Берег дна, стр. 42

Сюр и Дима громко захохотали, а Боцман, довольный шуткой, закончил историю:

— В итоге пришли четвертыми.

Подобравшись к краю зарослей, Мотя осторожно раздвинул ветки и чуть не задохнулся от нахлынувшей злости. Сидят, сволочи, лясы точат. Устроились у всех на виду и ржут, как будто они не в Зоне, а на пикнике у обочины Одесской трассы. Ладно Маша, она маленькая и неопытная, но остальные же должны понимать, что расслабляться ни на секунду нельзя. Решили тут филиал «Аншлага» устроить, «Кролики» недоделанные? О?кей, повеселимся.

Сместившись по зарослям метров на двадцать вправо, он перебежал дорогу в том месте, которое не просматривалось со стороны детской площадки, и незамеченным подобрался к группе весельчаков с тыла. Маша сидела с закрытыми глазами лицом к Моте, вытянув ноги и откинувшись на столб. Похоже, она дремала. По другую сторону столба Боцман самозабвенно травил байки из своей богатой морской биографии, а Сюр и Дима ему внимали, позабыв об осторожности. Картина маслом.

Бродяги были настолько увлечены историями Боцмана, что не заметили тени, выскользнувшей из кустов у них за спинами. Мотя бесшумно, пригнувшись, в секунду преодолел разделявшие его и сталкеров метры и аккуратно, чтобы не напугать, зажал ладонью Маше рот. Она было дернулась, рванулась закричать, но, увидев перед собой лицо Моти с приставленным к губам пальцем, успокоилась и попробовала кивнуть, насколько ей позволяла рука, прижимавшая голову к столбу. Мотя отнял руку от Машиного лица, нацепил респиратор и, поднявшись в полный рост, громко произнес:

— Кто шевельнется, снесу башку! — и для убедительности щелкнул затвором.

Респиратор изменил голос, а произнесено это было таким тоном, что не вызывало сомнений — снесет.

— Попалися, голубчики. От Розарио Агро еще никто не уходил, такие вот дела.

Сталкеры застыли в тех позах, в которых их застал голос. Наблюдай эту сцену кто посторонний, он, верно, подумал бы, что бродяги свихнулись и развлекаются, играя в «море волнуется». Особенной схожести действу добавлял тот факт, что декорацией ему служила детская площадка.

— Теперича медленно встаем, медленно, я сказал, кладем руки за голову, не оборачиваемся и слушаем сюда. У меня заказ на эту красотку, за вас никаких распоряжений не было. Стало быть, я с ней сейчас уйду, а вот куда отправитесь вы — на тот свет или обратно в бар водяру бухать, можно решить. Какие будут предложения?

Сталкеры молчали, а Маша виновато, словно побитая собака, посмотрела на Мотю и покачала головой, мол, не перегибай палку.

— Ладно, расслабьтесь, — Мотя снял маску, — а то штаны намочите. Будем считать, что урок состоялся.

— Ах ты недомерок! — раздался рев Сюра. — Да я тебя сейчас с дерьмом смешаю!

Наклонив голову и подавшись торсом вперед, он ринулся на Мотю, как бык на тореадора, занося мощный кулак для удара. Боцман попытался Сюра остановить, но его руки поймали только воздух, настолько быстро тот сорвался с места. Маша, будто в рапиде, наблюдала, как огромный кулачище приближается к Мотиной челюсти, грозя разнести ее в щепки и вывернуть из суставов, как спокойно и даже устало смотрит на приближающийся кулак Мотя, как он, когда до сокрушительного удара остаются считанные миллиметры, просто приседает и, используя плечо в качестве опоры, подымает здорового Сюра в воздух и швыряет кулем об землю, да так, что чуть не вышибает из него дух. Вот тебе и недомерок.

Кульбит отрезвил Сюра. Он лежал на боку, рукой массируя поясницу, на которую пришелся основной удар, тихо матерился и даже не помышлял о новой попытке приложить свой кулак к челюсти Моти.

— Лучше бы спасибо сказали, что это был я, а не настоящий наемник. Иначе лежать бы вам сейчас с лишними дырками в ваших дурных головах, — он присел на скамеечку возле Маши, закурил и сплюнул в песок, то ли от досады, то ли от злости.

Маша, в начале схватки от испуга прикрывшая рот ладонями, одновременно виновато и с обожанием смотрела на Мотю своими большими черными глазами, от удивления сделавшимися еще больше.

