Черный лед, стр. 26

— Я мог бы тебя отвлечь.

Это подействовало.

— Не надо!..

— Не надо касаться тебя, знаю. — Он положил ее руку, которой занимался, и взял другую. — Тогда говори со мной. Расскажи, зачем ты приехала к Хакиму.

— Я тебе говорила! Я заменила свою соседку по квартире, потому что она уехала со своим новым бойфрендом. Я понятия не имела, что это за место и с каким отродьем рода человеческого мне придется работать.

— Теперь имеешь понятие. И это делает тебя нежелательной помехой. Как получилось, что ты знаешь столько языков? Большинство американских девиц и английского-то как следует не знают.

Она обожгла его яростным взором. Как предсказуемо, как легко найти нужные точки! Ему надо было лишь мельком, пренебрежительно отозваться о всех американках, и вот она уже забыла о своих несчастьях. Его привлекали искушенные, непредсказуемые женщины. Но вот почему-то ему нравилась она.

Какое-то время ему казалось, что Хлоя ему не ответит.

— У меня природный талант, — прозвучал наконец ее напряженный голос. Она продолжала бороться с болью. — Родители отдавали меня в дорогие частные школы, а французский я начала учить еще в детском саду.

— Это объясняет, почему у тебя такое хорошее произношение. А другие языки откуда?

— Учила в школе. Специализировалась на иностранных языках в Маунт-Холиок, пока мои родители путешествовали. Могу даже говорить по-латыни.

— Это несовременный язык. Ложись, я обработаю твои ноги.

Она истратила слишком много энергии на борьбу с болью — у нее не осталось сил, чтобы сопротивляться ему. Она легла, натягивая на себя простыню. С ногами дело обстояло не так скверно, как с руками, — Хаким возбуждал себя, доводя до нужной кондиции, но так и не успел довести.

Бастьен не так давно сам побывал меж ее бедер. У нее были длинные, прекрасной формы ноги, но он был слишком занят, чтобы оценить еще и эту составляющую всего комплекта.

— Я уже сказала, мне легко даются языки. Я люблю их все.

— Тогда почему ты берешься за дерьмовую работенку в мелком издательстве? Такой талант, как у тебя, требуется во множестве организаций.

— Мне нравится, как я живу. Лучше я буду переводить детские книжки, чем тайные переговоры торговцев оружием.

Бастьен наконец закончил свои манипуляции и положил бутылочку и тампоны на пол. Затем подвинулся на кровати ближе к Хлое и нагнулся над ней.

— А вот этого тебе точно не следовало говорить, мой ангел. Ты должна забыть все, что видела в эти последние двое суток. Мы имеем дело с опасными людьми, а ты способна их опознать. Ты же умная женщина, хоть и ведешь себя как дура, и, если немного подумать, ты наверняка смогла бы расшифровать, о чем мы говорили на этих заседаниях. Теперь-то ты понимаешь, что не о зерне и курятине.

Ей было плохо оттого, что он так близко к ней, почти навалился на нее, ей было плохо оттого, что она смотрит на него в упор, хотя он ее и не касался — он ясно это видел, но это его не заботило.

— Забудь обо всем, Хлоя, — тихо сказал он. — Или ты можешь не дожить до того, чтобы пожалеть об этом.

Глава 11

Хлоя смотрела на Бастьена. Она лежала навзничь на его кровати, в белье и в простыне, а меньше чем двадцать четыре часа назад она занималась с ним сексом. Черт… меньше чем двенадцать часов назад. Она понятия не имела, сколько сейчас времени.

И еще она не могла заставить себя двинуться, дотянуться до него и оттолкнуть. Его темные непроницаемые глаза сузились, когда он наклонился над ней, и на одно безумное мгновение она подумала, что он опять собирается ее поцеловать.

Но он не собирался. Оттолкнувшись от кровати, он выпрямился и отстранился от нее, явно закончив возиться с ее ранами.

— Пойду приму душ, потом подумаю, как достать тебе новый паспорт.

— Мне не нужен новый паспорт.

Бастьен покачал головой:

— Если ты полетишь под своим именем, ты никогда не попадешь домой. Я знаю, что делаю, Хлоя. А ты просто делай то, что я говорю, тогда у тебя будет шанс выбраться из этой переделки живой.

