Отравленный трон, стр. 2

— Эрон, дружище, — сказал Лоркан голосом, хрипловатым и теплым, как объятия. В этом простом приветствии было куда больше чувства, чем можно вложить в любые другие слова.

Эрон остро прищурился и чуть опустил подбородок, крепче сжимая руку Лоркана.

— Я вижу, вас здесь заставили ждать, — сказал он, почти незаметно покосившись на привратников. Что-то в его лице побудило Винтер поднять глаза на часовых — сердце у нее в груди забилось неспокойно. Солдаты открыто глазели на встречу Эрона и отца. И впрямь, невозможно было не заметить, что они нарочно болтаются без дела, чтобы поглядеть на интенданта. Она попыталась скрыть свою неуверенность и оглянулась на отца с Эроном, обменявшихся многозначительным взглядом.

Вдруг отец выпрямился в седле, так что его высокий рост и ширина мощных плеч стали заметны. Винтер увидела, как неподвижно стало его лицо. Веки опустились, полузакрыв ярко-зеленые, как у кошки, глаза, а полные, красиво вылепленные губы поджались и скривились.

Это выражение Винтер называла про себя маской или же плащом. Ей было больно видеть его сейчас, как великолепно оно ни выглядело, и она устало подумала: «Ох, отец, неужели и здесь? Неужели даже здесь нам придется играть в эту ужасную игру?» Но девочка не могла не ощутить знакомую гордость, видя его преображение. В улыбке Винтер можно было увидеть удовольствие с оттенком жестокости, когда она наблюдала, как отец повернулся в седле и грозно окинул взглядом болтающихся без дела часовых.

Несколько секунд Лоркан молчал, и это краткое время часовые выдерживали его взгляд, еще не замечая превращения из простого ремесленника в нечто более опасное. Он сидел в седле царственно, неподвижно и медленно поворачивал голову к каждому солдату, намеренно внимательно разглядывая их лица по одному, будто добавлял их в некий список, хранящийся в темном чулане его памяти.

Его длинная коса, как и подобает члену гильдии, свисала вдоль спины тяжелым маятником: он растил ее семнадцать лет, с того дня, как его объявили мастером своего дела. Темно-рыжие пряди лишь недавно тронула седина, и теперь он напоминал прокурора, судью, присяжного и палача. Винтер увидела, как рождается сомнение на лицах солдат, как стальной холодок ползет у них по спине. Лоркан все молчал, и часовые на глазах у Винтер кристаллизовались в военное подразделение, не успела она и глазом моргнуть. Секунду назад они казались толпой подозрительного вида бездельников, а теперь перед отцом навытяжку стоял отряд солдат, сверля его почтительным взглядом.

— Принеси мне приступку, — сказал отец, нарочно обращаясь к одному человеку и не оставляя никаких сомнений в том, что это приказ. Солдат, сержант охраны, пустился выполнять приказ с похвальной прытью и скрылся за углом конюшни чуть ли не трусцой.

«О господи, — подумала Винтер. — Он даже не знает пока, кто мой отец, а вон как припустил. Плотник, которого он, наверное, считает сыном пастуха из низин, рыбачьим отродьем одним словом, пустым местом, велел ему сбегать за приступкой — и только посмотрите на него! Побежал как миленький. — Она благоговейно подняла глаза на отца. — А все этот его тяжелый взгляд», — подумала девушка.

Сержант вернулся так же проворно, неся перед собой деревянный брусок бережно, как долгожданного младенца. Он аккуратно положил его перед конем отца и отступил на почтительное расстояние, когда Лоркан приподнялся в стременах и спрыгнул с лошади. Ступить на землю ему было больно, но он смог это скрыть даже от наметанного взгляда Винтер.

— Отведи наших коней в главные конюшни и оставь их на попечение старшего конюха. Скажи ему, что они принадлежат протектору, лорду Лоркану Мурхоку, и его подмастерью. Передай, что я сегодня еще зайду проверить, как они устроились.

Если эти приказания, отданные негромким, хрипловатым голосом, и ранили самолюбие сержанта, он ничем не выказал этого и глазом не моргнул, когда узнал могущественный титул смиренного плотника. Он только молодцевато отдал честь и взял у отца Винтер поводья без какой-либо недоброжелательности.

Винтер встретилась взглядом с отцом. Сейчас он должен уйти с Эроном. Грядет что-то важное.

— Ступай с ними, — сказал он, легким кивком головы указывая на лошадей. — Позаботься о сохранности инструментов. Можешь перекусить и отдохнуть. — Он на секунду положил руку ей на плечо. Винтер так хотелось попросить его прилечь, отдохнуть, пообедать. Но маски были сейчас на них обоих. Так что, не показывая дочерней тревоги, она почтительно наклонила голову, как и следует ученику перед мастером, и только смотрела вслед, когда Эрон уводил его по широкой садовой дорожке — без сомнения, в резиденцию короля, в самое сердце хитросплетений государственных дел.

Призрак Шеринга

Стоял тихий полдень середины лета, и все прохлаждались у реки в дальнем конце дворцового парка или отдыхали. Винтер знала, что сады снова оживут только к вечеру, когда спадет жара. А пока эти просторы принадлежали ей одной — редкая удача в этом непростом мире.

Она оставила довольных коней в тенистых стойлах и быстро пробежала по раскаленному от зноя красному кирпичу, которым были вымощены дворы конюшен. Ее шаги гулко отдавались среди стен. Ласточки разрезали солнечные лучи вокруг нее — проворные тени в трепещущем воздухе, мирное ржание лошадей и сонный запах конского пота и навоза успокаивали.

«Дома, дома, дома, — пело все в ней. — Ты дома!»

Она повернула налево, к желтой голубятне, и побежала под тенистыми деревьями по тисовой аллее к кухонному саду. Здесь воздух был куда прохладней и наполнен смолистым запахом. Винтер пересекала спящие в солнечном тумане дорожки и колоннады с широкой улыбкой на лице, с наслаждением, не торопясь, оглядывая все давно знакомые повороты и уголки.

Все эти годы в серой сырости Севера она тихо тосковала по дому, и каждую ночь, в ответ на эту невысказанную тоску, сердце рисовало ей эту прогулку. Ночь за ночью в своих медовых снах она шла по этой самой дорожке от конюшни до кухни. И вот теперь она, наяву и во плоти, став немного постарше, бежит по счастливой дорожке своего детства. Ей хотелось бы, чтобы Рази и Альберон были здесь, а может быть, чтобы кошки терлись о ее лодыжки теплым дружественным дымком, как когда-то.

За углом известковой стены двора Винтер налетела на двух девочек, стоявших у колодца. Она не узнала их в лицо, а может быть, за время ее отсутствия они просто успели вырасти до неузнаваемости. Непринужденное журчание их голосов затихло, и они обернулись. Винтер вскинула связку инструментов повыше на плечо и зашагала дальше, не меняя ни скорости, ни выражения лица.

Ей предстояло подойти к ним на шесть-семь футов, пока тропинка не повернет, и они наблюдали за ней, когда она шла навстречу. Они были ее ровесницами или, может быть, на год-два моложе, лет тринадцати, плотно сбитые, с пухлыми плечиками, лица их были скрыты под широкими полями соломенных шляп. Девочка повыше вышла за водой — такова была ее обязанность среди прислуги. Пустые ведра стояли на краю колодца, коромысло она закинула на плечо. Другая девочка, моложе, чем сначала показалось Винтер — лет десяти, — пасла гусей. Разглядывая Винтер во все глаза, она праздно ударяла прутиком по своим полосатым юбкам.

Девочек заинтриговал не мужской костюм Винтер. Женщины часто путешествовали в брюках и камзолах, а о ее недавнем возвращении из путешествия ясно свидетельствовал сильный запах конского пота и костра. Дело было даже не в том, что она была незнакомой: во дворце незнакомцы встречаются часто. Нет, их взгляды привлек костюм подмастерья.

Она видела, как их взгляды ползут по ее форме, впиваясь в крепко перевязанные короткие волосы на затылке и красный камзол с вышитым гербом плотника. Это были свидетельства того, что Винтер уже четыре года официально является подмастерьем. Девочки посмотрели на ее башмаки, и их брови удивленно взлетели вверх при виде зеленых шнурков. Разрешение на зеленый цвет выдавалось только самым талантливым подмастерьям. Они поискали взглядом и увидели у нее на шее кулон одобрения гильдии. Так они узнали, что Винтер удостоена права зарабатывать своим трудом деньги, а не только получать стол и ночлег, как подобало обычным подмастерьям.