Черная стрела, стр. 45

Глостер обернулся и глянул Дику в лицо.

– Сэр Ричард, – сказал он, – я сражаюсь не павлиньими перьями, а стальными стрелами и без всякого сожаления убиваю своих врагов. В английском королевстве, разодранном на клочки, у каждого моего сторонника есть брат или друг во вражеской партии. И если бы я начал раздавать помилования, мне пришлось бы вложить меч в ножны.

– Возможно, милорд. Но я хочу быть дерзким и, рискуя навлечь на себя ваше нерасположение, напомню вам ваше обещание.

Ричард Глостер покраснел от гнева.

– Запомните хорошенько, – сурово сказал он, – что я не люблю ни милосердия, ни торговцев милосердием. Сегодня вы положили основание блестящей карьере. Если вы будете настаивать на исполнении данного вам слова, я уступлю. Но, клянусь небесной славой, на этом и кончатся мои милости к вам.

– Принимаю на себя все убытки, – сказал Дик.

– Дайте ему его моряка, – сказал герцог и, тронув своего коня, повернулся спиной к молодому Шелтону.

Дик не был ни опечален, ни обрадован. Он слишком хорошо знал юного герцога, чтобы придавать большое значение его благосклонности: слишком быстро и легко она возникла и потому не внушала большого доверия. Он боялся только одного: как бы мстительный вождь не отказался дать солдат. Но он неверно судил о чести Глостера (какова бы она ни была) и, главное, о его твердости. Если он уже однажды решил, что Дик должен преследовать сэра Дэниэла, он не менял своего решения; он громко приказал Кэтсби поторопиться, напомнив ему, что рыцарь ждет.

Между тем Дик обратился к старому моряку, который, казалось, был равнодушен и к грозившей ему казни, и к внезапному освобождению.

– Арблестер, – сказал Дик, – я причинил тебе много зла. Но теперь, клянусь распятием, мы в расчете.

Однако старый моряк только тупо взглянул на него и промолчал.

– Жизнь все же есть жизнь, старый ворчун, – продолжал Дик, – и стоит она больше, чем корабли и вина. Ну, скажи, что прощаешь меня. Если твоя жизнь тебе ничего не стоит, то мне она стоила всей моей будущей карьеры. Я дорого заплатил за нее. Ну, не будь же таким жестоким!

– Если бы у меня был корабль, – сказал Арблестер, – я находился бы в открытом море в безопасности вместе с моим матросом Томом. Но ты отнял у меня корабль, кум, и я нищий; а моего матроса Тома застрелил какой-то негодяй. «Чтоб тебе подохнуть!» – промолвил Том, умирая, и больше никогда не скажет ни слова! «Чтоб тебе подохнуть!» – были его последние слова, и бедная душа его отлетела. Я никогда уже больше не буду плавать с моим бедным Томом...

Раскаяние и жалость охватили Дика; он пытался взять шкипера за руку, но Арблестер не подал ему руки.

– Нет, – сказал он, – оставь. Ты сыграл со мной дьявольскую шутку и будь доволен этим.

Слова застряли у Ричарда в горле. Сквозь слезы видел он, как бедный старик, все еще пьяный, вне себя от горя, опустив голову, шатаясь, побрел по снегу, не замечая собаки, скулившей у его ног. И в первый раз Дик понял, какую безнадежную игру мы ведем в жизни и что сделанное однажды нельзя ни изменить, ни исправить никаким раскаянием.

Но у него не было времени предаваться напрасным сожалениям. Кэтсби собрал всадников, подъехал к Дику, соскочил на землю и предложил ему своего коня.

– Сегодня утром, – сказал он, – я немного завидовал вашему успеху. Но успех ваш оказался непрочным, и сейчас, сэр Ричард, я от души предлагаю вам эту лошадь, чтобы вы на ней ускакали прочь.

– Объясните мне, – сказал Дик, – чем был вызван мой успех?

– Вашим именем, – ответил Кэтсби. – Имя – главный предрассудок милорда. Если бы меня звали Ричардом, я завтра же был бы графом.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Дик. – И так как маловероятно, что я добьюсь новых милостей, позвольте мне попрощаться с вами. Не стану утверждать, будто я равнодушен к своим успехам; однако я не очень огорчен, распростившись с ними. Власть и богатство, конечно, славные вещи, но, между нами, ваш герцог – страшный человек.

