Черная стрела, стр. 40

Однако прошло еще немало времени, прежде чем это великое нашествие гавани на город окончилось и водворилась тишина.

Еще долго по улицам города раздавались крики заблудившихся моряков. Они поминутно затевали ссоры то между собой, то с часовыми; мелькали ножи, сыпались удары и немало трупов осталось на снегу.

Когда спустя час последний моряк, ворча, вернулся в гавань, в свою излюбленную таверну, он, конечно, не мог бы сказать, за кем он гнался. На следующее утро возникло немало различных легенд, и скоро весь город Шорби поверил, что ночью его улицы посетил дьявол.

Однако возвращение последнего моряка еще не освободило юного Шелтона из его холодного заточения за дверью.

Еще долго по улицам бродили отряды; их разослали разные знатные лорды, разбуженные и напуганные криками моряков.

Ночь уже подходила к концу, когда Дик отважился покинуть свое убежище и пришел, здравый и невредимый, но замерзший, покрытый синяками, к дверям «Козла и волынки». По требованию закона в харчевне не было на одного огня; но Дик ощупью пробрался в угол холодной комнаты для гостей, нашел конец одеяла, укутал им свои плечи и, прижавшись к какому-то спящему человеку, скоро забылся крепким сном.

Часть V

Горбун

Глава I

Зов трубы

Дик встал на следующее утро еще до рассвета, снова надел свое прежнее платье, снова вооружился, как подобает дворянину, и отправился в лесное убежище Лоулесса. Там, как, вероятно, помнит читатель, он оставил бумаги лорда Фоксгэма; чтобы взять их и успеть на свидание с юным герцогом Глостером, нужно было выйти раньше и идти как можно скорее.

Мороз усиливался; от сухого, безветренного воздуха захватывало дыхание. Луна зашла, но звезды еще сияли и снег блестел ясно и весело. Дик уже почти пересек все поле, лежавшее между Шорби и лесом, подошел к маленькому холму и находился в какой-нибудь сотне ярдов от креста святой Невесты, как вдруг тишину утра прорезал звук трубы. Никогда еще не слыхал он такого ясного и пронзительного звука. Труба пропела и смолкла, опять пропела, потом послышался лязг оружия.

Молодой Шелтон прислушался, вытащил меч и помчался вверх по холму.

Он увидел крест; на дороге перед крестом происходила яростная схватка. Нападающих было человек семь или восемь, а защищался только один; но он защищался так проворно и ловко, так отчаянно кидался на своих противников, так искусно держался на льду, что, прежде чем Дик подоспел, он уже убил одного и ранил другого, а остальные нападавшие отступили.

Было просто чудом, что он еще держался. Малейшая случайность – поскользнись он, промахнись рука – стоила бы ему жизни.

– Держитесь, сэр! Иду вам на помощь! – воскликнул Ричард и с криком: – Да здравствует Черная стрела! Да здравствует Черная стрела! – бросился с тылу на нападающих, забыв, что он один и что возглас этот сейчас неуместен.

Но нападающие были храбрые ребята, они не дрогнули; обернувшись, они яростно обрушились на Дика. Четверо против одного – сталь сверкала над ним при звездном сиянии. Искры летели во все стороны. Один из его противников упал – в пылу битвы Дик едва понял, что случилось; потом он сам получил удар по голове; стальной шлем под капюшоном выдержал удар, однако Дик опустился на колено, и мысли его закружились, словно крылья ветряной мельницы.

Человек, к которому Дик пришел на помощь, вместо того чтобы теперь помочь ему, отскочил в сторону и снова затрубил, еще пронзительнее и громче, чем раньше. Противники опять бросились на него, и он снова летал, нападал, прыгал, наносил смертельные удары, падал на одно колено, пользуясь то кинжалом и мечом, то ногами и руками с несокрушимой смелостью, лихорадочной энергией и быстротой.

Но резкий призыв был наконец услышан. Раздался заглушенный снегом топот копыт... Уже мечи были занесены над горлом Дика, когда из лесу с двух сторон хлынули потоки вооруженных всадников, закованных в железо, с опущенными забралами, с копьями наперевес, с обнаженными и поднятыми мечами. У каждого всадника за спиной сидел стрелок; эти стрелки один за другим соскакивали на землю, удвоив численность отряда.

