Алмазный век, или Букварь для благородных девиц, стр. 73
– Она замечательно сносила ваше долгое отсутствие, – сказал Нэйпир, – но в какой-то момент стало ясно, что вы, как все Барабанщики, вступаете в огромное число половых связей.
– Откуда она узнала?
– Мы ей сказали.
– Простите?
– Я упомянул раньше, что мы нашли нанозиты в вашей крови. Эти гемокулы нарочно сконструированы так, чтобы распространяться через секреторные жидкости.
– Откуда вам это известно?
Впервые с начала разговора Нэйпир потерял терпение.
– Ради бога, Хакворт, мы знаем, что делаем. У этих частиц две функции: распространяться через секреторные жидкости и взаимодействовать друг с другом. Как только мы это поняли, нам ничего не оставалось, кроме как известить вашу жену.
– Конечно. Вы были совершенно правы. И, кстати, спасибо, – сказал Хакворт. – Вполне можно понять чувства Гвен по поводу обмена секреторными жидкостями с тысячами Барабанщиков.
– Не казните себя, – сказал Нэйпир. – Мы посылали туда исследователей.
– Неужели?
– Да. Барабанщики не возражают. Исследователи сообщают, что те ведут себя, как во сне. "Слабо определенные границы личности" – так, если я не ошибаюсь, это формулировалось. В таком случае, вы совсем не обязательно преступили мораль – ваш мозг вам не принадлежал.
– Вы говорите, гемокулы взаимодействуют друг с другом?
– Каждая содержит стерженьковую логику и немного памяти, – сказал Нэйпир. – Когда две такие встречаются in vivo или in vitro 34, они стыкуются и, видимо, обмениваются данными. Иногда после этого они расходятся. Иногда остаются сцепленными и производят вычисления – мы заключаем это по тому, что стерженьковые логические элементы излучают тепло. Потом расстыковываются. Иногда обе отправляются своей дорогой, иногда одна умирает. Но одна обязательно остается.
Значение последних слов не ускользнуло от Хакворта.
– Барабанщики вступают в половые сношения только друг с другом?
– Таким же был и наш первый вопрос, – сказал Нэйпир. – Ответ: "нет". Они вступают в половые сношения со множеством других людей. Даже держат бордели в Ванкувере. Обслуживают в основном публику из метро и аэропорта. Несколько лет назад у них вышли трения с обычными борделями, поскольку они практически не берут денег. Они подняли цены, просто чтобы не связываться. Но деньги им не нужны – за каким чертом им деньги?
Из букваря: Нелл в замке Тьюринга; прощальный разговор с мисс Матесон; размышления о дальнейшей судьбе Нелл и расставание; беседа с седовласым гоплитом; Нелл отправляется на поиски своего счастья
Новая территория, на которую вступила теперь Нелл, была не в пример больше и сложнее прежних. Вернувшись к первой панорамной иллюстрации, Нелл насчитала семь главных замков; она точно знала, что придется посетить все и в каждом распутать свой замысловатый клубок, прежде чем у нее окажутся одиннадцать пропавших ключей и недостающий двенадцатый.
Она сделала себе чай в термосе, бутерброды, сложила все в корзинку и ушла в луг, где любила читать среди цветов. Без констебля в доме было совсем тоскливо, а Нелл не видела его уже несколько недель. За последние два года его все чаще вызывали по службе, он долгие дни, а то и недели пропадал (как догадывалась Нелл) во внутренних районах Китая, возвращался разбитый, подавленный и утешался виски (которое пил на удивление малыми дозами, но с яростной сосредоточенностью) и ночными концертами, и тогда звуки волынки будили весь Город Мастеров и особо чутких жителей Новоатлантического Анклава.
На пути от мышиной стоянки к первому замку Нелл потребовались все умения, приобретенные за годы странствований по Стране-за-морями. Она сражалась со снежным барсом, скрывалась от медведя, переходила вброд реки, разводила костры, строила шалаши. Когда Нелл довела принцессу Нелл до древних замшелых врат первого замка, лучи солнца ложились почти горизонтально. Стало зябко. Нелл закуталась в термошаль и поставила термостат на "прохладно"; она заметила, что в тепле мысли у нее притупляются. В термосе был горячий чай с молоком, в корзинке оставались еще бутерброды.
