Невинность и порок, стр. 55
— Джек…
В коротком смешке Джека присутствовал налет иронии.
— Думаю, на ранчо «Серкл-Си» нет человека, способного поверить в то, что кто-то тревожится за Касса. По-моему, они считают как раз наоборот.
— Касс никогда не причинил бы кому-то вреда!
— Джулия…
— Он добрый и…
— Чуткий. Да, я знаю.
— Он был для меня самой большой радостью в жизни, и я горжусь тем, что принимала участие в его воспитании Я ведь так ни разу и не поблагодарила тебя, Джек, а то, что ты доверил своего сына мне. Его любовь для меня — поистине бесценное сокровище. Мне бы так хотелось видеть его дома, Джек.
— Ты сама не заметишь, как он вернется.
— Ни одна мать не могла бы больше гордиться своим родным сыном, чем я — Кассом.
— Знаю.
— Ты думаешь, он это понимает?
— Да.
— Как ты считаешь, молитвы будет достаточно, чтобы заставить его вернуться домой поскорее?
— Ты больше знаешь о молитвах, чем я, дорогая.
Смех вырвался из груди Джулии.
— Пожалуй, ты прав.
— Можешь попробовать, если это так много для тебя значит.
— Да, конечно.
Воцарилась продолжительная тишина.
— Спокойной ночи, Джек.
— Спокойной ночи, дорогая.
Никогда еще его душу так не раздирали противоречите чувства. Джек прикоснулся поцелуем к ее губам.
— Я люблю тебя, Джек.
Какое-то время он колебался, наконец, не в силах больше сдерживаться, чуть слышно прошептал: — Я тоже люблю тебя.
Дыхание Пьюрити было легким и прерывистым, когда Касс разделся и скользнул под одеяло рядом с ней. Она даже не пошевелилась. Черты ее лица во сне были озарены только слабым светом, струившимся в окно.
Касс наслаждался ее красотой.
Затем в нем с новой силой вспыхнула ревность. Да, если бы его соперник стал настаивать, дело могло бы кончиться кровопролитием.
Касс нахмурился. Он не хотел причинять Пьюрити лишние страдания. Ей и так придется тяжело, когда в конце концов она будет вынуждена признать правду.
Однако сейчас Пьюрити находилась в безопасности рядом с ним. Он коснулся ее губ, и боль исчезла, прильнул к ней поцелуем, и желание пробудилось в нем с новой силой.
Она пошевелилась…
Знакомое тепло охватило ее. Она почувствовала столь памятное ей прикосновение на своих губах. Ощущение: было невыразимо приятным, радость — всепоглощающей.
Пьюрити повернулась и потянулась, прижимаясь к нему плотнее. Губы ее приоткрылись, словно в немом призыве…
Приоткрыв глаза, она встретила взгляд Касса. Она вернулась к действительности и тут же почувствовала боль. Пьюрити отстранилась от него, мысленно укоряя себя за сожаление, которое при этом испытала.
— Что ты здесь делаешь, Касс? — произнесла она, бросив взгляд на дверь комнаты. — Как сюда попал?
Выражение его лица оставалось непроницаемым.
— Тебе пора было бы знать, что даже запертая дверь не может меня остановить.
Пьюрити вздохнула, пытаясь побороть нараставшее волнение. Перед ней был человек, которого она любила, и они вместе могли бы наслаждаться близостью в уединении спальни, которая словно скрывала их от всего мира. Однако через несколько часов им придется окунуться в жестокую действительность. С восходом солнца повседневные заботы отразятся на лицах людей, которые ей доверяли и ожидали от нее ответного доверия, а в этих зеленых глазах, которые сейчас полны страсти, загорится огонь еще не удовлетворенной жажды мести.
Боль усилилась, охватив все ее существо.
— Я хочу, чтобы ты ушел, Касс.
— Ты не можешь говорить это всерьез.
Усилием воли Пьюрити придала своему тону холодность.
— Нет, могу. — Она едва сдерживала дрожь. — Теперь мы вернулись домой, и все изменилось. С нашей стороны это было ошибкой…
— Ошибкой?