— Я не виновата, у меня ноги затекли, — она попыталась оправдаться, готовая вот-вот расплакаться.

Дима и Боцман стояли перед ними как в воду опущенные, уныло кивая головами, кряхтя и постанывая, наконец поднялся Сюр, присоединился к товарищам и стал носком ботинка ковырять землю перед собой. Мотя попыхтел сигареткой, прищурившись, сквозь дым, осмотрел свое воинство, обнял Машу за плечо, потрепал ее челку и, улыбнувшись, протянул руку ладонью вверх:

— Ладно, прощены. Но впредь, если не хотите получить по зубам прикладом вот этой вот красавицы, — он показал на свою штурмовую винтовку, — будьте добры исполнять мои приказы в точности. Лады?

— Лады. — Боцман первым стукнул своей ладонью по протянутой ладони Моти. За ним несколько суетливо, хлопком подтвердил договор Дима, и следом уже Сюр с достоинством хлопнул своей ладонью.

— Тогда хорош на меня смотреть преданно, пройдемте в закрома. Тут недалеко, в саду бросил, чтоб туда-сюда не таскать. А тем садом мы незаметно к самому дому подберемся и, дай Бог, внутрь попадем. Ну что, ребенок, не расстраивайся, — он поцеловал Машу в щеку, вытер пальцем слезинку с другой щеки и нежно щелкнул по кончику носа, — совсем немного осталось, держи хвост пистолетом.

Вообще-то в Зоне не принято говорить о скором завершении дела — это плохая примета. И поход может действительно закончиться очень скоро в какой-нибудь из аномалий или в желудке какого-нибудь псевдогиганта или химеры. Будь Мотя в компании опытных бродяг, он бы уже давно за такие обещания получил по морде, да и сам он за подобные речи наказывал зуботычиной не один раз. Но сейчас ситуация требовала от него наступить на горло своим суевериям. Девчонка, сколько бы она ни корчила из себя взрослую и опытную львицу, оставалась всего лишь маленькой девочкой и нуждалась в поддержке, чтобы совсем не раскинуть в этой проклятой Зоне.

По отношению к Маше Мотя сейчас испытывал давным-давно позабытые чувства. Последний, о ком он заботился с такой нежностью и оберегал с таким старанием, был серый котенок, выброшенный на тротуар из проезжавшего такси и подобранный десятилетним Мотей. Неделю он кормил котенка и выводил гулять, расчесывал и чесал урчащий комок за ухом, а потом вернулись с турбазы родители и его пришлось отдать. Не сказать, что этот случай сильно ударил по его психике. Мотя почти не переживал, ведь котенка забрала бабушка, но именно с тех пор он ни к кому не привязывался и ни о ком не заботился. Девчонка же разбудила в Моте потребность кого-то опекать и он готов был это делать, пусть даже ценой собственной жизни.

Через две минуты, пройдя тем же путем, что и Мотя, они уже распределяли скарб под прикрытием яблонево-малиновых зарослей. Маша сунулась было к куче железок, но быстро сообразив, что ей из нее ничего не достанется, отошла в сторонку и присела на землю, облокотившись на ствол дерева.

— Ну что, коллеги, — Мотя разложил на рюкзаке карту, — мы действительно достигли цели. Вот там, — он указал пальцем за спину, — строго на север порядка пятидесяти метров тот самый дом, обозначенный на схеме буквами «мэ» и «жо».

— Почему? — Дима недоуменно уставился на Мотю.

— Что почему?

— Почему обозначен буквами «эм» и «же»?

— Салага, — констатировал Боцман.

— Семе-о-о-н Семе-о-оныч, — укоризненно протянул Сюр, — классику знать надо! Маша вон и та знает. Так ведь, Маша?

— Типа сортир. — Маша кивнула, не открывая глаз.

— Вот! Наш человек!

— Быть тебе теперь Семенычем, сталкер. — Мотя похлопал Диму по плечу. — Семеныч — внук Сидоровича! А что, неплохо звучит. Да ты не обижайся, могли и хуже обозвать, Чиряком каким-нибудь, например.

— Да у меня уже есть погоняло! — с вызовом бросил Дима.

— Штык, небось? Или нет, ты же у нас парень компьютерно грамотный, в игры небось все время шпилишь. Что-то типа Хитмена, Нюкема, или кто там из новых кибер-героев в моде?