Убить демиурга!, стр. 84

– Ты умрешь, конечно, – невозмутимо согласился Сарстисар. – Но выбор того, как это сделать, за тобой. Альрахан сотворен сильным и странным. Магия, сосредоточенная целиком на правителе, и невозможность чужих магических деяний в пределах мира – это возбуждает зависть у соседей и злость. – Бог поморщился.

– Я фантазировала. – Девушке стало немного неловко, как случалось в школе, когда словесник разбирал по косточкам ее сочинение, сначала похвалив, а потом выудив столько недостатков, что странно становилось, почему ей вообще пятерку поставили вместо пары. – Я же не подозревала о материализации фантазии. Хотелось придумать что-нибудь поинтереснее.

– Мир уже начал немного изменяться, но это очень неспешный процесс, если, разумеется, его не подтолкнуть…

Ника, пусть ей и было жутковато, а по мере того, как Сарстисар продолжал, становилось все страшнее и страшнее, внимала богу, не перебивая.

– Поняла? – закончил речь могущественный собеседник.

– Да, – глухо прошептала девушка.

– Нести бремя, держать ответ – вот это справедливость, – сказал напоследок бог и исчез.

Не таял, как улыбка Чеширского Кота, не прикрывался дымовой завесой или иными спецэффектами. Ушел, не меняя позы. В одну секунду сидел, поглаживая меч, в другую клетка опустела и лишилась источника божественного света.

Снова лишь лиловая луна с любопытством заглядывала в незапертую и одновременно закрытую на сотню незримых засовов клетку пленницы. Тихонько шелестела трава, да где-то пронзительно кричали птицы и взрыкивали неведомые хищники. Нике даже показалось, что она узнала торжествующий мяв барса.

Казалось бы, после откровений Сарстисара бессонница обеспечена, однако стоило девушке только прилечь на охапку травы, как почти сразу пришел сон. Ей снились образы прекрасной столицы Альрахана, простор его земель, лица альсоров, дольше всего почему-то Пепла, Владычицы Гилианы, даже Дарет и Ила. Последние держались за руки и смотрелись в паре удивительно гармонично. Ника еще подумала, что надо обязательно постараться, чтобы они были вместе не только в ее сне, но вспомнила о собственной участи и огорчилась. Не за себя, за них. За то, что уже не успеет помочь…

Глава 30

Искупление

Снова проснулась девушка уже утром, под почти мелодичное поскрипывание колес. Лунный свет сменился солнечным, хищные рыки на степных просторах затихли, зато птичьи крики прибавили и в числе, и в силе. Разбудили ее не звуки и свет, а настоятельная потребность.

Ника села на охапке травы, скинула плащ, в который куталась ночью, и повертела головой, выискивая фигуру Садовника. Тот обнаружился на лошади слева, на десяток шагов впереди клетки-повозки. Бросив поводья, мужчина завтракал бутербродом из лепешки и сыра, во второй руке держал зеленое яблоко и время от времени с хрустом надкусывал его.

Заметив, что пленница проснулась, Садовник повел бровью, интересуясь причиной ее внимания к своей скромной персоне. Ника вздохнула. Вот чего ему стоит самому догадаться? Но нет! То ли тюремщик издевался, то ли, что девушке казалось более вероятным после шапочного знакомства не только с Садовником, но и с богом, которому тот служил, банально не догадывался о ее потребностях. Девушка криво улыбнулась и прямым текстом объявила:

– Мне требуется посетить кустики.

Все-таки до Садовника дошло раньше, чем он сообщил об отсутствии кустов в степной зоне. Мужчина отбросил огрызок яблока в траву, спешился и хлопнул ладонью по борту в области выжженного знака. Повозка встала как вкопанная. Ника поспешно вылезла из клетки и зашла за ее угол. Иного, более подходящего укрытия на обозримых просторах не имелось.

Садовник ждал, прохаживаясь в нескольких метрах от импровизированной стоянки. С завтраком он успел закончить и сейчас задумчиво всматривался в даль, слегка покусывая губу, будто о чем-то тревожился. Ему-то о чем переживать? Разве что о том, что доставить жертву на алтарь в кондиционном состоянии?