Нападавшие, видя себя окруженными, молча побросали оружие.

– Схватить этих людей! – сказал человек с трубой, и, когда его приказание было исполнено, он подошел к Дику и заглянул ему в лицо.

Дик тоже посмотрел на него и удивился, увидев, что человек, проявивший такую силу, такую ловкость и энергию, был юноша, не старше его самого, слабого телосложения, кривобокий, с бледным, болезненным и безобразным лицом. [17] Но глаза его глядели ясно и отважно.

– Сэр, – сказал юноша, – вы подоспели ко мне как раз вовремя.

– Милорд, – ответил Дик, смутно догадываясь, что перед ним знатный вельможа, – вы так удивительно владеете мечом, что, я уверен, справились бы с нападающими и без меня. Однако мне очень повезло, что ваши люди не запоздали.

– Как вы узнали, кто я? – спросил незнакомец.

– Даже сейчас, милорд, я не знаю, с кем говорю, – ответил Дик.

– Так ли это? – спросил юноша. – Зачем же вы очертя голову ринулись в эту неравную битву?

– Я увидел, что один человек храбро дерется против многих, – ответил Дик, – и счел бы бесчестным не помочь ему.

Презрительная усмешка появилась на губах молодого вельможи, когда он ответил:

– Отважные слова! Но, самое главное, за кого вы стоите: за Ланкастер или за Йорк?

– Милорд, я не делаю из этого тайны: я стою за Йорк, – ответил Дик.

– Клянусь небом, – вскричал юноша, – вам повезло!

И он обернулся к одному из своих приближенных.

– Дайте мне посмотреть... – продолжал он тем же презрительным, жестким тоном, – дайте мне посмотреть на праведную кончину этих храбрых джентльменов. Повесьте их!

Только пятеро из нападавших были еще живы. Стрелки схватили их за руки, поспешно отвели к опушке леса и поставили под дерево подходящей высоты; приладили веревки. Стрелки, с концами веревок в руках, быстро взобрались на дерево. Не прошло и минуты, как все было кончено. Пять человек, вздернутые за шеи, качались в воздухе.

– А теперь, – крикнул уродливый предводитель, – возвращайтесь на свои места и, когда я в следующий раз позову вас, будьте попроворней!

– Милорд герцог, – сказал один из подчиненных, – молю вас, не стойте здесь один! Оставьте при себе хотя бы горсть воинов.

– Любезный, – сказал герцог, – я не выбранил вас за опоздание, так не перечьте мне. Я верю своей руке, несмотря на то что горбат. Когда звучала труба, ты медлил, а теперь ты слишком торопишься со своими советами. Но так уж повелось: последний в битве – всегда первый в разговоре. Впредь пусть будет наоборот.

И суровым, не лишенным благородства жестом он удалил их.

Снова пехотинцы уселись на крупы коней за спинами всадников, и отряд исчез.

Звезды уже начали меркнуть, занимался день. Заря осветила лица обоих юношей, которые снова глядели друг на друга.

– Вы видели сейчас, – сказал герцог, – что месть моя беспощадна, как острие моего меча. Но я бы не хотел – клянусь всем христианским миром! – чтобы вы сочли меня неблагодарным. Вы пришли ко мне на помощь со славным мечом и достойной удивления отвагой. Если вам не противно мое безобразие, обнимите меня!

И юный вождь раскрыл объятия.

В глубине души Дик испытывал страх и даже ненависть к человеку, которого спас; но просьба была выражена такими словами, что колебаться или отказать было бы не только невежливо, но и жестоко, и он поспешил подчиниться желанию незнакомца.

– А теперь, милорд герцог, – сказал он, освободившись из его объятий, – верна ли моя догадка? Вы – милорд герцог Глостерский.

– Я – Ричард Глостер, [18] – ответил тот. – А вы? Как вас зовут?

Дик назвал себя и подал ему перстень лорда Фоксгэма, который герцог сразу же узнал.