— Ты появился здесь, а потом все произошло так быстро, что у меня не хватило времени на раздумья. Я была в замешательстве. Даже не помню, что заставило меня рассказать тебе о своих сестрах, и ты поверил мне, как не верил никто, помог, чего никто другой не сделал, стал моим проводником, защитником, другом, когда я совсем было пала духом. Мною овладел страх, и я отдалась на твою милость. Мне хотелось, чтобы ты держал меня в своих объятиях, передал мне часть своей силы, заставил поверить в то, в чем все остальные сомневались, разогнал страх, нараставший во мне с каждым днем пути. И ты это сделал, Касс. Ты придал мне сил и укрепил мою волю. У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность.
Пьюрити судорожно вздохнула.
— Но теперь мы снова дома… — Она сделала паузу, почувствовав новый прилив боли. — Я не могу встать на твою сторону против моих людей, Касс, поверить в то, что Бак, Пит, Нэш, Бэрд или кто-либо еще из наших парней виновен в гибели твоего брата. Они этого не заслуживают.
Пьюрити ощущала биение сердца Касса у своей щеки. Она заметила, как изменилось выражение его лица. В течение некоторого времени он молчал, однако она была совершенно застигнута врасплох, когда он прошептал:
— Ты как-то призналась, что любишь меня.
Слова Касса терзали ей душу.
— Ты говорила это искренне?
Волнение переполняло Пьюрити, встав комком в горле, не дав ей возможности что-либо произнести.
— Ответь мне!
— Да, я была искренна с тобой.
— Разве твои чувства ко мне переменились?
— Здесь и сейчас? — отозвалась она прерывистым шепотом. — Нет. Между нами больше нет никакой ненависти, никаких раздоров. Но все это кажется таким нереальным… Не важно, хорошо это или плохо…
— Неправда. — Касс прикоснулся губами к ее лицу. — Отвечать на мои поцелуи хорошо, Пьюрити. — Он погладил ее по щеке. — Чувствовать мое прикосновение — тоже. — Он привлек ее к себе. — Наслаждаться красотой друг друга, когда наши тела соединяются, непредосудительно.
Их губы встретились, после чего он прошептал:
— Держать тебя в своих объятиях, зная, что, кроме нас, в мире больше никого нет, никогда не может быть дурно.
— Нет…
— Смотри на меня, Пьюрити, и слушай. — Его взгляд будто проникал ей в душу. — Твое дыхание — мое дыхание. Твое сердце — мое сердце. Теперь мы одно существо, Пьюрити.
— Но завтра…
— Завтра наступит еще не скоро.
Голос Касса замер в темноте. Слова его эхом отдавались в ее сознании. Это была возвышенная мелодия любви, которую она не смогла заглушить, когда их губы соединились.
Его поцелуи смутили ее, а прикосновение разожгло пламя.
Она вздохнула, и он воспринял этот вздох всем своим существом, попыталась заговорить, и он заставил ее умолкнуть.
Пьюрити собиралась сказать ему, что больше всего ей хотелось бы, чтобы завтра никогда не наступило, но их тела слились воедино и все слова вдруг показались лишними.
Ночная тьма окутала все вокруг. Наступившая тишина предвещала грозу. Внезапно резкий шепот нарушил безмолвие:
— Говорю тебе, он знает!
— Не может быть.
— Я вижу это по его глазам!
— А чем он докажет?
— Он не успокоится, пока не выяснит, кто это сделал!
Ответа не последовало.
— Мы и так уже ждали слишком долго.
Слова повисли в воздухе.
— Ты хотя бы слышал, что я тебе сказал?
— Да.
— Ну, так что же?
Глава 10
Роджер брел по пыльной улице, покрытой деревянным настилом. Он только что вышел из парикмахерской и чувствовал себя как нельзя лучше. Его волосы и усы были аккуратно подстрижены, а лицо гладко выбрито. Роджер, никогда не переставал поражаться тому, как человек с такими грубыми манерами и ограниченным умом, как Уиллард Пратт, может столь искусно обращаться с бритвой. Именно ради хорошей стрижки и тщательного бритья он с вежливым вниманием выслушивал бестолковую болтовню цирюльника.
Кроме того, Роджер знал, что иногда безграничная любовь этого малого к сплетням оказывалась весьма полезной, как, например, в тот раз, когда он услышал от него о том, что жена Джесси Паркера открыто выражала недовольство своим мужем. Роджер с удовлетворенным видом фыркнул себе под нос. Салли Паркер не представляла ничего особенного, но была крайне признательна ему за оказанное внимание.