На высочайшей из замковых башен был установлен ветряк; он уверенно вращался, хотя здесь, сотнею футов ниже, веял лишь слабый ветерок.
В больших воротах была калитка, а в калитке – окошечко. Под щеколдой висел молоток в форме буквы Т, которая, впрочем, еле угадывалась под наростом мха и лишайника. Принцесса Нелл едва справилась с молотком, не надеясь, при его плачевном виде, услышать ответ, но, только лишь раздался первый глухой удар, окошко распахнулось и показался шлем – по ту сторону ворот стоял привратник, с ног до головы закованный в ржавые, замшелые латы. Привратник ничего не говорил, просто смотрел на нее; по крайней мере, так она заключила, хотя и не видела лица в узкую прорезь забрала.
– Здравствуйте, – сказала принцесса Нелл. – Прошу прощения, но я чужестранка и хотела спросить, не пустят ли меня на ночлег.
Привратник, ни слова не говоря, захлопнул окошко. Нелл слышала, как скрипят и лязгают, удаляясь, его доспехи.
Через несколько минут доспехи залязгали, приближаясь, но уже вдвое громче. Взвизгнули ржавые засовы, калитка открылась. На Нелл посыпалась ржавчина, лишайник, комки мха – она даже отскочила. В калитке стояли двое латников и жестами приглашали ее войти.
Нелл прошла в калитку и оказалась в узкой темной улочке. Калитка захлопнулась. Обе руки Нелл стиснуло холодным железом – это закованные стражи с двух сторон взяли ее повыше локтя. В следующее мгновение ее оторвали от земли и понесли по улицам, ступеням, коридорам замка. Кроме них, нигде не было ни души – ни мышь не пробежит, ни крыса. Над крышами не поднимался дымок, за окнами не было света, в длинном коридоре на пути к тронному залу факелы торчали из креплений черные и остывшие. Время от времени Нелл видела замерших на посту закованных часовых, но, поскольку они не двигались, не знала, люди это или пустые доспехи.
Нигде она не замечала следов человеческой деятельности: конского навоза, апельсиновой кожуры, собачьего лая, текущих в канавах нечистот. Слегка пугало обилие цепей. Цепи эти были повсюду, довольно необычные, но при этом все одинаковые: они грудами лежали на перекрестках, вываливались из металлических корзин, свешивались с крыш, болтались между башнями замка.
Привратники так лязгали на ходу, что Нелл долго не слышала ничего, однако постепенно продвигаясь внутри замка, она поначалу смутно, затем все явственней стала различила глухой скрежет, наполнявший самые камни. Пока они шли по коридору, звук нарастал; с какого-то момента начало казаться, что дрожат стены. И вот, наконец, они вступили в огромный сводчатый зал – сердце огромного замка.
Зал был холодный и темный, только немного света падало из стрельчатых окон под самыми сводами. По стенам стояли еще латники. В середине, на троне, в два раза больше человеческого, сидел великан. Доспехи его сияли, как зеркало. Еще один латник тряпочкой и проволочной мочалкой что есть силы начищал ему наголенник.
– Добро пожаловать в замок Тьюринга, – прогремел великан.
Глаза Нелл уже привыкли к полумраку, и она различила за троном кое-что еще: огромный вертикальный Вал. Толстый, как грот-мачта галеона он был вытесан из цельного ствола, обит медными листами и схвачен толстыми медными же обручами. Вал вращался, и Нелл поняла, что он передает вниз энергию ветряка. Черные, в смазке зубчатые колеса приводили в движение другие валы, поменьше, которые тянулись горизонтально во всех направлениях и через дыры уходили в стены. Их-то скрежетание и слышала Нелл.
Вдоль каждой стены на уровне человеческой груди проходил горизонтальный вал. Через равные промежутки на нем располагались редукторы. Из каждого редуктора под прямым углом торчал короткий квадратный стержень. Спинами к редукторами стояли латники.
Тот, который полировал доспехи своего повелителя, последовательно обходил шипастый наголенник; сейчас он повернулся, и Нелл с изумлением увидела в его спине большую квадратную дыру.
34.в живом организме или в пробирке (лат.).