадания. Во всяком случае для самих гадалок.

Джошуа достал из кошелька два шиллинга и протянул цыганке. Она едва скосила взгляд на монеты и сказала:

– Что ты мне даешь, красавец писаный? Я не нищая. Ты позолоти мне ручку, всю правду скажу.

Джеральд расхохотался.

– Ничего не поделаешь, дружище! Придется быть пощедрей.

Джошуа был скромен, в некоторых ситуациях просто удивительно скромен и даже стеснителен. Во всяком случае он не мог с бесстрастным видом долго выдерживать лукавый взгляд красивой цыганки и поэтому сказал:

– Ну хорошо. Вот держи, милая девочка. Но прошу: за такие деньги я нуждаюсь в большом счастье! – И, улыбаясь, он подал ей монету в полсоверена. Она ловко подхватила ее и быстро заговорила:

– Я не могу сама давать людям счастье. Ни большое, ни маленькое. Я могу только читать его по звездам. – С этими словами она развернула правую руку Джошуа ладонью вверх. Но стоило ей бросить взгляд на характерные бороздки на коже, по которым гадают все цыганки, как глаза ее наполнились испугом, и она, выпустив руку испытуемого, убежала прочь. Юная ворожея остановилась у порога самой крупной палатки во всем таборе, подняла покрывало, закрывавшее вход, и юркнула внутрь.

– Надули! – с притворным гневом вскрикнул Джеральд и хлопнул в ладоши. А Джошуа стоял рядом с ним и все не мог прийти в себя от удивления, к которому примешивалась изрядная доля раздражения. Оба они не спускали глаз с той большой палатки. И их ожидание было вознаграждено: покрывало вновь откинулось, но на этот раз они увидели не девчонку, что убежала от них, а статную, с величавой осанкой цыганку средних лет. Она начальственным взглядом оглядела весь табор. Всякий шум в ту минуту, как она только появилась из палатки, полностью прекратился. Разговоры, смех, даже гадания на какие-то секунды словно испарились в воздухе, и все, кто сидел или лежал на траве у костра, как по команде, встали, приветствуя свою королеву.