Курортный роман с продолжением, стр. 10

– Есть хороший армянский, Аркаша, – улыбнулся черноглазый Коля, – потом домажешь, если что. Тебе с собой или здесь девушку угостишь?

– С собой, – подмигнул Аркадий, – но открой здесь.

Он помахал друзьям бутылкой коньяка и пнул дверь ногой. Оказавшись на улице, он направился к скрытой в кустах скамейке и плюхнулся на нее, потянув Катю за собой. Жадно отпив из горлышка половину бутылки, Аркаша протянул ей остальное.

– Хлебни!

Ей неудержимо хотелось сделать глоток, чтобы хоть немного расслабиться и ненадолго забыться, но она отрицательно покачала головой. А вдруг все-таки удастся выпутаться из этой кошмарной истории и удрать от ненормального, а теперь еще и пьяного Аркаши? И тогда трезвый и ясный рассудок ей еще могут понадобиться.

– Благодарю, Аркадий, не хочу, – улыбнулась она и участливо спросила – Вы принимаете какое-то лечение и алкоголь вам противопоказан? Зачем же вы губите себя?

– Зачем-зачем. Да надоел этот дурдом! Который раз лечусь, а толку ноль. Заканчиваю, и опять тянет. А ну, взгляни на белки, пожелтели? – Он вновь вытаращил на нее причудливо вырезанные глаза под густыми ресницами.

– Скорее, покраснели, – ответила она, удивившись не к месту промелькнувшему сожалению о красоте этих небесных глаз, доставшихся уроду. И, словно считав ее мысли, Аркаша воскликнул:

– Вот, уроды! Пугали, значит! А все мать! Уговорила на эту байду «Давай, сынок, подлечись. Будешь человеком, как все». А у меня от этого лечения только крыша едет – приступы бешенства случаются, даже на учет поставили. – Он хитро прищурился. – Мотай на ус, Катюша. Что с психа взять? Ты уж не зли меня, не расстраивай. – И ернически добавил – Да… жила себе девушка, горя не знала, да повстречался ей на пути Аркаша Сочинский.

Глава 7. Танцы с маньяком

Они сидели на скамейке, пока бутылка не опустела. Аркаша болтал без остановки, и Катя узнала, что он из вполне благополучной семьи врача и адвоката, известных и уважаемых в городе людей. А сын, получивший неплохое воспитание и учившийся в хорошей школе, еще подростком связался с местными подонками, научившими его пить и курить, играть в азартные игры и разводить приезжих на деньги. Его подельники знакомились с отдыхающими, подпаивали их, втягивали в карточную игру или заманивали в бильярдные, где обирали до нитки. Знакомства с женщинами заводились с той же целью, но с жертвой бестолковой доверчивости или излишней самоуверенности полагалось еще и переспать. Совершить это в день знакомства почиталось в его компании за особую доблесть. Для достижения цели допускались любые средства – обман, шантаж, угрозы, включая физическое насилие. Но в последнее время, – сокрушался вольный сын солнечного Сочи, – он перестал ловить кайф, забавляясь с безмозглыми клушами или безбашенными амазонками. Теперь его возбуждают женщины умные и скромные. Он испытывает особое наслаждение, заставляя осторожную умницу исполнять самые нескромные его желания. И как сладок бывает при этом вкус победы. И сейчас он полон предвкушений, поскольку в предстоящей победе не сомневается и даже желает, чтобы и Катя получила удовольствие от новых ощущений.

– А что там может быть нового? – устало спросила она. – Разве не одно и то же происходит между мужчиной и женщиной?

– Не скажи, Катюша. А чувство беззащитности перед агрессивной похотью самца? Сознание неотвратимости его властного доминирования? Приходилось тебе испытывать подобное, когда имела дело с мужчинами? Все по своей охоте, по любви, небось, отдавалась? А вот так – насильно, против воли, под страхом смерти? И чирикнуть не смеет бедная пташка, пока хозяин сладострастно ощипывает нежную тушку! Наслаждение экстримом – это наука, Катенька, и сегодня я преподам тебе первый урок. Обещаю, усвоишь на всю жизнь.

От страха и отвращения ее подташнивало. Содрогаясь от ужаса, Катя осознала, что ее ждет, если она не сумеет избавиться от пьяного маньяка. Необходимо было срочно что-то придумать, но ничего толкового в голову не приходило. Пока от принятой тактики она решила не отступать. Непонятно как, но она действовала. Аркаша распустил язык, но не руки, не считая ее бесчувственного запястья. Она выслушивала его откровения, не комментируя, и старалась перевести разговор на другие темы. Расспрашивала о самочувствии от принимаемого лечения, о родителях и доме, в котором он жил с ними. Задерживала на воспоминаниях детства и тех моментах, когда семья была довольна им. Она заметила, как сквозь циничное охлаждение ко всему, что свято для нормального человека, тема родного дома еще оставалась для Аркаши значимой. Ее не оставляла надежда достучаться до мальчика из хорошей семьи, каковым, по сути, он и являлся. Разбудить благородного рыцаря, каким видят себя в период взросления все мальчишки. И он поймет, наконец, как уродливы и ущербны его представления о чести и доблести мужчины.

Они еще долго и с виду вполне дружелюбно беседовали на скамейке, пока быстрые южные сумерки не превратились темную южную ночь.

– Пора! – возгласил Аркаша, потянув ее за руку. – Идем.

– Куда, Аркадий? – спросила она в надежде, что ее воспитательные маневры возымели действие.

– Как это – куда? Все туда же, откуда ты вернешься полная незабываемых впечатлений. Вернешься, если смирно себя поведешь, детка. А пикнешь – пожалеешь! Вставай и вперед!

Он поволок ее в сторону санатория, продолжая разглагольствовать о предстоящем удовольствии, которое она непременно получит, если настроится соответственно ситуации. Она поинтересовалась, почему они идут через санаторский парк? На что Аркадий ответил, что так дорога «туда» короче.

– А где это «туда»? – спросила она, скрывая отчаянье.

– Вообще-то я люблю на природе, на морском бережке, – оскалился он в нездоровой улыбке. – Звездная ночь, пустынный пляж, плеск волны… только я и она. Строгий учитель и провинившаяся ученица. Она взывает к состраданию, но учитель неумолим. Он поучает девицу послушанию, пока та не удовлетворит все требования учителя. – И тихо добавил – Есть на примете одно местечко, там лазейка в заборе. Или не стоит тащиться так далеко, а прямо в здешних кустах начать обучение? Знаю подходящий уголок в вашем парке. Все фонари там перебиты, и ночью никто не гуляет…

Ужин в санатории давно завершился, но голода Катя не чувствовала и хотела только одного – чтобы скорее закончился этот страшный день. Суровая истина предстала перед ней в своей отвратительной наготе – никакого результата ее маневры не принесли, избежать ничего не удастся и все будет так, как говорит безумный Аркаша. Он получит то, к чему стремился весь день, а она будет считать себя счастливой, если вообще останется в живых. О предстоящем Катя старалась не думать, сознавая, что от уже полученного шока ей не оправиться до конца жизни. А конец этого дня неотвратимо приближался. Она знала, что не будет кричать и звать на помощь. Перед глазами стояла диковинная длань почетного члена психдиспансера, обещанная ей в первоочередном порядке. Руку, зажатую окаменевшей клешней, она давно не чувствовала.

Темные кроны старых деревьев взмывали ввысь, растворяясь в ночном небе. Высокий цветущий кустарник, густо разросшийся под ними, образовывал аллеи санаторского парка. Принарядившиеся отдыхающие прогуливались по освещенным дорожкам в ожидании начала танцев. Наконец, из парковых громкоговорителей грянула музыка, над подъездом жилого корпуса вспыхнули прожектора, и заждавшаяся публика радостно хлынула на встречу с прекрасным. Аркаша остановился, глядя на освещенную танцплощадку и все увеличивающуюся толпу танцующих. Взгляд его прояснел, наполнившись подобием мечтательного восторга.

– Обожаю танцы. Пойдем, потанцуем, – почти застенчиво предложил он. Но, приблизившись к воодушевленно дергающейся толпе, прошипел с прежней интонацией – Все сказанное в силе. Не вздумай с кем-нибудь заговорить. Убью! Мне терять нечего. А ну, пошла!

Никакого желания танцевать Катя не испытывала, но покорно поплелась за ним, подергиваемая за одеревенелую руку. Их путь преградила горка из сложенных друг на друга бетонных плит. Несколько мужчин забрались на нее и наблюдали за танцами с возвышения. В одном из наблюдателей Катя узнала Жору. Выражение его лица мало чем отличалось от Аркашиного. Он тоже взирал на танцующих с восторженной мечтательностью. «Странные эти мужики, – подумала Екатерина, волоча надоевшую сумку. – Чему тут восхищаться?».