Мария-Антуанетта. Нежная жестокость, стр. 50
Какая разница, как эти люди могут о чем-то говорить, что-то обсуждать, если ее мальчик, такой долгожданный и желанный, умирает?!
Но депутатам не было дела до страданий королевы, у них хватало забот о страданиях своих детей и детей тех, кто их выбирал.
Дофин Луи-Иосиф умер рано утром 4 июня на руках у матери. В семь с небольшим лет он выглядел стариком, изможденным болезнью, с кривым позвоночником, покрытый струпьями и болячками, с которыми врачи не могли справиться.
Мать была безутешна, но страдания из-за невозможности помочь своему ребенку сменились страданиями из-за невозможности его нормально похоронить. Сердце маленького дофина было отправлено в урне в монастырь Валь-де-Грас, как делалось обычно с умершими членами королевской семьи, а его тело в склеп в Сен-Дени. Ни туда, ни туда родители не имели права. Зато герцог Орлеанский, который должен был сопровождать сердце умершего дофина как старший из принцев крови отказался, заявив, что как депутат не должен отвлекаться на выполнение родственных функций!
Этот герцог пойдет еще очень и очень далеко, а судьба его будет весьма несчастливой… Но об этом позже.
А тогда безутешный король не мог понять, как могут депутаты требовать от него встречи в день смерти сына?! Но те настаивали, чтобы прибыть для обсуждения вопросов 7 июня. Людовик с горечью воскликнул:
– Неужели в третьем сословии нет отцов?
Революционной Франции не было дела до смерти дофина, тем более толпа была уверена, что блудница-королева родила его непонятно от кого. Есть еще дофин, хотя третьему сословию не нужен и он тоже.
Королевская семья удалилась в Марли оплакивать смерть своего дорогого мальчика. Для Антуанетты все остальное было безразлично, она больше не верила никому. Такие добродушные и легкомысленно веселые французы сначала оказались нечестными по отношению к ней самой, поверив в немыслимо грязные сплетни и фантастические домыслы, никоим образом не совместимые со здравым смыслом. А потом показали себя жестокими, не только не став оплакивать будущего короля вместе с его родителями, но и не посочувствовав простому родительскому горю.
Она перестала уважать французов, теперь осталось только начать их презирать или ненавидеть.
Революция
Точно злой рок преследовал Марию-Антуанетту все время ее жизни во Франции.
Именно та неделя, когда королевская семья, похоронив дофина, отправилась оплакивать его в Марли, оказалась решающей в развитии событий. Возможно, будь король в Париже или Версале, все повернулось бы по-другому?
Сначала те самые созванные Генеральные Штаты превратились в Национальное Собрание, несколько дней и в Учредительное Национальное Собрание, само себе присвоившее право принимать законы Франции. Имели ли право депутаты на такие решения? Наверное, да, но Марии-Антуанетте от этого легче не было. И королю Людовику тоже.
Дальше события начали развиваться с угрожающей скоростью и в ужасающем направлении. Выступления в защиту уволенного министра переросли в стычки с охраной, а те в настоящий бунт. А еще через неделю толпа целеустремленно штурмовала Бастилию, желая получить оружие. Почему-то казалось, что именно за ее крепкими стенами прячут порох и зерно из личных королевских запасов.
Зерна не нашли, оружия практически тоже, при штурме погибли около ста человек и больше семидесяти были ранены. Сдавшегося в плен коменданта маркиза де Линея убили, а его голову носили по улицам на пиках.
При этом освободили семерых заключенных (больше просто не нашлось), из них двух сумасшедших и четырех фальшивомонетчиков. Никого не волновала слишком большая плата за такое спасение. Никакого зерна или оружия не нашли, но по Парижу все равно распустили слух, что в подвалах оно было (почему-то не поинтересовались, куда делось после штурма), как и огромное количество нарядов для королевы с целью помочь ей скрыться, переодевшись.
Ничего толком не найдя, выместили свою злость на ни в чем не повинных стенах самой крепости, попросту их разрушив. Но разрушения всегда поднимают революционный пыл донельзя, теперь народ поверил в свое всемогущество, монархия была ему не нужна ни в каком виде, ни в абсолютном, ни в урезанном.