Ника тихонько вздохнула и забралась назад в клетку. Села на душистом сене и обняла колени руками. Действие диковинного, притупляющего чувства растения, шипом которого ее укололи, мало-помалу сходило на нет, вот только после беседы с богом истерить и метаться не хотелось. Было страшно, как же без того, но за свои ошибки, пусть даже невольные, надлежало отвечать и, как ни банально и жутко это звучало, в ее случае еще и искупать. Жизнью. Возможно, шанс на побег, пусть ничтожный, все-таки был, в конце концов, Садовник не всеведущ и не всесилен, он мог заснуть крепко, на него мог напасть какой-нибудь хищник, однако Вероника нашла в себе мужество решить: бежать не будет. Да, решимость эта подтачивалась с каждым поскрипыванием колес, приближавшим клетку к жертвенному алтарю, но еще не истаяла окончательно.

Вокруг плыло колышущееся море травы, сверху его накрывало бездонное небо с редкими барашками облаков, а от тоски щемило сердце. Только плакать не хотелось, глаза оставались сухими.

– Тебя искали, – обращаясь в никуда, проронил Садовник. – Они почти нагнали меня. Упрямые сыновья Гилианы и твой охранник.

– Почти не считается, – задумчиво откликнулась Ника, разглядывая поломанные остатки маникюра. Почему-то даже не было сожаления из-за отсутствия пилочки.

– Твой дар, похоже, очень ценится Владычицей.

– Наверное, – снова не стала спорить девушка, вспоминая темпераментную, блистательную Ану, ее искрящиеся энергией синие очи. Настоящую Владычицу, именно такую, какой, что уж греха таить, всегда немножко хотелось быть самой Веронике Соколовой, только не хватало красоты, смелости и, весьма вероятно, обаяния. Гилиана родилась как кусочек мечты, и убить ее у Ники точно не хватит духу. Ведь убить мечту это куда хуже, чем умереть.

– И альсорами, – продолжил Садовник, наступая на больную мозоль сомнений терронки: «Ради чего я понадобилась Альрахану?»

– Я ничего не предсказывала им. Я не умею видеть на заказ, как телевизор, – покачала головой Ника, а перед внутренним взором вновь встали лица. Изящное – Глеану, в чьих волосах заблудился ветер и цветок мэальны, задумчивое и сосредоточенное – рыжего Инзора, жесткое и решительное – Пепла. Только последний сейчас почти не походил на человека, пусть и не становился от изменений в обличье менее красив. Серо-серебристые волосы, чеканный профиль, серое марево глаз под росчерком черных ресниц и реющие крылья.

– Ничего? Отчего же тебя приняли в семью?

– Может быть, считали, что предскажу или пригожусь по-другому потом? А вывести из состава семьи уже не получилось, – пожала плечами Ника, проигрывая битву своим сомнениям, и шепотом добавила: – Я уже почти ничего не знаю наверняка. После откровений вашего Сарстисара как пыльным мешком по голове ударенная.

– Откровений? – озадачился Садовник, пытаясь сообразить, что именно девушка имеет в виду и не помутился ли у нее рассудок от переживаний. Правда, глаза пленницы оставались ясными, и на безумную она ничуть не походила, но мужчине в своих странствиях приходилось встречать всякое. В том числе и типов с чистым и ясным взором, режущих глотки невинным младенцам. Вот таких на алтарь вечной славы бога он приносил с удовольствием.

– Он общался с неверной? И что же тебе рек великий?

– Что в дела людей предпочитает не вмешиваться и давно уже ему почти все равно, что творится в Узаре и на сопредельных территориях. А еще он полагает, что шансы следует уравнивать в откровенно бесшансовых ситуациях, вот и снизошел до беседы. Сказал свое слово, а дальше уж мы сами, сами.

– Сарстисар ждет твоей крови на алтаре?

– Не-а, – вздохнула девушка, которую занимали не гипотетические маниакальные склонности божества, а личные проблемы, связанные с ненароком нафантазированным и сотворенным Альраханом. О титуле демиурга даже у растерянной Ники хватило ума промолчать. – Ему как-то без разницы, режут во славу его зверье и людей или нет. Сила такая, что и молитв верующих хватает, а кровь… кажется, он ею пресытился. Правда, жреческому и светскому Узару моя смерть выгодна, это он признал, потому и отдал ситуацию на откуп людям, прояснив все мне, как особо заинтересованной стороне, то есть жертве.