Жизнь в дороге, стр. 26

Первоначально Абдулла Оджалан был приговорен к смертной казни за измену, но позже приговор смягчили.

Иракская свобода

С обеих сторон пограничного перехода выстроились бензовозы. Еще бы! В Ираке на 1 доллар можно было купить 70 литров бензина. Очереди машин растянулись на километры. Пеший переход был запрещен, а пассажиров всех проезжающих машин вносили в списки, копии которых разбирали турецкие силовые ведомства (таможенники, полиция, спецслужбы), контролирующие человеческий круговорот на границе. Деньги за выезд из Турции не брали, но пешеходам предлагалось пересекать границу на такси, что было дорого само по себе. Через реку находился Иракский Курдистан, о чем официально заявляла въездная табличка.

Курдские пограничники бесплатно выдали нам бумажные вкладыши в паспорт, разрешающие пребывание в Курдистане в течение 60 дней. Похоже, вкладыши действовали только на этом переходе, поскольку южной границы «суверенного» Курдистана не существовало. Все-таки он оставался частью Ирака, в котором не было правительства и не было виз. Как весело сообщил нам турецкий дальнобойщик: «Саддам — ек, виза — ек!»

На границе присутствовали американские солдаты, но в таможенном процессе не участвовали, лишь вяло наблюдали за происходящим. Зато курды полностью отдались радостям таможенного контроля и учета, впервые за много лет чувствуя себя хозяевами в собственной стране.

Мы благополучно добрались от границы до города Захо. Двигаться дальше на Мосул было невозможно: на выезде из города не пропустила полиция, заявив, что вечерняя дорога опасна. Пришлось ночевать в палатке в городском парке. Ночью громко бухали взрывы. Гроза? Или это янки бомбили сопротивляющихся баасистов? Позже нам рассказали, что это американские солдаты по ночам уничтожали неразорвавшиеся снаряды, свои и иракские. В основном — свои, так как иракская война стала отличной возможностью для американского ВПК избавиться от залежавшегося на складах брака. Теперь же тонны смертоносных, но оказавшихся бесполезными снарядов, лежали повсюду, угрожая уже самим американцам.

До начала XX века бензин использовали исключительно в качестве антисептика или топлива для примусов.

Баас — партия арабского социалистического возрождения. Слово «баас» и означает «возрождение».

Иракские курды оказались общительными и дружелюбными: проходя вдоль торговых рядов, мы, сами не ожидая, получили в подарок несколько мешков фруктов и хлеба. Окружающие смотрели на нас с интересом, а один молодой парень выразил английской фразой все недоумение местных жителей: «Backpackers in Iraq?!!! Why???…» («Туристы в Ираке? Почему?!»)

К американцам, почти подарившим им независимость, курды относились неплохо, а русских подозревали в любви к Саддаму Хусейну. В Курдистане ходили слухи, будто Хусейна прячут в Подмосковье, чтобы в один прекрасный день привезти обратно.

Утром мы вновь направились в Мосул, на этот раз полиция не препятствовала. Автостоп был прост, машины останавливались, даже если мы не голосовали. Все-таки первые туристы в послевоенном Ираке! Мы ехали на грузовиках, в легковушках и в кузовах пикапов. Дороги были отличными, лишь пейзажи несколько утомляли однообразной пустынностью, а ветер щедро швырял в лицо горячий песок.

Жизнь в дороге - i_053.jpg

В Мосуле решили не задерживаться, а двигаться дальше на Тикрит. За два дня до нашего появления в Мосуле во время боевой операции были убиты сыновья Саддама Хусейна — Удей и Кусей. Это стоило жизни пяти американским солдатам, и, Аллах знает, скольким мирным жителям. Впрочем, гражданские потери в Ираке никто не считал — не то время. Атмосфера в Мосуле царила напряженная. Мотки колючей проволоки, обгоревшие здания, проносящиеся по улицам американские патрули. Смягчило впечатление от увиденного проехавшее мимо такси, в открытом багажнике которого сидели ребятишки и весело махали нам руками.

