Берег дна, стр. 46

Экспедиция при помощи местного населения и какого-то количества зеков построила небольшой, домов на сорок, поселок. Поначалу его назвали Леманском. В честь посланца братской Германии. Однако началась мировая война и отношения с Германией изменились. Повеяло войной с немцами, и профессор Леман спешно убрался восвояси, так и не успев начать исследований. Но городок был построен. В нем было электричество, добываемое с помощью ветрогенераторов, радиостанция, даже водопровод из скважин. Кроме того, в степи в разных местах были вырыты шахты до ста метров глубиной. В большом здании лаборатории осталось кое-какое исследовательское оборудование.

С отъездом Лемана проект был свернут. Часть оборудования вывезли, часть бросили. Окружили городок колючей проволокой и оставили взвод солдат. Охранять. На всякий случай. Командовал взводом Шакарим. С началом войны было решено сменить статус объекта. Солдат отправили воевать, и Шакарим остался комендантом пустого и забытого городка. Да и название городка, чтоб не вспоминать о немецком профессоре, кто-то наверху, наверное одессит, переделал в более родной и понятный Лиманск.

В сороковых о городке вспомнили. В Семипалатинской области было принято решение открыть ядерный полигон. Главным исследовательским центром полигона полагали сделать Лиманск. Приезжали высокие чины и секретные физики — и остались довольны. Но каким-то образом руководству села Караул при помощи республиканского руководства удалось убедить Москву не делать полигон в окрестностях этого села — упирали на то, что эти места священны для казахов, ведь в селе родился великий казахский поэт, основатель письменности — Абай. Лиманск опять оставили в покое. В нем доживал свои дни лишь Шакарим с женой, да несколько казахских семей — родственников Шакарима. Они пасли скот и возделывали небольшие участки целины.

Но однажды, в апреле 1954 года, в Лиманск заявилась странная троица. Высокий бородатый очкарик и двое его помощников — мускулистых, резких и похожих друг на друга. Все трое были одеты в странные военные комбинезоны и вооружены незнакомым оружием. Помощники волокли за собой тележку, наполненную непонятными приборами.

Шакарим поначалу решил, что это шпионы. Но высокий представился профессором Титаренко, возглавляющим экспедицию Академии наук по поиску сингулярных аномалий. Мол, они только «разведгруппа» большой совместной экспедиции АН и КГБ. Шакарим попросил предъявить документы, но профессор сказал, что они спрятаны в оборудовании и достать их смогут только завтра. Потом достал фляжку с непонятным, но очень вкусным напитком, напоминающим солодовый самогон, и предложил Шакариму выпить-закусить.

Они выпили, и Шакарим, любящий это дело по причине отшельничества, разговорился с профессором. Пожаловался на маленькое жалование — он ведь числился всего лишь «сторожем», хотя и работником республиканского МГБ. Титаренко посочувствовал и пообещал, что когда тут начнутся большие исследования, Шакарим будет комендантом с большой-большой зарплатой. Это окончательно нивелировало шакаримову подозрительность, и он даже не обратил внимания на осторожные вопросы профессора — как должны выглядеть документы, способные убедить Шакарима и местные власти в том, что профессор действительно не шпион, а послан с особой миссией. Потом Шакарим захмелел окончательно и предложил гостям занимать любой дом и ночевать там сколько влезет.

Наутро профессор пришел к Шакариму с небольшой стопкой бумаг. В бумагах говорилось, что все местные власти должны оказывать всяческую помощь экспедиции профессора Титаренко. Шакарим, увидев красивые бумаги с подписями и печатями, окончательно успокоился и решил, что профессор — это его тропинка в новую светлую жизнь. Проверить у профессора и аспирантов паспорта ему даже в голову не пришло.

Профессор же, немножко расстроенный тем, что пришлось потратить на коменданта последний «Чивас», развеял грусть радостным осознанием своей предусмотрительности — он не дал аспирантам при бегстве из Зоны выбросить казавшиеся совершенно ненужными цветной струйник и диск с базой академической библиотеки. Именно в библиотеке они нашли сканы разных старинных экспедиционных документов, и, немного поколдовав в фотошопе, создали аналогичные. Бумаги, чтобы распечатать документы, не было, но Федя обнаружил стопку в одном из брошенных лабораторных помещений.