Она уставилась на него.

— Кто ты, черт возьми? — спросила она. — Что ты, черт возьми?

Его слабая усмешка не объяснила ничего.

— Не думаю, что тебе нужно это знать. Попытайся уснуть. Тебе понадобятся силы, чтобы все это зажило.

Подчиняться его приказам ей не очень-то нравилось, но она слишком устала, чтобы сопротивляться. Острая боль утихла, оставив по себе дергающую и ноющую пульсацию во всем теле, и в этот момент сон привлекал ее куда больше, чем истина.

— Хорошо, — неохотно сказала она.

— Что? Ты действительно с чем-то согласилась? Не верю своим ушам.

— Иди ты к черту. — Ее голос был еле слышен.

— Вот это другое дело, — вздохнул он. — Попытайся заснуть. Ругать меня будешь потом, когда проснешься.

Хлое казалось, что она должна немедленно провалиться в сон, но сон все не шел. На улице было пасмурно — если бы она попыталась восстановить в памяти последние несколько часов, она могла бы догадаться, сколько сейчас времени, но возвращаться в прошлое — это последнее, что ей хотелось бы сделать. Она не желала думать о том, что произошло вчера с того момента, когда она оказалась с Бастьеном в его машине. Не хотела вспоминать те мгновения жестокой, подавляющей силы, что пережила она в своей комнате; не хотела вновь испытывать боль и ужас, а более всего не хотела вспоминать, как тело Жиля Хакима обрушилось на нее мертвым грузом. В буквальном смысле мертвым.

Он пытал ее, он собирался убить ее, и она хотела его смерти. Раньше Хлоя считала себя пацифисткой, которая скорее умрет сама, нежели причинит вред кому-нибудь другому, но, когда дело дошло до ее собственной жизни и смерти, все ее благородные чувства испарились бесследно. Если бы у нее было оружие, она убила бы Хакима сама, да еще и получила бы от этого искреннее наслаждение.

Возможно. Сейчас она не знала, что было правдой, а что нет. Ей было слышно, как льется вода в душе. До нее доносился запах мыла, крема для бритья и слабый дразнящий аромат одеколона Бастьена. Нельзя было понять, что за оттенок у этого запаха — нежный, тревожащий, даже… эротичный. Ей не нравились мужчины, которые пользуются парфюмом.

Шум воды стих, и секунду спустя дверь ванной отворилась. Хлоя подняла взгляд и увидела, что Бастьен вышел в комнату совершенно обнаженный, даже полотенцем не обернув бедра. Она резко отвернулась, зажмурившись, и услышала его смех.

— Мужское тело тебя стесняет, Хлоя? — поинтересовался он.

Она проигнорировала его, продолжая крепко жмуриться и прислушиваясь к тому, как шелестит его одежда, как он натягивает трусы, как открывается дверь. Удивительно, но она почти заснула, когда вдруг кровать рядом с ней тяжело просела, и ее глаза раскрылись сами собой.

Бастьен оделся не полностью, но, по крайней мере, выглядел пристойно. На нем были брюки и рубашка, не застегнутая на груди. Странно: она уже занималась с ним сексом, но еще не знала, росли ли у него на груди волосы.

Нет, не росли. Его кожа была гладкой, золотистой… и она закрыла глаза опять, пытаясь отогнать видение.

Он подоткнул вокруг нее покрывало.

— Спи, Хлоя. Тебе нужно потерпеть эту мазь на себе еще четыре часа, а потом можешь ее смыть, но до тех пор должна просто лежать неподвижно, и пусть лекарство делает свое дело.

Хлоя хотела игнорировать его, но помимо воли ответила:

— Нет такого лекарства, чтобы так быстро залечить то, что сделал со мной Хаким.

— Может, так быстро и не получится. Но по крайней мере, исчезнет физическая боль. От тебя зависит, хочешь ли ты, чтобы осталась еще и боль душевная.

— Зависит от меня? — Она попыталась сесть, но Бастьен не слишком вежливо опрокинул ее обратно на постель.

— Именно от тебя, — твердо повторил он. — Ты молода, сильна и достаточно сообразительна, несмотря на все беды, в которые ухитрилась вляпаться. Если у тебя хватит ума, я думаю, ты выкарабкаешься.