Кэтсби рассмеялся.

– Да, – сказал он, – но тот, кто едет за горбатым Диком, может далеко уехать. Ну, да хранит вас бог от всякого зла! Желаю вам удачи!

Дик встал во главе своих людей и, приказав им следовать за собой, двинулся в путь. Он проехал через город, предполагая, что этим путем ехал и сэр Дэниэл, и ища повсюду доказательств, которые могли бы подтвердить его предположение. Улицы были усеяны мертвыми и ранеными; положение раненых в такой морозный день было весьма печальным. Шайки победителей ходили из дома в дом, грабя, убивая, распевая песни.

Со всех сторон до Дика доносились крики ограбленных и обиженных; он слышал то удары молота в чью-нибудь забаррикадированную дверь, то горестные вопли женщин.

Сердце Дика только что пробудилось. Он впервые увидел жестокие последствия своих собственных поступков; мысль о всех несчастьях, обрушившихся на город Шорби, наполняла его душу отчаянием.

Наконец он достиг предместий города и нашел тот широкий, утоптанный след на снегу, который он заметил с колокольни. Он поскакал скорее, внимательно вглядываясь в трупы людей и лошадей, лежавших по обе стороны следа. Многие из убитых были одеты в цвета сэра Дэниэла, и он даже узнавал лица тех, которые лежали на спине.

Между городом и лесом на отряд сэра Дэниэла, очевидно, напали стрелки; здесь всюду валялись трупы, пронзенные стрелами. Среди лежавших Дик заметил юношу, лицо которого показалось ему необыкновенно знакомым.

Он остановился, слез с лошади и приподнял голову юноши. Упала шапка, и длинные, густые темные волосы рассыпались по плечам. Юноша открыл глаза.

– А! Укротитель львов! – произнес слабый голос. – Она впереди. Скачите скорей!

И несчастная юная леди снова лишилась сознания. У одного из воинов Дика была с собой фляжка с каким-то крепким напитком, и при помощи этого напитка Дику удалось привести ее в чувство. Он усадил подругу Джоанны к себе на седло и поскакал к лесу.

– Зачем вы подняли меня? – сказала девушка. – Я вас только задерживаю.

– Нет, госпожа Райзингэм, – ответил Дик. – Шорби полон крови, пьянства и разгула. А со мной вы в безопасности. Будьте довольны этим.

– Я не хочу быть обязанной никому из вашей партии! – вскричала она. – Пустите меня!

– Вы не знаете, что говорите, – ответил Дик. – Вы ранены...

– Нет, – сказала она, – у меня убита лошадь, а я цела.

– Дело не в этом. Я не могу вас оставить одну в снежном поле, среди врагов, – ответил Ричард. – Хотите вы или не хотите, а я возьму вас с собой. Я счастлив, что мне представился такой случай, ибо он дает мне возможность заплатить вам хоть часть моего долга.

Она промолчала. Потом внезапно спросила:

– А мой дядя?

– Милорд Райзингэм? – переспросил Дик. – Хотел бы я принести вам добрые вести, но у меня их нет. Я видел его раз во время битвы, только один раз... Будем надеяться на лучшее.

Глава V

Ночь в лесу. Алисия Райзингэм

Видимо, сэр Дэниэл держал путь в замок Мот, но из-за глубокого снега, позднего времени, необходимости избегать больших дорог и пробираться сквозь леса он не мог надеяться добраться до него раньше следующего утра.

У Дика было две возможности: во-первых, по-прежнему идти по следам рыцаря и, если удастся, напасть на него ночью, когда он расположится в лесу лагерем; и, во-вторых, выбрать себе другую дорогу и пойти наперерез сэру Дэниэлу.

Оба плана вызывали серьезные возражения, и Дик, боявшийся, как бы Джоанна в бою не подверглась опасности, еще не решил, какой выбрать, когда доехал до опушки леса.

Здесь сэр Дэниэл свернул налево и затем углубился в величественную лесную чащу. Он растянул свой отряд узкой лентой, чтобы легче было двигаться между деревьями, и след на снегу здесь был гораздо глубже. Этот след шел все прямо и прямо под оголенными дубами; деревья поднимали над ним узловатые сучья. Не слышно было ни человека, ни зверя; не слышно было даже пения реполова. Лучи зимнего солнца золотили снег, исчерченный сложным узором теней.