Профессор прекратил предаваться воспоминаниям. Пора работать. Он специально послал Шакарима к своим «боевым аспирантам» за водкой — чтоб разбудить лентяев. Надо работать, иначе не выберемся. Стрельба в ночной степи — неспроста. Скорее всего, по их душу стрельба. Или спасатели явились, или… наоборот. А то, может, и местная ГБ очухалась после потрясений и начинает работать в привычном жестком режиме. Надо попросить аспирантов посканировать радиочастоты. Вдруг чего узнаем.

2

Очнулась Маша от того, что кто-то протирал ей лицо чем-то влажным. Открыв глаза, она, будто в мареве, увидела над собой лицо Моти. В ушах шумело, словно к ним приложили морские ракушки, но зато уже не болело в животе и перестал ныть затылок.

— Очнулась? — Мотя протер салфеткой Машин лоб. — Ну ты и напугала нас, я уж думал — все. А Дима так вообще все рвался искусственное дыхание делать, но я не разрешил…

Маша улыбнулась. Если Мотя шутит, значит, все в порядке. Попыталась встать, но Мотя одернул:

— Полежи немного, приди в себя. Сейчас тебе чайку организую. Семеныч, что там с водой?

— Уже почти закипела.

— Сейчас, — он снова протер Маше лоб, поправил укрывавший ее пыльник и исчез из поля зрения.

Вокруг была ночь, разрезаемая сполохами костра. Зрение окончательно сфокусировалось и Маша поняла, что смотрит в безлунное небо, истыканное иглами звезд. Маша все-таки приподнялась и огляделась. Из-за костра видно было недалеко, только окружающую костер жесткую сухую траву. У костра на корточках сидел Дима и ножом помешивал в кане бурую дымящуюся жидкость. Рядом примостился Мотя. Остальных не было. Маша вдохнула воздух. Это был не воздух Зоны, это даже не был воздух Украины. Пахло незнакомыми травами и цветами, пылью и чем-то неуловимо прекрасным.

— Мы где?

— Что, Маша, — спросил Мотя, — покой нам только снится? Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица… И мнет ковыль…

— Чего? — Дима оторопело уставился на Мотю. — Какая кобылица, где?

Но Маша уже среагировала. На автомате.

— И нет конца! Мелькают версты, кручи… Останови! Идут, идут испуганные тучи, закат в крови…

Мотя довольно засмеялся.

— Молодец, Маш. Видно, что очнулась. А тебе, Семеныч, неплохо бы классику знать.

— Ну, мы академиев не кончали. — Дима насупился и вернулся к помешиванию чая.

Мотя опять засмеялся:

— Ну, уел, уел. Молодец! А ковыль, Машунь, я не просто так вспомнил. На твой вопрос «Мы где?» в рифму отвечать не буду, а отвечу просто — мы где-то в степи. Кстати, сразу скажу, что вопрос «Мы где?» меня волнует гораздо меньше, чем вопрос «Мы когда?»

— В смысле?

— Видишь ли, как полагаю я, а также остальные просвещенные в физике участники нашей развлекательной турпоездки, мы переместились. Как в пространстве, так и во времени. И очень хочется надеяться, что не к динозаврам мы попали. На всякий случай — не рекомендую наступать на бабочек.

— Это почему? — в разговор опять вклинился Дима.

— Это читать надо больше, чем стрелять, — вот к чему!

Дима опять сделал вид, что обиделся и сообщил в пространство:

— Чай готов.

Обжигаясь, он снял кан с таганка, поставил на траву.

— А наши где? — не унималась Маша.

— Наши осмотреться пошли, — сообщил Дима и звонко крикнул в темноту: — Эй, народ, чай готов, кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!

— Ну ты молодец, — восхитился Мотя, — вы тут все — молодцы…

— Ты чего кричишь? — взъелась на Диму Маша. — Вдруг кто чужой услышит?

— Да ладно, — не смутился Дима, — они тут так орали, когда прибыли. «Эй, профессор, выходи!» Все суслики в округе небось попрятались. Если кто из людей и слышал, тот давно сбежал.