Вдруг мимо нас прошелестела машина и остановилась неподалеку. Из нее вышел иностранец и с изумлением уставился на нас. Репортер Associated Press Борзо Дарагахи, американец иранского происхождения, вместе с переводчиком и шофером объезжал район боевых действий и не ожидал увидеть здесь туристов с рюкзаками. Узнав, что перед ним путешественники из России, журналист пришел в восторг и захотел взять у нас интервью. Мы поехали в ресторан дорогого отеля, чтобы заодно и пообедать. Борзо сделал заказ, но прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем с кухни сообщили, что заказ выполнить невозможно.

AP — нью-йоркское информационное агентство.

Мы сделали новый заказ, и еще через полчаса принесли еду. На вопрос переводчика «почему так долго?», официант флегматично ответил: «Потому, что нас оставил Саддам…» Нам повезло, что в еду не насыпали толченого стекла. Американцев в Мосуле не любили. Репортер отсоветовал ехать в Тикрит — это было слишком опасной затеей. Малая родина Саддама и последний оплот баасистов отчаянно сопротивлялся оккупантам. Хотя американцы взяли город еще в середине апреля и поспешили объявить войну завершенной, она продолжалась, приобретя форму партизанской. Мы решили не рисковать без нужды, поэтому повернули в Эрбиль. Борзо дал нам координаты знакомого итальянца, доктора Джорджио, у которого можно было остановиться. На окраине Эрбиля располагались международные неправительственные организации (NGO), занимающиеся реабилитацией осужденных, оказанием медицинской помощи нуждающимся, восстановлением и строительством инфраструктуры, шпионажем, а главное — освоением средств, выделяемых мировым сообществом на благотворительность. Доктор Джорджио работал на Relief International и занимался проблемами водоснабжения. Узнав, что мы просто путешествуем по Ираку, доктор развеселился и согласился принять нас. В доме у него уже гостили беженцы — девушки из организации Medair: Вирджиния, Линда, Лиза и Анника, эвакуированные из Киркука, когда там участились разбойные нападения на NGO. Вечером во дворе доктора Джорджио собралась вечеринка — два десятка европейцев, работавших на разные организации. На столах расставили свечи, пасту и пиццу, фрукты и вина. Звучали тосты и шутки. Трудно было поверить, что за высоким забором дома находился хаотичный послевоенный Ирак, а не мирная и приятная Италия.

Весь следующий день мы отдыхали и расслаблялись в доме итальянца. Еще бы! Кондиционер, телевизор (новости BBC: «Сегодня еще трех американцев застрелили в Багдаде…» — как хорошо, что мы не в Багдаде!), мягкие диваны и холодильник с едой. На улицу выходить не хотелось. Даже в тени температура зашкаливала за 50 градусов, а воздух дрожал от жары. И все же надо было двигаться дальше.

В Тикрите родился знаменитый арабский полководец и борец с крестоносцами Салах-ад-Дин (Саладин).

Прежде чем покинуть город, мы решили посетить городскую крепость, находящуюся неподалеку от здания парламента. Проходя мимо, обратились на проходную, чтобы спросить дорогу. Охранники не говорили по-английски, но захотели помочь и начали куда-то звонить. Вскоре к нам вышел чиновник и предложил пройти внутрь. Мы согласились: побывать в парламенте Курдистана — разве не интересно?! Здание напоминало дворец. Возле гигантского портрета лидера курдского освободительного движения Мустафы Барзани несли караул усатые часовые в национальной одежде — в шароварах и с кинжалами. Именно благодаря многолетней вооруженной борьбе Барзани, курды еще при Хусейне получили автономию в Ираке. Но не в Иране, Сирии или Турции. Теперь Иракским Курдистаном правил Масуд Барзани, сын Мустафы.

Жизнь в дороге - i_054.jpg

Мы пили чай в кабинете чиновника и беседовали о будущем Курдистана, когда в дверь вошел человек и что-то сказал хозяину кабинета. Чиновник подтянулся и сообщил, что нас хочет видеть некая высокопоставленная персона. Поднявшись на пару этажей выше, мы оказались в кабинете руководителя Демократической партии Курдистана доктора Насиха Гафура. В свое время доктор Гафур учился в Киеве, а нынче возглавлял крупнейшую партию автономной республики.