Сент Ив, стр. 65

И должен признать, что в эту минуту он был на диво хорош и в то же время презабавно походил на мраморную статую с задранным носом, с которою я его сравнил.

— Просто понять не могу, как это у нас зашел такой разговор, — молвила Флора.

— Из-за войны, сударыня, — сказал майор Шевеникс.

— Все дороги ведут в Рим, — заметил я. — О чем же еще мы с мистером Шевениксом можем разговаривать?

Тут я ощутил позади себя в комнате какое-то оживление, суету, но отнесся к этому без должного внимания — и совершенно напрасно! Флора переменилась в лице, поспешно замахала веером; глаза ее жалобно молили меня о чем-то; я с несомненностью понял, что она от меня чего-то ждет… Неужто она хочет, чтобы я отступил и оставил поле брани сопернику? Ну нет, не бывать этому! Наконец она в нетерпении поднялась.

— Мне кажется, вам пора откланяться, мистер Дьюси, — сказала она.

Но я не видел к тому никакой причины и так прямо и сказал.

— Моя тетуш-к-а вышла из карточной комнаты, — был устрашающий ответ. Во мгновение ока я откланялся и был таков. В дверях я на секунду ог-

лянулся и имел честь узреть величественный профиль и лорнет в золотой оправе: миссис Гилкрист выплывала из карточной комнаты. При виде ее у меня словно выросли крылья, сам не помню, как я вылетел вон; через минуту я уже стоял на тротуаре на

Касл-стрит, а надо мною сияли освещенные окна, в которых, точно в насмешку, мелькали тени тех, кто остался на вечере у мистера Робби.

ГЛАВА XXIX

ЧТО ПРОИЗОШЛО ВО ВТОРНИК

СЕТЬ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

Этот день начался с неожиданности. Сев завтракать, я обнаружил у своего прибора письмо, адресованное «его милости Эдуарду Дьюси», и в первое мгновение перепугался свыше всякой меры. Поистине нечистая совесть всех нас обращает в трусов! Я вскрыл письмо; это оказалась всего лишь записка от мистера Робби, а в нее вложен был пригласительный билет на четверг на бал в Благородное собрание. Вскоре после завтрака, когда я курил сигару у окна гостиной и понемногу приходил в себя, а Роули, выполнив свои немногочисленные обязанности, сидел неподалеку и с воодушевлением дудел на флажолете, явно питая пристрастие к самым высоким нотам, нежданно явился Рональд. Я предложил ему сигару, пододвинул для него кресло к камину и заставил сесть… я чуть было не сказал, удобно расположиться в нем, да не хочу грешить против истины: Рональд сидел как на иголках, долго не мог решить, взять ли у меня сигару или отказаться, а когда, наконец, взял, то снова очутился перед неразрешимой задачей, то ли ее закурить, то ли вернуть мне. Я сразу же понял, что ему надобно о чем-то со мной поговорить и притом не по своей воле, и готов был побиться об заклад, что тут не обошлось без майора Шевеникса.

— Ну вот вы меня навестили, — заметил я с холодной любезностью, ибо отнюдь не желал облегчать ему разговор. Если он и вправду выполняет поручение моего соперника, я поведу с ним честную игру, но уж, конечно, не дам никаких преимуществ.

— Собственно, я бы хотел побеседовать с вами наедине, — начал Рональд.

— Извольте, — сказал я. — Роули, поди-ка в спальню. Однако, дружище,

— продолжал я, обращаясь к Рональду, — такое начало меня пугает. Надеюсь, ничего дурного не случилось?

— Скажу начистоту, — отвечал Рональд. — Я, и правда, очень встревожен.

— Держу пари, я знаю причину! — вскричал я. — И держу пари, что могу вас выручить!

— Что вы хотите сказать? — спросил озадаченный Рональд.

— У вас, верно, нужда в деньгах, — пояснил я, — и могу вас заверить, вы пришли как раз туда, куда нужно. Если вам понадобился какой-нибудь пустяк — ну, скажем, сотня фунтов или около того, вам стоит только заикнуться. Они всегда к вашим услугам.

— Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, — отвечал Рональд. — По совести сказать, хоть я и не пойму, как вы догадались, я и правда поиздержался. Только я пришел говорить с вами совсем не об этом.