Когда эту весть принесли Людовику, тот со страхом спросил:
– Это бунт?
– Нет, Сир, – ответил перепуганному королю герцог де Лианкур, – это революция!
Мария-Антуанетта принялась настаивать, чтобы все из ее близких, кто только мог, покинули Версаль и страну вообще. Так уехали граф и графиня д’Артуа, семейство Полиньяк, аббат Вермон и многие другие.
Но остались Мадам Елизавета – сестра короля, две тетушки Аделаида и Виктория, граф и графиня Прованс и сама королева с детьми.
Все, что произошло с королевской семьей, самой королевой и детьми, целиком лежит на совести нерешительного короля Людовика. Он так долго тянул с решением хоть что-то предпринять, если не для подавления выступлений или защиты своей семьи, то хотя бы для ее отъезда в более безопасное место, что бежать стало поздно.
В Париже туман и противная мелкая морось, из-за чего платья промокали почти сразу, а довольно прохладный ветер, несмотря на летние ночи, быстро выстуживал мокрую ткань. Заводила марша рыночных торговок Луиза Рене фыркнула в ответ на чью-то жалобу:
– Злее будут!
Женщины Парижа, прежде всего торговки рыбой, которым доступ в королевский дворец всегда разрешался в дни важных событий (разве революция не важное событие?!), направлялись в Версаль к королю, чтобы потребовать от него хлеба и подписания необходимых для этого документов для директоров зернохранилищ.
Днем король подписал все, что они требовали. Ему бы вывезти семью, но Людовик, верный своей привычке тянуть и колебаться до последнего, так и не решился, тем самым подписав смертный приговор себе и своей супруге.
Среди женщин оказалось немало мужчин, а вдохновителем женского марша был… герцог Орлеанский, превратившийся в народного трибуна и упивавшийся своей популярностью. Луи Филипп не забыл обид, нанесенных ему королевой в Версале, и ее нежелания допускать в Трианон. Теперь едва ли не делом чести герцога стало убийство Марии-Антуанетты. Зачем? Какая разница, главное увидеть, как будет молить о пощаде, ползая у него в ногах, эта гордая австриячка! Или увидеть ее голову на конце пики.
Женщин куда легче поднять против женщины, тем более парижане столько времени усиленно пичкались самыми неимоверными бреднями по поводу королевы. Всем казалось, что это исчадие ада в женском обличье необходимо уничтожить в первую очередь. Мария-Антуанетта превратилась не просто в козла отпущения, она стала тем самым козлом, который должен ответить за всех королей Франции, правивших до нее.
Королеву не убили, но потребовали, чтобы вся семья отправилась в Париж, потому что из Версаля можно запросто удрать.
В карете, раскачиваемой бушующей толпой, дрожали несколько человек, вчера еще всесильная королевская семья – король, королева, их дети, сестра короля Мадам Елизавета, граф и графиня Прованс. Сопровождавшая их толпа несла на пиках… отрубленные головы их личной охраны!
Королевскую семью отправили в Тюильри, а Версаль подвергся полному разорению мародерами…
В Тюильри переселили и тетушек короля.
Теперь все семейство, еще остававшееся во Франции, было под бдительным надзором парижан. Постепенно жизнь хоть как-то начала налаживаться. Мария-Антуанетта делала все, чтобы как можно реже попадаться на глаза ненавидящим ее людям.
На некоторое время парижане почти оставили в покое королевскую семью, во всяком случае, их даже отпустили на лето в Сен-Клу, потому что в жару в Париже было нечем дышать.
Почему же король и его семья не бежали в это время, едва ли во Франции было что-то их удерживающее? Кроме того, где были родственники Марии-Антуанетты, ее брат император Иосиф? Иосиф умер 20 февраля, а ставший императором второй брат Леопольд совсем не был столь решителен, чтобы спасать сестрицу. Остальные монархи Европы удивительным образом молчали, словно чем хуже во Франции, тем лучше… Может, так и было?