Творящие любовь, стр. 11
Элизабет-Энн вскинула подбородок.
— Я буду строго следить за вами. Если вы дорожите работой, вам придется побегать.
С этими словами миссис Уинтер повернулась на каблуках и вышла.
4
— Меня прозвали Даллас, — с техасским акцентом представилась маленькая горничная-негритянка, — я ведь оттуда. — Она взяла высокую стопку свежевыстиранных полотенец из шкафа и передала Элизабет-Энн. — Ты понесешь это, а я возьму вторую стопку.
Горничная забрала из шкафа полотенца и отработанным движением ноги закрыла дверцу.
— Ты из Техаса? — спросила Элизабет-Энн.
Они пошли по устланному ковром коридору.
— Угу.
— Я тоже оттуда.
— Правда? — Даллас выглядела довольной. — Тогда нам, техасцам, лучше держаться вместе, дорогая. Эта миссис Уинтер только и ждет удобного случая, чтобы выкинуть нас вон. Она это сделает, как только сможет.
— В этом случае мы должны сделать так, чтобы ей не к чему было придраться. Так ведь? — решительно заявила Элизабет-Энн.
Даллас округлила глаза.
— Ты новенькая, милочка. Ты скоро во всем разберешься. Суть не в том, что ты делаешь, а в том, что она постарается найти огрехи. Подожди, сама увидишь. — Женщина многозначительно кивнула. — Единственное, чего я не понимаю, так это что здесь забыла такая симпатичная белая женщина, как ты.
Элизабет-Энн ответила с полуулыбкой:
— Работу, Даллас, работу. На самом деле нет никакой разницы, горничной быть или экономкой, как миссис Уинтер. Ей просто больше платят.
— Еще бы! Хотела бы я знать, сколько она принесла домой в прошлую пятницу. — Даллас покачала головой и прищелкнула языком. Потом она услышала в отдалении звяканье ключей и прошептала: — Тс.
Спустя секунду Элизабет-Энн увидела миссис Уинтер. Она вышла из-за угла и пошла впереди них по коридору; Только войдя в пустую комнату, где нужно было сменить полотенца, женщины возобновили разговор.
— Ты ведь поможешь мне, Даллас? — мягко спросила Элизабет-Энн. — Введешь меня в курс дела?
— Конечно. И миссис Уинтер мне велела, так? Прежде всего запомни: как только услышишь бряцанье ключей, значит, миссис Уинтер где-то поблизости. И второе: тебе нужно купить приличные туфли для работы, дорогая. В этом, — она показала на обувь Элизабет-Энн, — ноги распухнут, как дыни. Это тебя быстро доконает.
В течение следующей недели каждую ночь Элизабет-Энн доводила себя до изнеможения. Она и не представляла, что работа настолько тяжела. Все время на ногах, нет минутки для передышки. Поясница болела. Казалось, она только и делает, что нагибается и выпрямляется. За первый день работы она прониклась глубоким уважением к Даллас. Маленькая горничная всегда держала себя в руках и никогда не жаловалась. Каким-то образом ее хорошее настроение передавалось окружающим. За это Элизабет-Энн была ей благодарна.
Она быстро поняла, что ночные смены тяжелее дневных, потому что ночью работает меньше персонала. Ее очень расстраивало то, что она не находила возможности поговорить с кем-нибудь, кроме Даллас, к которой ее прикрепили на всю первую неделю. Потом Элизабет-Энн будет работать одна, и это ее пугало. У нее не было опыта. Кругом тысяча вещей, потенциальных источников проблем, и со всем этим ей придется справляться самой.
Чтобы подготовить ее, Даллас попыталась припомнить различные ситуации, в которых оказывалась сама, — бурные, душераздирающие и веселые моменты:
— … Вот здесь стояла я, а вот тут он в чем мать родила. Ох, и дернула же я оттуда, быстро перебирала ногами, как только могла. Вот что я сделала.
… Эта сукина дочь заявила, что я украла кольцо. Будь уверена, на следующее утро уборщица нашла его на ковре. Там, в этом номере, столько всего было, как она себя-то там не потеряла. Но вообще-то она могла бы и посмотреть. Господи, я чуть было не потеряла тогда работу, а передо мной даже и не подумали извиниться.