— Конечно, конечно! — вскричал я. — Об этом и говорить нечего. Но помните, Рональд: я всегда готов помочь вам всем, чем могу. Помните, в свое время вы оказали мне такую услугу, что я вам друг навеки. И раз уж мне посчастливилось получить изрядное наследство, вы меня очень обяжете, если хоть столь малую его долю станете считать своею.

— Нет, — сказал Рональд. — Я не могу принять от вас эти деньги, право, не могу. Да и пришел я к вам совсем по другому делу. Речь пойдет о моей сестре, Сент-Ив, — тут он покачал головой и поглядел на меня с угрозою.

— Вы уверены, что деньги вам сейчас не нужны? — настаивал я. — Они здесь, при мне, и к вашим услугам, извольте, хоть пятьсот фунтов, хотите? Ну, да ладно, когда они вам понадобятся, просто приходите и берите.

— Ах да перестаньте вы ради бога! — с досадой вскричал Рональд. — Я пришел для весьма неприятного разговора, а как мне к нему приступить, если вы не даете слова сказать? Я уже говорил, речь пойдет о моей сестре. Вы и сами понимаете, дальше так продолжаться не может. Своим вниманием вы ее только компрометируете, это все равно ни к чему не приведет, и вообще я бы ни одной моей родственнице не позволил с вами знаться, неподходящий вы человек, вы и сами должны это понимать. Мне до крайности неприятно говорить вам все это, Сент-Ив… как будто бьешь лежачего… и я сразу сказал майору, что все это мне ужасно претит. Но так или иначе вам пришлось бы это выслушать. Ну, а теперь все сказано и, надеюсь, нам больше незачем об этом говорить, мы ведь оба джентльмены.

— Компрометирует… ни к чему не приведет… неподходящий человек…

— повторял я задумчиво. — Да, кажется, я вас понимаю и потому не замедлю поступить en regle.

Я встал и отложил сигару.

— Мистер Гилкрист, — продолжал я с поклоном, — в ответ на ваши вполне естественные замечания имею честь просить у вас руки вашей сестры. У меня есть титул, — этому у нас во Франции не придают особого значения, но род мой очень древний, а это высоко ценится в любой стране. Могу предъявить вам герб, на котором запечатлены тридцать два союза между безупречно родовитыми семействами моих предков. Мне предстоит получить весьма недурное состояние: доход моего дядюшки — примерно тридцать тысяч фунтов в год, хотя, признаюсь, я не удосужился узнать точнее. Во всяком случае, не менее пятнадцати тысяч, а пожалуй, ближе к пятидесяти.

— Сказать можно что угодно, — заметил Рональд и снисходительно улыбнулся. — К сожалению, все это пока еще воздушные замки.

— Извините, вполне земные, — в Бакингемшире, — тоже с улыбкой возразил я.

— Видите ли, дорогой мой Сент-Ив, вы же ничего не можете доказать, — продолжал Рональд. — А вдруг все это вовсе не так? Вы меня понимаете? Вы не можете представить нам свидетеля, который подтвердил бы ваши слова.

— Ах вот оно что! — воскликнул я, вскочил и кинулся к столу. — Прошу прощенья. — Я написал на листке бумаги адрес Роумена. — Вот мои доказательства, мистер Гилкрист. И до тех пор, пока вы не напишете ему и не получите отрицательный ответ, я имею право на то, чтобы со мною обходились, как с джентльменом, более того, я на этом настаиваю.

Рональду ничего не оставалось, как переменить тон.

— Простите меня, Сент-Ив, — сказал он. — Поверьте, я вовсе не хотел вас оскорбить. Но в том-то ведь и беда: что я бы ни сказал вам об этом деле, всякое мое слово звучит оскорбительно. Еще раз прошу прощенья, это не моя вина. Но, во всяком случае, вы и сами должны понять, что ваше предложение просто… просто немыслимо, дружище! Это вздор какой-то! Наши страны воюют друг с другом, да вы еще вдобавок военнопленный!

— Мой предок во времена Лиги женился на гугенотке из Сентонжа, проехал двести миль по вражеской стране, чтобы увезти свою невесту, и это оказался очень счастливый брак.

— А еще… — начал Рональд, посмотрел на огонь в камине и умолк.

— Что же еще? — спросил я.

— Еще эта история с… с Гогла, — пробормотал Рональд, все еще глядя на жар в камине.