… Она рожала ребенка прямо здесь на кровати, а гостиничный доктор не мог отойти от мужчины с сердечным приступом…
Истории Даллас путали Элизабет-Энн многообразием ситуаций, выходящих из-под контроля. А она знала, что миссис Уинтер только и ждет ее ошибки. Это навело ее на мысль, что экономка выиграет гонку, а она потеряет работу.
Но больше всего ее мучило то, что она все яснее понимала: ей придется очень долго поработать прислугой, прежде чем она поймет, как действует этот механизм. Люди, похожие на миссис Уинтер — швейцары, менеджер, администратор ресторана, орда портье, — уже имели опыт. Она не могла преодолеть дистанцию короткими перебежками. Но в конце концов «Савой плаза» дал ей общее представление о работе гостиницы. Она быстро научилась оценивать квалификацию работников.
Но бросать все было рановато. Во всяком случае, не сейчас. Она решила хотя бы доказать миссис Уинтер, на что способна Элизабет-Энн Хейл.
Когда она возвращалась домой утром и брызги рассвета заливали небоскребы Пятой авеню бледным утренним светом, ей хотелось только добраться до постели. Но такой возможности она не имела. Ей приходилось оставаться на ногах еще несколько часов, будить детей, готовить им завтрак и отправлять в школу. Она должна была экономить время. Как это сделать, она ясно и не представляла. Но она обязана была это сделать. Элизабет-Энн с удивлением обнаружила, что вести дела в маленьком городке намного легче, чем работать в гигантском отеле, во власти капризов персонала и звонков сотен постояльцев. У нее были строго определенные обязанности. Работа каждой горничной включала в себя специально регламентированные занятия, но никому и в голову не приходило отказать гостю в какой-либо просьбе, даже если ее выполнение и предполагало вдвое больше работы.
— Ты выглядишь совершенно измотанной, — сказала ей Даллас на четвертый день работы. — Придешь домой, постарайся выспаться.
Элизабет-Энн криво улыбнулась. Как объяснить негритянке, сколько ей надо сделать дома? Что у нее четверо детей и собственное хозяйство?
Только значительно позже она узнала, что Даллас приходилось куда хуже, чем ей. У горничной не было сбережений, на которые она могла бы рассчитывать.
Женщина зависела от еженедельных выплат, а этого всегда не хватало. Ее муж сидел в тюрьме, и она одна воспитывала шестерых детей. Чтобы свести концы с концами, ей приходилось днем убирать квартиры.
Когда Элизабет-Энн узнала об этом, ей стало стыдно, что она считала свой случай исключительным.
Две недели самостоятельной работы прошли спокойно. В пятнадцати комнатах на шестом этаже, которые были ее епархией, жили бизнесмены, пожилая вдова, несколько семейных пар и одна семья с двумя близнецами. Ее вызывали в любой час ночи, если с двойняшками происходил «несчастный случай». Ей приходилось убирать за дельцами, напившимися и чувствовавшими себя плохо, приходить по вызову вдовы, потому что старая женщина не могла уснуть и ей требовалась компания. Но в целом дела шли хорошо. Элизабет-Энн не допустила ни одной оплошности, но при встрече с ней миссис Уинтер всегда поджимала губы.
«Она все еще надеется поймать меня, — говорила с удовлетворением Элизабет-Энн самой себе, — и ее убивает то, что ей это не удается».
В то время, когда Элизабет-Энн встречалась с Даллас, ежедневно во время проверок в десять вечера и в конце смены в шесть утра, горничная понимающе улыбалась. Молодец, казалось, говорили темные глаза. Но Элизабет-Энн угадывала и невысказанную тревогу подруги: миссис Уинтер всегда начеку.
Это случилось в четверг вечером, за несколько часов то того, как Элизабет-Энн следовало отправляться на работу. Вся семья ужинала за большим овальным столом на кухне. Девочки хорошо себя вели, как всегда, но Шарлотт-Энн была необыкновенно предупредительной, особенно по отношению к Ребекке и маленькому Заккесу, которым она всегда любила командовать.
Мать смотрела, как Шарлотт-Энн резала мясо в тарелке Заккеса на тоненькие кусочки. Никогда раньше это не вызывало у нее энтузиазма. Закончив, она мягко спросила Ребекку: